Дмитрий Сивцев, более известный под якутским именем Суорун Омолоон, был из заурядной для Таттинского улуса семьи якутских крестьян-середняков, а ключевую роль в судьбе мальчишки сыграли двое почти что случайных людей: батюшка, который на первой исповеди раз и навсегда внушил ему, что нельзя воровать и лгать, да ссыльный Сергей Прокопьев, что подарил ему русский букварь.
Так Суорун Омолоон, воспитанный на "Олонхо", якутских легендах и сказках, вошёл в мир православия и русской культуры. Культурой этой он проникся, прочувствовал её величие, но никак не противопоставил своей. "Русская литература - это наша литература, вместе мы богаче" - говорил он много десятилетий спустя. Что не мешало творить только и исключительно на родном якутском, благо перед автором в те годы лежала целина с парой тропок, робко протоптанных теми, о ком рассказывает сегодняшний музей.
В 1932-м Дмитрий Кононович создал свою первую драму "Кюкюр-уус", а в 1947-м по его либретто была поставлена первая якутская опера "Ньурган-боотур Стремительный", основанная на крупнейшей из былин "Олонхо". На излёте сталинизма писатель ненадолго угодил в тюрьму, но с позднесоветской эпохи неуклонно превращался в живую легенду, мудрого старца народа саха. И точно не знаю, когда в его седой уже голове появилась идея творить не только на бумаге и сцене, но и на аласах и лугах.
В 1977 году в Черкёхе, историческом центре Татты, у церкви, где был крещён, он основал музей "Якутская политическая ссылка". И пусть название не вводит в заблуждение: ведь именно ссыльные, сотни образованных и пассионарных людей, заброшенных царём-батюшкой в эту "тюрьму без решёток", стали просветителями Якутии. Есть легенда, что таттинский староста Роман Оросин дал взятку губернатору, чтобы тот самых образованных и толковых изгнанников присылал к нему, и что-то в этом правда есть: накануне революции в улусе было 250 людей с образованием, причём 7 - с высшим.
В Черкёхе Дмитрий Кононович собрал домики известнейших ссыльных, а заодно - часовню, кузницу, мельницу, бабаарыны и урасы. Всё это создавалось методом народной стройки, на которую выходило раз в неделю от 150 до 400 человек. Воодушевлённый этим опытом, Суорун Омолоон задумал целую серию музеев.
В эпоху нараставшей вражды он собрал в Соттинцах на берегу Лены огромный и красивый музей деревянного зодчества с говорящим названием "Дружба". Ну а в 1990-х и для третьего проекта настал черёд.
Его "домом" стал Ытык-Кюёль - большое село (6,9 тыс. жителей), райцентр Таттинского улуса в 270 километрах от Якутска по Колымской трассе. Получился, пожалуй, самый необычный в России музей деревянного зодчества. Необычный тем, что это едва ли не единственный в своём роде скансен без этнографии, и даже называется он Литературно-художественным музеем "Татта".
Ведь саха - литературоцентричный народ, а как бы не весь цвет якутской словесности родом именно с Татты. В 1993-2001 годах их дома и юрты собрали в местности Хадаи на окраине улусного центра. Туда и поехали мы, свернув с Колымской трассы:
Николай Егорович, наш водитель от Якутска до Якутска, припарковал свой белый УАЗ-"Патриот" у высокого забора с картой:
Мы прошли не в ворота, а в боковую калитку - к музейной администрации в доме купца Теретия Слепцова:
Там встретил нас молодой директор Владимир Дмитриевич Таппыров в чёрной шляпе из конского волоса, и напоив чаем да расспросив о делах блогерских и пройденном пути, повёл на экскурсию по своим владениям.
Главные ворота музея приводят на просторный луг перед занятой подсобками старой управой (1913), посреди которого сидит сам бронзовый Дмитрий Кононович (2011). Обратите внимание на книгу рядом с ним - это главная работа его жизни, "Санга кэстыл". По-нашему говоря - Новый Завет, а точнее - его одобренный Русской православной церковью перевод на якутский, и седому писателю выпала честь быть в этом деле литературным редактором.
У входа встречает, конечно же, парочка из балагана и урасы - традиционных зимнего и летнего якутских домов. За их устройством, достоинствами и вопросами типа "А почему стены скошены" отсылаю в свой рассказ о "Дружбе", тем более здесь обе постройки новодельные (ссылка в конце статьи).
