Найти в Дзене
ГРОЗА, ИРИНА ЕНЦ

Тропы судьбы. Глава 177

фото из интернета
фото из интернета

моя библиотека

оглавление канала

начало здесь

Я растерянно хлопнула на него глазами, сразу даже не сообразив, что ему ответить. В голове пронеслась картина из моего сна. Он прочитал мои мысли моментально, и произнес только одну фразу:

- Не может быть…!!

А я, вместо того чтобы почувствовать какое-либо любопытство, ощутила бесконечную усталость. Господи!! Как мне надоели все эти игры с энергиями, силами, снами, битвами, драками и разговорами! Мне до смерти (актуальненькая фразочка, при нынешних-то обстоятельствах, ничего не скажешь!) захотелось оказаться у себя на деляне, услышать ворчливый голос моего завхоза Василича, бурчание бригадира Петро, захотелось нецензурно побраниться с Саней-Колобком и выпить после баньки клюквенной настойки в компании Саныча, а потом, вести с ним разговоры «за жисть» почти до самого утра. Простая, обычная жизнь обычного человека! И напала на меня такая тоска от этих мыслей, что я чуть не заревела в голос со всхлипываниями и причитаниями. Разумеется, мои мысли были, словно как на ладони, и не составляли никакого секрета для присутствующего здесь человека. Его голос прозвучал в крайней степени удивления.

- И ты не хочешь познать тайны этого мира?! Не хочешь получить долгую, почти бесконечную жизнь, прикоснувшись к Камню Демиурга?! Не хочешь овладеть всей своей силой, а не жалкими ее обрывками?!

И тут я почему-то разозлилась. Конечно, злилась я на себя, а не на него, но с раздражением, поднимающимся откуда-то из самых глубин моего измученного разума, справиться не смогла, когда ответила ему чуть резче, чем требовалось:

- Все, чего я хочу – это оказаться там, где мой любимый! Возможно, он ранен и ему нужна моя помощь, хочу убедиться, что мальчику Антону не угрожает никакая опасность, так же, как и его престарелой бабуле, и, в конце концов, хочу оказаться дома. А еще я хочу прожить свою жизнь так, как я хочу, как это соотносится с моей душой и с моим долгом перед близкими мне людьми! А еще я хочу прожить отведенный мне Творцом срок достойно и уйти из этой жизни с миром в душе, и с чувством удовлетворения от того, как я эту жизнь прожила!

Под конец своей пламенной речи я совсем разгорячилась. Эмоции кипели во мне, и я удерживала их с неимоверным трудом. Закончив говорить, я, все-таки, подняла глаза на стоявшего рядом со мной человека. На какое-то мгновение, его лицо перестало меняться, и сейчас на меня смотрел старик, проживший долгую жизнь и познавший много всего, и хорошего, и плохого. И бремя этих знаний лежало тяжким грузом на его плечах, а глаза были полны печали. Мне вдруг в голову пришла фраза из Экклезиаста. «Во многой мудрости - многое печали…» Старик грустно смотрел на меня, и мне было нетрудно прочесть его взгляд. Печаль, разочарование, сожаление и какая-то тень тоски по чему-то несбыточному и недостижимому. Но это длилось всего лишь несколько мгновений. Он тихим шепотом проговорил, будто прощаясь с чем-то невозможно дорогим и выстраданным всей его жизнью:

- Что ж… Пусть все будет по-твоему…

Он поднял руки над головой и хлопнул в ладоши. Опять вспыхнул яркий свет, все закружилось вокруг меня, завертелось какой-то бешеной каруселью, и я стала проваливаться в пустоту, теряя сознание. И на самой границе, когда я уже переставала ощущать окружающее меня пространство, я услышала тихий шепот.

- Мы еще встретимся…

И тут же тьма проглотила меня, как голодная акула, словно я перестала быть.

Сначала пришел звук. В полнейшей тьме я услышала тонкие повизгивающие звуки, затем раздалось завывание. Тоненькое, тоскливое. Словно где-то совсем рядом со мной кто-то мучил щенка. Потом опять повизгивание, переходящее в захлебывающиеся всхлипы. Глаза не хотелось открывать, хотелось опять провалиться в то небытие, из которого я еще не успела до конца выйти. Там было так тихо, так покойно. Но завывания и скулеж не прекращались. Эти звуки резали нервы, словно ржавым тупым ножом пилили по стеклу. Невольно я сморщилась. И это было первое, что ощутила физическим телом. Поняв, что в покое меня не оставят, с трудом разлепила глаза. Прямо надо мной я увидела побеленный потолок со следами копоти по углам и клочьями паутины. Свет, падающий из небольшого окошка, был голубовато-призрачным. Там, за этим окном наступил вечер. Маленькая комнатка, освещенная этим неясным светом, казалась похожей на внутренности деревянной старой шкатулки. Древней, ветхой, давно забытой своими хозяевами. И тут так же пахло деревом и пылью. Где это я? Память никак не хотела возвращаться, и я опять сморщилась, пытаясь вспомнить хоть что-то, кроме навязчивого шепота, звучащего в моей голове: «Мы встретимся…». И тут, рядом с собой я услышала старческий дребезжащий голосок.

