В детстве моему поколению очень повезло. Те, кого потом называли «фронтовиками» и «ветеранами» были ещё молоды и полны сил. Они жили среди нас, учили нас в школе, просто встречались на улице. Вот и в нашем доме жил один из них. Все звали его дядя Серёжа. Как я теперь понимаю, дяде Серёже было лет 45, но нам он казался чуть ли не дедушкой. Он был вдовцом, жил на втором этаже прямо под нашей квартирой, вместе с семьёй своих родственников, родителей моей подруги детства Оли. Бабушки у подъезда, глядя в след проходящему мимо дяде Серёже, сокрушались: «ну, глянь, красавец какой, и ведь не женится, в приживалах обретает. А сколько баб вокруг молодых одни маются.»
Не знаю, как относился к этим разговорам сам дядя Серёжа, но лично нас, детей это положение очень устраивало, ведь он был не только незаменимым старшим другом, но ещё и главным администратором самого что ни на есть настоящего драматического театра. Костромского областного театра драмы и комедии имени Александра Островского, если быть точным. Все премьеры были нашими, все ёлки и даже прогоны – тоже. Иногда нам особо везло, и дядя Серёжа сажал нас в директорскую (раньше – императорскую) ложу, и тогда казалось, что всё действо, разворачивавшееся на сцене, было предназначено только для нас.
Самым классным для нас, детей, было пробраться на его день рождения или какие-то посиделки, когда у него собирались артисты. Они пели, читали стихи, разыгрывали какие-то немыслимо смешные интермедии. И всё вот так запросто – в малюсенькой комнатке, практически сидя друг на друге. Мы с соседскими детьми обычно откровенно подглядывали. Нас все замечали, но никто не прогонял. Так и стояли мы под дверью комнаты дяди Серёжи целыми вечерами, а потом пересказывали родителям, что же там было такое особенное.
А ещё дядя Серёжа обожал устраивать новогодние представления (как тогда говорили – ёлки) для нас, Олиных подруг и друзей. Подготовка начиналась задолго до наступления Нового года. Это было особенно заметно, когда кто-то из нас по-соседски заглядывал поиграть в куклы – стол, за которым сидела вся семья, начинали спешно закрывать от наших любопытных глаз. Сразу становилось понятно – там делались подарки, которые держались в страшном секрете от будущих участников праздника. Каждый год подарки были практически одинаковыми по содержанию (шоколадные конфеты, карамельки и, о чудо – самый настоящий апельсин), но совершенно разные по оформлению. Иногда их запаковывали в виде громадной конфеты, иногда – в виде сапожка или бумажного шара. Каждый раз мы ждали и спорили друг с другом – а что же будет на этот раз. Оля важно хранила молчание и ни разу не раскололась.
Как я ждала этих ёлок – это что-то! Самым большим кошмаром было заболеть накануне праздников. И как часто бывает, в один год именно это и произошло. Я лежала у себя в комнате и прислушивалась к еле доносившимся звукам веселья и представляла: вот они танцуют, вот Снегурочка пришла, вот стали звать Деда Мороза. С этими мыслями я как-то незаметно уснула. Проснулась я уже в сумерки от внезапно пророкотавшего баса:
-А кто здесь девочка, Ира? – от неожиданности я даже села на кровати. Надо мной склонился самый настоящий …Дед Мороз. Из-за его плеча выглядывала миниатюрная Снегурочка и хитро улыбался дядя Серёжа. Замыкали эту весёлую компанию, конечно же, мои домашние. Вернее, часть из них: папа и бабушка.
- Это я, - больше ничего просипеть не удалось. Горло сразу же напомнило, что болезнь – не самая приятная в мире штука.
- Нельзя, чтобы такая хорошая, такая умная девочка осталась без подарка.
Дед Мороз протянул мне огромный пакет, перевязанный синим бантом и продолжил:
- Я решил не просить тебя прочитать стихотворение, мы со Снегурочкой немного торопимся. Вот поздравили тебя и сейчас отправимся к другим детям.
- Дедушка, дедушка, а как же желание? – я теребила важного гостя за полу роскошной шубы из синего атласа. Даже голос откуда-то прорезался, хотя и ненадолго.
- Ну, конечно, моя дорогая. Что бы ты хотела?
- Я… я хочу другу маму, - еле слышно пролепетала я.
- Другую маму? – Дед Мороз опешил. – Это как?
- Такую, которая ночует дома… - прошептала я ещё тише.
С того памятного предновогоднего вечера прошло уже более 50 лет, но я до сих пор помню ошарашенные глаза Деда Мороза, прыснувшую от смеха Снегурочку, бабушку и папу, которые наперебой стали рассказывать гостям, что наша мама – врач, что она спасает людей, и что как раз сейчас она на суточном дежурстве.
Первым пришёл в себя Дед Мороз. Видимо, сказались годы служения в театре и сотни отработанных ёлок.
- Да, что вы мне все тут рассказываете – зарокотал он – я и сам это всё отлично знаю. – и, подмигнув мне, продолжил – Вот сейчас закончу поздравлять детей и обязательно загляну к твоей маме на дежурство. И её поздравлю, и твоё желание передам.
- Вы лучше его маминому начальству передайте, - засмеялся дядя Серёжа.
На этом весёлая процессия развернулась и покатилась вниз по лестнице, оглашая её весёлыми шутками-прибаутками. Я опять провалилась в сон. Но сквозь него мне показалось, что около моей кровати ещё долго стоял папа.
Выздоровела я буквально на следующий день. Моё заявление о желании получить другую маму навсегда вошло в анналы семейной истории, о ней время от времени вспоминали по самым разным поводам. Бабушка ещё несколько недель выдавала мне шоколадные конфеты из подарка, а я ещё очень долго была уверена, что Дед Мороз передал моё желание по верному адресу, потому что это были последние новогодние праздники, которые я встречала без мамы.
Как потом оказалось, творцом моего счастья был на самом деле дядя Серёжа, который решил проблему парой остродефицитных билетов и обещанием и впредь не забывать о медицинских работниках.
Жаль, я узнала об этом слишком поздно, и не смогла поблагодарить его. Я встретила Олю через много лет. Мы все уже жили в других домах, другой жизнью, с другими людьми. Увиделись мы на одном из собраний ветеранов Афганской войны. Она привела туда свою дочь, прелестную девушку по имени Злата, которая хотела познакомиться с однополчанами своего погибшего под Кандагаром отца. Мы с Олей вспоминали дядю Серёжу, а Злата смотрела на нас такими же, как у него, лукавыми глазами.