Утром по деревне проскакала конница военных. Хватали всех, кто попадался на пути. Особенно досталось мужикам, которые поутру возвращались с ночной рыбалки.
Оглушительный ночной свист повторился несколько раз уже и утром.
Все жители были в панике.
Павлюта, перевязав раненого ещё ночью, с началом переполоха сбросила его в погреб, подтянула на крышку сундук. Федьке велела держать язык за зубами.
"Повесть об окаянной" 2 / 1
Тётка Вера проснулась, пошатываясь шла к столу за водой.
Ксанка потягивалась в постели.
— Тёть Вер, — крикнула она радостно, — а что у нас так шумно стало?
— Да подожди ты, дай жажду утолить.
Вера зло посмотрела на Павлюту и прошипела:
— Ведьма, ты чего со мной сделала? Я как будто вместо крынки молока выпила самогона.
— А ты и выпила, — пробормотала Павлюта и показала на стол.
Там стояла пустая бутылка.
Тётка Вера таращила на старуху глаза и шептала:
— Не может такого быть!
— Может-может, ты от страха чуть не уделала штаны и видать для смелости пригубила, да в разнос пошла. Вера, Вера, а Федька-то ещё дитё.
Вера непонимающе тёрла глаза, пытаясь вспомнить, что произошло.
Стон Ксанкин помнила. Помнила, как Федьку отправила в ночь, как стучался кто-то в дверь, а дальше темнота.
Держась за голову тётка Вера вернулась на кровать, столкнувшись у перегородки с беременной племянницей.
— Спать ночью не давала, бесстыдница. Уж родила бы побыстрее, да вольнодумец твой прибыл с приданым. А то до седых волос не доживу!
— Ты чего, тёть Вер? — смущённо произнесла девушка. — Я спала хорошо, Проша снился. Он картину нарисовал. Да такую, что от неё свет божественный шёл. Он с этой картиной в руках по улицам проходил, и злые люди добрыми становились. А потом эту картину захотел себе царь. Но Проша сказал, что она волшебная и работает только в его руках.
Но царь взял ту картину силой, а Прошу заковали в кандалы и отправили в высокую темницу. Царь картину эту взял, собрал своих бояр. А бояре эти ровно половина полегли. А вторая половина жива осталась.
Царь и разозлился, велел Прошу доставить к нему. А Проша и сказал, что в его руках злые становятся добрыми, а в чужих руках злые станут мёртвыми.
И царь эту картину велел сжечь. И Проша… Проша…
Ксанка вдруг разрыдалась. Да так сильно, что Павлюта еле её успокоила.
Девушка дрожащим голосом договорила-таки:
— И Проша мой тотчас ослеп… Вернулся ко мне, а вместо глаз у него угольки. И жили мы с ним в лесу, потому как люди любимого моего боялись.
Ксанка продолжала всхлипывать, когда в дом ворвались трое военных.
Они измерили пытливыми взглядами Павлюту и Ксанку.
Федька по приказу старухи спрятался на печи и не высовывался.
— Лишние есть?
— Есть, — кивнула Павлюта, — я в гости пришла. А по чью честь такой конвой?
Старуха улыбнулась своим беззубым ртом, а один из военных даже отвернулся. На самом деле зубов у Павлюты было предостаточно. Она умела улыбаться так, что их не было видно.
— Лишние есть? Не деревенские, чужие.
— Были, — тоненьким голосом пропищала тётя Вера из-за перегородки.
Три пары сапог прогрохотали мимо испуганной Ксанки.
Тётку Веру вытащили из кровати, насильно притащили на кухню и наставив к виску два ружья спросили хором:
— Где он?
— Хто? — тётка Вера дрожала.
— Чужой где? — голос одного из военных ну точно походил на весенний гром.
Вере казалось, что даже полы дрожат под ногами.
— А мне откуда знать? Стучался, валялся в сенях.
Один из военных метнулся в сени.
Двое других потащили Веру туда же.
Павлюта побежала за ними.
— Да отпустите бабу, пьяная она. Вон бутыль на столе. Всю ночь пила, да теперь ей мерещится всё.
Тем временем тётка рукой указала на то место, где лежал незнакомец.
Военный присел на корточки, стал нюхать полы, да как закашлялся!