Балаган в "Татте" - даже не экспонат, а Дом Олонхо, где иногда проходят выступления сказителей, а чаще - всякие открытые уроки и мастер-классы для посёлковых детей.
Ураса же, возведённая в 1999 году мастером Эрнстом Алексеевым, была на тот момент самой большой в Якутии - её стационарную основу образуют 14 сэргэ. Теперь крупнейшей в Якутии можно считать, наверное, Могол-урасу в Ус-Хатыне, где нам тоже довелось побывать и даже пообедать с видом на Главу республики.
В "Татте" ураса - ещё и зал праздников и торжественных приёмов, и вон тот стол нам ещё предстояло увидеть накрытым, а тальниковые табуретки рядом с ним - забрать с собой в Москву.
Под куполом, где не было накапливающих всякие хвори углов, а духота и гнус вытягивались в потолочное окошко, теперь уживаются сэргэ и иконы:
А ещё - якутский календарь. Он вёлся по смешанной схеме: по лунным циклам, но с точками отсчёта от солнцестояний и равноденствий. Деревянные календари якуты вырезали под конкретные дела - где-то на год, где-то на месяц, где-то от весны до весны, где-то от лета до лета, а здесь ещё и праздники отмечены зарубками. Переводился календарь предельно просто - деревянная палочка каждый день переставлялась из лунки в лунку:
Рядом с урасой - основное здание музея, памятник у входа в который сразу привлекает взгляд совсем не якутским лицом. Отец Димитриан положил тут начало целой династии, быть может самому известному русскому роду Якутии, и национальность никак не мешает тому, что его внук Иван Васильевич Попов считается основоположником якутской живописи.
Что интересно, внук не по отцу, а по матери - дочь священника Капитолина вышла замуж за однофамильца, на четверть алеута, чьи предки попали сюда из Рязани через Аляску.
В залах музея - церковная и шаманская утварь, древо с портретами известных таттинцев, картины в основном современных художников (конкретно тут - по "Олонхо" и поэме "Сон шамана")...
...самые интересные из которых созданы Иваном Ивановичем Поповым на рубеже 1990-2000-х.
Например "Якутск в 17 столетии" Ивана Попова-старшего (выше) или "Бык зимы" Ивана Попова-младшего )ниже): династия потомков Димитриана продолжается.
Ещё пара залов - о других выдающихся таттинцах, чьи дома мы сегодня ещё посетим:
Вот например сценической костюм оперной певицы Анны Егоровой (портрет - на кадре выше рядом).
И, конечно, куда же в Якутии без декоративно-прикладного искусства - ведь народ саха в нём преуспел ещё в дорусскую эпоху:
На кадре выше сурэх (на врезке; нагрудный крест, превратившийся в украшение) и соны (кафтаны) разного кроя. Слева - дорусский ещё тангалай с рогатой шапкой быстанга, справа под стеклом - бууктах, изобретённый уже под Россией в подражание мундирам. Детали костюмов и украшения:
И сёдла, ведь не зря локальный бренд Татты для Якутии, примерно как "тамбовский волк" или "якутский мамонт" для России - это конь:
В Кёрдеме, фактически четвёртом скансене Омолоона, созданном из не отданных в "Дружбу" построек, я показывал седло с жирафом и страусом, а вот - седло с кентавром!
У выхода - просто очень симпатичная инсталляция:
Ещё одно отличие "Татты" от других скансенов - те как правило устроены на открытой местности, где постройки хорошо просматриваются друг от друга. Здесь же музей расположен в лесу, его здания стоят на полянах, соединенных тропинками, за 200-300 метров друг от друга. От урасы и балагана широкая аллея с тоненькими ёлочками, которые последние несколько лет сажают именитые гости музея, ведёт к его центру - Преображенский церкви. Первоначально она выглядела так и стояла у берега озера:
Но та церковь сгорела в 1895-м, и год спустя на её месте возвели новый деревянный храм. Который ещё в юности рисовал карандашом Иван Попов, а его брат Иннокентий стал здесь последним настоятелем вместо умершего в том же 1896-м Димитриана. Вторая церковь была разрушена при Советах, ну а в музее в 1994-96 годах построили её копию в масштабе 2:3.