- Очнулась она… Беги, скажи…

Раздался какой-то шум, хлопнула дверь и, издалека звонкий мальчишеский голос, прокричавший неведомо кому.

- Она очнулась!!

А я над собой увидела склоненное старческое личико в обрамлении беленького простого ситцевого платочка в мелкий черный цветочек, из-под которого выбивалась седая прядка волос. И тут, наконец, память обрушилась на меня с силой водопада. Олег!!! Где он?! Что с ним?! Попыталась подняться, но все вокруг меня закружилось, заплясало, грозя свалить на меня этот белый потолок, эти деревянные стены с, прибитым над самой кроватью убогим и таким трогательным ковриком с, почти выцветшим до белизны, нарисованным оленем. Ее заботливые руки пытались меня настойчиво уложить обратно, и старушка принялась без конца повторять:

- Тише, тише ты, неугомонная…. Сейчас, сейчас, дам питья… Только лежи, не дергайся… Тебе еще нельзя вставать…

Почему нельзя? Я что, ранена? Но никакой боли я не чувствовала. Я опять попыталась подняться, а старушка все пыталась меня удержать на старенькой скрипучей кровати с панцирной сеткой. Тут раздался звук хлопающей двери, тяжелые шаги, и в комнату, пригнувшись в низком дверном проеме, вошел… Прон! Я от удивления даже прекратила свои попытки подняться. Старец посмотрел на меня каким-то странным, тяжелым взглядом, и сокрушенно покачав головой, тяжело вздохнул. Мол, что же ты… Эх!! И я вдруг, ни с того, ни с сего, почувствовала себя нашкодившим котом. Баба Марфа (а это была именно она), кинулась к Прону с жалобами.

- Не слухается она меня, батюшка… - Сокрушалась старушка. – Рвется все куда-то. А разе ж я могу ее удержать, этакую кобылицу…

Я возмущенно зыркнула на нее глазами. Меня еще никто и никогда не сравнивал с кобылицей. Нет, я ничего не имею против этих умных и грациозных животных, но как-то никогда себя с ними не сравнивала. А тут, на тебе! Сразу перед глазами у меня, словно откуда-то издалека, из другой жизни, встала моя кобыла Люська, с грустными глазами и поседевшей от возраста местами шерстью. Я сурово нахмурилась, готовясь ответить старушке что-нибудь этакое, но тут заговорил Прон, обращаясь к бабульке.

- Не слухается, говоришь… Ничего, сейчас послухается. Ты, мать, ступай пока. Там этому, болезному, компресс поменяй, а я тут сам как-нибудь разберусь.

Бабка обрадованно засеменила прочь из комнаты, повторяя, как заведенная: «Это я сейчас, мигом… Он хоть и супостат, а тоже поди, тварь божья…» Я насупленно глядела на подошедшего старца, а в голове была полнейшая неразбериха. Прон присел рядом со мной на кровать, панцирная сетка под ним прогнулась, жалобно заскрипев всеми своими пружинами. Старик сильной рукой приподнял мне голову вместе с подушкой, и поднес к моим губам какое-то пахучее питье в эмалированной зеленой кружке с отколотым краешком:

- На-ка, вот… Выпей…

Я сделала несколько глотков горькой и немного терпкой жидкости, и непроизвольно сморщилась. Прон с ехидной ухмылкой спросил:

- Что, не нравится? А ты давай пей. Мне тут с тобой возиться некогда. Ох, и натворила ты тут, девка, делов… Теперь расхлебывай, да черпак не вырони...

От выпитого напитка тепло пошло по всему телу, согревая окостеневшие мышцы, возвращая живой ток в тело, и я, наконец, чуть охрипшим голосом, смогла спросить:

- Где Олег? Что с ним?

Прон, приподняв лохматую бровь, остро глянул на меня, и успокаивающе проговорил:

- Да жив твой Олег. Ранило его немного. Пуля правый бок ему прошила насквозь. Но, на нем, как на псе бродячем, все быстро заживает. И на этот раз обошлось. С Михасем он уехал, плоды твоих стараний развозит. Куда нам их девать то, убогих этих? – Закончил он совсем непонятно и загадочно.

продолжение следует