Предусмотрительная Павлюта ещё ранним утром до приезда конницы насильно заставила кота помочиться в том месте, где лежал раненый.
Перед этим натёрла всё солью, вымела.
Запах стоял до того неприятный, что тётку Веру стошнило прямо на сапоги одного из военных.
— Так, — махнул один из них. — Здесь его нет. Следов нет на снегу.
— Какие следы, — покрутил у виска другой, — снег ночью шёл.
— А кого ищем, милочки? — поинтересовалась Павлюта.
— Преступник ночью сбежал. Убил четверых из конвоя прямо рядом с вашей деревней. Ищем. Опасный человек он. Пятый из конвоя его преследовал.
Да упал споткнувшись. И из виду потерял. К утру добрался до тайного пункта, сообщил о происшествии. Как найдём преступника, виновных казним. Вместе с этим иродом.
А кто его прячет, тот пожалеет. Некогда нам с вами трепаться.
Все трое вышли из дому.
— Страшно-то как, бабушка, — прошептала Ксанка. — А как теперь ходить по улице?
— Ногами, — проворчала Павлюта. — Если сбёг человек, то вряд ли он виновен.
— Хм, — усмехнулась тётка Вера, держась за стену. — Кто ж захочет на казнь?
— Идите в дом, — скомандовала Павлюта и заперла дверь.
В комнате отодвинула сундук, открыла погреб, спустилась туда.
Потом крикнула:
— Ксанка, подай тряпок, да побольше. Можно старых. И лампу мне сюда.
— Ты давай керосин наш не трать, — крикнула тётка Вера.
— А он не ваш, — ответила из погреба Павлюта. — Его я принесла, если ты забыла. Иди опохмелись. Медовуха у печи стоит.
Вера махнула рукой и прилегла.
В голове до сих пор была распутица. Она по-прежнему не помнила ничего и не понимала, чего Павлюта забыла в погребе.
А Ксанка всё поняла.
Когда Павлюта вылезла из погреба, подозвала Федьку и сказала:
— Через каждый час к нему спускайся. Губы смачивай. Я вечером приду. Да не болтай мальчишкам ничего. А то всех вас казнят. Надо как-то Верку угомонить. Я над ней немного поколдую. Вы на тётку не ругайтесь. Она болтливая. Пусть лучше поболеет маленько. Может добрее станет.
Ксанка задрожала.
— Ты чего, бабушка, к нам его притащила?
— К вам… Но не я его тащила. Он сам пришёл или приполз. Не знаю я ничего. Ранен он сильно. Я его зашила как могла. Красивый какой, — пропела Павлюта. — Где мои молодые годы? Я бы его поцелуем излечила. Не может такой быть преступником. Ох, не может. Что-то тут нечисто. Беда его настигла. А сердце доброе-доброе у него. Грудь шёлковая, кожа нежная. Только изранили её всю изверги.
— Ну уж нет, — запротестовала Ксанка. — Убирай его отсюда.
— Поздно уже, — Павлюта пошла к выходу. — Затихнуть надо. И молчать. Хорошо, что ты родишь скоро. Никто не заподозрит, что я к вам шастаю. Всё, мне пора. Не балуйте тут и Верку не обижайте. Вечером приду.
Ксанка закрыла дверь за старухой и сказала брату:
— Давай всё по порядку. Кто у нас в подвале, и что произошло ночью.
— А не скажу, — огрызнулся Федька. — Пытать начнут, расколешься. Ты же слабая. Хоть жива останешься.
Ксанка схватила брата за руку:
— А ну быстро говори! Всё отцу расскажу.
Федька вырвал руку и собрался на улицу.
— Пойду послушаю, что говорят о нём, через час вернусь.
Тётка Вера стонала за перегородкой:
— Ох, помру я, Ксанка… Ох нехорошо мне. Ну дай что-нибудь пригубить.
Девушка налила воды, подошла к тётке, попоила её.
— Вот и пришла моя смерть, — теряя сознание произнесла Вера, — ну хотя бы напилась…
Продолжение тут
Копирование книг запрещено!
Одна мурая мадам в одноклассниках распрекрасно выкладывает мои книги. При этом никакого разрешения она не спрашивала.