От изначальной церкви остался закладной крест, найденный на месте алтаря уже в постсоветское время:
Да колокол, хранящийся теперь в музее:
В теперешние колокола, взойдя по тесным лестницам на колокольню, можно позвонить - их слышно лишь на территории музея:
А невесть откуда взявшееся здоровенное гнездо дрозда на перилах беседки у храма...
...странно вторит пуночкам из любовного стихотворения поэта Анемподиста Сафронова (Алампа) на ограде его могилы, перенесённой в 2012 году из Якутска:
В лесу за могилой - пара сельских школ, начало рассказанной здесь истории:
Первую школу в будущем Таттинском улусе организовал, только встав во главе прихода, конечно же Димитриан Попов. Русских людей в этой глуши было немного, да и те не столько рождались здесь, сколько прибывали по решению суда или начальства, так что учить Димитриан Дмитриевич и Капитолина Димитриановна собирались в первую очередь якутов.
Через просвещение протоиерей-учёный рассчитывал привести инородцев и к православию, ну а государство оценило его старания лишь в 1867 году. Полученный тогда церковно-приходской статус обязывал разместить школу в отдельном здании, и под такое дело батюшка перестроил свою чёрную баню, срубленную в 1851 году. На кадре выше это серый домик за деревьями, и именно в этой комнате со следами банной копоти учился грамоте Алампа:
В 1902 году школе подарил собственный дом (1896) Поликарп Слепцов - где-то он упоминается как богатый купец, где-то - как юрист, выучившийся в Московском университете, а в общем одно другому не мешает. Главное - был это человек при деньгах и понимавший ценность образования: позже он построил школы ещё в Черкехе и Чичимахе. Школа Слепцова - на позапрошлом кадре белый домик у опушки, и класс её куда просторней и светлей:
А самым известным учеником в этих стенах стал Семён Новгородов, уехавший в Петербург на Восточный факультет Императорского университета и в 1917 году создавший для якутов новый алфавит на основе... даже не латиницы, а международных фонетических знаков.
Очень простой, со строгим принципом "как слышится - так пишется", лишённый заглавных букв и знаков препинания, он идеально подходил для ликбеза, но использование выявляло всё больше неудобств. В 1929 году "новгородица" заменилась пантюркистской латиницей "яналиф", а он 10 лет спустя - и вовсе привычной якутской кириллицей.
От школ мы пошли через лес, который тут очарователен и чист, а его тени в жаркий полдень - спасение:
За лесом встречает балаган Алексея Кулаковского (он же Ексекулях) - увы, лишь реплика, но обойти вниманием Ексекуляха в литературном музее Якутии - примерно как изложить историю русской литературы, проигнорировав Пушкина. Родившись на Татте в 1877 год, он выучился в 4-классной школе улусной Чурапчи и уехал в Якутск, где первым из народа саха с отличием закончил реальное училище.
С таким портфолио Ексекулях был нарасхват в улусах, и от одного места работы к другому объехал всю Саха-Сирэ. Позже по опыту этих разъездов он ввёл в науку ряд якутских терминов (уж не аласы ли и булгунняхи?) и предложил советским аграриям ряд методов хозяйства в условиях экстремальных температур. Но больше науки Кулаковского манило искусство, и после пары эссе на русском Ексекуляха вдруг озарило - ведь можно писать на родном языке!!!
Стихотворение "Благословение Баяная" (1900) стало точкой отсчёта якутской письменной литературы.
У дальнейших творений Алексея Елисеевича - поэм "Портреты якуток", "Песнь столетней старухи", "Проклятый до рождения" и других, - красивые названия, а основным их мотивом были противопоставление бесправной архаики и гуманистического модерна. Носителями последнего в Якутии он видел русских, а тем более - советскую власть, которую горячо поддержал. Главным произведением Кулаковского стала поэма "Сон шамана", созданная в 1910 году в Качикатцах близ Кёрдема и к изданию в 1924-м разросшаяся с 500 до 1200 строк.
Снились шаману из глухого наслега последних лет царской России глобальные проблемы и потрясения ближнего будущего, в которых можно разглядеть и изменение климата, и ядерную войну. Там же, в Качикатцах, Алексей Елисеевич написал в 1912 году "Письмо к якутской интеллигенции", ставшее своего рода манифестом саха: совсем вкратце смысл его можно свести к тому, что тюрки севера Евразии (включая казахов) обречены на ассимиляцию и вымирание, спасти от которых их может только модернизация, и во имя неё якутам нужно держаться России.
110 лет спустя можно сказать, что манифест этот выполнен на 110%, ну а что модернизированный народ просто перестанет размножаться, автор тех лет и представить не мог. Умер Кулаковский в 1926 году в Москве, чем-то заболев по пути домой из Баку, с I Тюркологического конгресса.
Соседний дом (по-якутски такой называется "суруйааччы") уже знакомого нам Анемподиста Сафронова вполне себе подлинный:
И небезынтересен с этнографической точки зрения: больше всего суруйаччы похож на курную избу, в которую встроили камелёк - ведь места он занимает немногим больше, чем печка-буржуйка.
Алампа родился в 1886 году, рано потерял мать и в раннем детстве сменил несколько семей своих родственников. В 15 лет он поступил к Димитриану Попову, дальше занялся самообразованием, пройдя в том числе весь курс реального училища, и наконец в 1907 году сбежал в Якутск от отца, видевшего сына исключительно наследником-скотоводом. Литературный путь Сафронов начал чернорабочим в типографии, затем наборщиком, затем писарем у купца-рыбопромышленника Кирилла Спиридонова, с которым доходил на судах до устья Оленька.
В 1912 году Алампа было пошёл по тропе, проторенной Ексекуляхом, но вскоре чуть свернул на целину, поняв что на родном языке ещё и пьесы писать можно! Созданный в 1914 году "Бедный Яков" стал отправной точкой якутской драматургии, ну а по достоинству всё это оценили уже при Советах: в 1926 году Анемподист Иванович возглавил якутские театр, киностудию и литературный журнал "Чолбон".
Беда, однако, подкралась внезапно: по лесам Заречных улусов уже ходили конфедералисты, как называли представителей Младо-якутской национальной советской социалистической партии середняцко-бедняцкого крестьянства. Забористую аббревиатуру придумал юрист Павел Ксенофонтов, вернувшийся в 1922 году в Якутск из Харбина, и к мятежу подошедший со всей юридической дотошностью.
Формально МЯНССПСБК не боролась с советской властью, а требовала буквального исполнения её обещаний и положений. Партизанское движение Ксенофонтов назвал "вооружённой демонстрацией": хоть и при оружии, конфедералисты входили в посёлки, устраивали там митинги, а при первых выстрелах открывали ответный огонь и вновь растворялись в тайге. Видя тщетность своих действий, да ещё и случайно расстреляв детей-пионеров в ночном бою, ксенофонтовцы сдались властям в надежде на амнистию и в большинстве своём кончили дни в лагерях и застенках.
Но между делом чекисты узнали, что гимном своим конфедералисты поют написанную Сафроновым "Песню саха", и вскричав "Так ты с ними заодно!" упекли поэта на Соловки. Там и в ссылке в Архангельской области Алампа заболел туберкулёзом, от которой и умер в 1935 году, вскоре после возвращения в Якутск.
Плывём в знойном воздухе дальше вдоль медленной зеркальной Татты, пересекая спускающийся от церкви луг:
За лугом - дом Неустроевых. Жившие там вместе Николай и Анна были не супругами, а братом и сестрой:
Николай Денисович учился в Якутске вместе с Платоном Ойунским и Максимом Амосовым, которые позже вершили судьбу этой земли. Свой первый рассказ "Дикая жизнь" он тоже написал в 1915 году по-русски и опубликовал уже в 1920-х в журнале "Сибирские огни". Но придя к родному языку, Неустроев сделал ещё одно ответвление тропы Кулаковского и Сафронова - занялся не просто драматургией, а комедией, и его пьесой "Злой дух" открылся в 1925 году Якутский театр. Дальше он решил поехать в Москву в Литинститут, но вскоре бросил учёбу из-за проблем со здоровьем, которые свели его в могилу в 1929 году.
Анна Денисовна, пережившая брата на 18 лет, с 1920-х годов была учительницей, возглавляла в Якутской АССР женское движение и ликбез, собирала фольклор и "Олонхо". Но и в литературу саха вошла как первый детский писатель.
Видимо, в память об этом за домом стоит галерея скульптур по мотивам сказок и Неустроевских пьес. Зимой деревянные фигуры дополняются ледяными:
Отсюда можно сходить пешеходным мостиком за Татту, к дому Суоруна Омолоона (2001) - в его музеях это такой же неизменный объект, как и церковь. Теперь там размещают почётных гостей, а мечта Владимира Дмитриевича - перевезти в музей ямскую станцию Охотского тракта, воссоздав в ней действующие гостиницу и поварню.
Но - вернёмся на правый берег. Чуть дальше стоит балаган, изрядно потрёпанный жизнью... а вернее, наводнением на Татте, в 2007 году поднявшейся до его крыши:
С этнографической точки зрения это балаган последнего поколения - такие отличают "немецкие углы", прикрывавшие самые холодные места помещения и дававшие полезную в хозяйстве вертикальную стену:
В 1915 году в этой юрте родилась знакомая нам Анна Егорова - начав с состязаний сказителей на Ысыахах и продолжив как исполнительница песен на Якутском радио, прославилась она как оперная певица. Звёздным часом Анны Ивановны стали якутские сезоны 1957 года в Москве.
Наконец, главный экспонат музея - юрта Поповых, построенная отцом Димитрианом близ церкви примерно в 1850 году. Здесь и прожил священник до конца жизни, и много ярких личностей побывали в этих стенах. В улусе протоиерей был известен, в том числе и другим пришлым людям - так, это Димитриан Дмитриевич предложил ссыльному поляку Эдуарду Пекарскому из прошлой части собрать якутский словарь и активно помогал в этом деле.
Попадью Татьяну Фёдоровну молодые якуты видели ещё раньше, чем её мужа - тот детей крестил, а она как первая в улусе акушерка встречала их у ворот Орто-Дойду (Среднего мира). Здесь же в 1874 году родился Иван Попов-старший, и уехав сначала в Якутск, а потом в столицы, неоднократно возвращался в отчий дом.
В 2001 году юрту Поповых воссоздал в музее уже знакомый нам Эрнст Алексеев... только вот и настоящий домик цел - он стоит на задворках центральной площади Ытык-Кюёля, в частном владении окончательно объякутившихся потомков. Владимир Дмитриевич дружит с ними, а они пускают в юрту его гостей - вряд ли обычных туристов, но уж наверняка - журналистов, учёных и краеведов.
Я буду показывать фотографии оригинала и реплики параллельно - думаю, тут на глаз понятно, какие где:
Сам балаган представляет собой странный синтез Запада и Востока. Крыльцо с верандой ведёт в сени, слева от которых вросшая в землю глиняная хижина, а справа - хозяйственная часть. В музее в сенях инфостенды, в доме - портреты отца Димитриана. За правой дверью соответственно - экспонаты вроде ручной мельницы и кожемялки или хозяйский чулан, где я даже не стал снимать:
От обычного балагана юрту Поповых отличало разделение на несколько комнат и две печи. В центре - Мамин камин, первая русская печь улуса, сдобный хлеб из которой окрестные якуты почитали за лакомство:
В маленькой угловой комнате, напоминающей баню - якутский камелёк:
В оригинальном доме - сырой спёртый воздух и много необычных видов и деталей:
В музейной реплике - запах свежей доски, репродукции картин и фотографии на стенах. Особенно меня впечатлили снимки якута Степана Бересека, который часто позировал Ивану Попову, а порой уходил в летаргический сон. Недавно якуты сняли об этом кино - "Не хороните меня без Ивана".
...После экскурсии по музею, между репликой и подлинником юрты Поповых, мы вернулись в урасу, где нас ждал самый настоящий званный обед в компании сотрудников музея и замглавы улуса по социальной политике Алёны Гаврильевны Гуляевой.
Но я не запомнил ни лиц, ни разговоров - плывущая африканская жара окончательно доконала, и вот уже я полулежал, откинувшись на ороне, а мне клали мокрые тряпки на шею и лоб. Чуть придя в себя, я ещё и обнаружил, что потерял телефон, а это ставило под угрозу всю дальнейшую поездку - но к счастью, вспомнил, где мог его выронить, и вернувшись к берегу Татты, мы услышали знакомый рингтон в высокой траве.
Состоявшийся при поддержке проекта "Живое наследие", депутата Госдумы РФ Сарданы Авксентьевой, администрации Республики Саха и отдельных районов.
См. также:
Черкёх - вся старая Якутия в одном музее.
"Дружба" - русско-якутской скансен у Лены. Там же про урасу и балаган.
"Олонхо" - душа якутов. Выступление сказительницы Розалии Решетниковой.
