(предыдущая часть тут)
— Знаете что? — Сказал Кузьмич, пыхтя у костра своею трубкою с самосадом. — Как-то не хочется мне назад идти. Ты, уважаемый Боровик, меня под это дело ведь тоже подписал — под выяснение-то. Только вот наказал, чтоб я всех ребят собрал у себя, чтоб мы, значит, туда вместе двинулись… А я, чтоб, пошёл обратно свой век в заимку доживать. Эх…
— Да, — отвечает грибной дед, — было такое, чего греха таить? Оно ж, теперь и лось у тебя остался — всё веселей… Чего не захотел возвращаться — того я не знаю, то ему виднее, конечно. Мать-Грибовица-то про всех говорила, но, думаю, это можно замять, это ничего. Но как же он тут будет-то? Мутант ведь — в глазах обсчественности!
— А как я тут была? — Возразила белка. — Ничего ведь, прожила как-то… Правда, мне легче было. Явилась тут в деревню одну, а все мужики, кого ни встретила, так за сердца и хватались. Некоторые даже в обморок падали. Белочку увидели, простихоподя, да не ту, что орешки всё грызёт и ядра складирует. Подхожу к одному, говорю: «А есть ли тут у вас, мил человек, какая работа?». А он мне: «Ты эта… в сельсовет или… Или как его? Управу нашу. Чего ко мне-то сразу?», и убёг, болезный. Ну я и пошла. Там тоже мужик, и тоже за сердце… В общем, теперь я у них главбух. У меня даже паспорт есть!
— Не… — Говорит Боровик. — Лосю в этом деле посложней придётся. Он ведь не из тех зверей, что приходят… хм… ну ты поняла. Обломают рога-то…
— Да уж… — Задумалась белочка. — А я ведь тут так бы и осталась. Мне бы облик совсем человеческий — и вовсе бы горя не знала. Как думаешь, Фёдор Кузьмич?
И этак Кузьмичу подмигивает. Он, бедный, от такого мига весь аж вдрогнул и чуть трубку свою в костёр не уронил. Но хмыкнул себе в усы:
— Оно бы конечно, ага. А то я, что-то, никак к тебе не привыкну в этом твоём облике. А теперича и вовсе отвыкать пора. Мда…
— Да так-то оно так… А вот чего я от тебя всё время убегала? А оттого, что вот такая я. Чую же, что именно от этого ты весь какой-то напряжённый…
А потом задумалась:
— Ай, и что об этом говорить-то — Крыса твоя меня никогда бы не приняла. Да и Бергамот сильно меня опасается. Не ко двору, вишь, пришлась — не то что этот лось твой…
Кузьмич тут и вовсе стал чернее тучи. А лис с медведем сделали вид, что ничего этого не слышали, а просто уплетали свой ужин. Как-то совестно в такое слова свои вставлять.
На следующий день выдвинулись все к башне. Кузьмич тоже пошёл. Хоть и поначалу, вроде, говорил, что, мол, ежели чего, по зарубкам до заимки доберётесь, мол, припасов достаточно, мол, белочка умеет — по зарубкам-то… А тоже — покумекал, махнул рукой, и двинул вместе с народом.
Пришли. Лис, как самый дипломатичный, ударил в ворота. Высунулся джинн, спросил:
— Как вас сегодня много… И что, вам, уважаемые, надо?
Лис, не будь дурак, ему и ответил:
— Ну ты же видишь, что мы какие-то не такие? Вот, за советом пришли, если не прогонишь.
Джинн на этом месте задумался, да и говорит:
— Вон того не пущу, остальные проходите.
И, значит, на грибного деда указывает. Ну, делать нечего, остался сильно опечаленный Боровик у входа, а остальные прошли.
Вошли в сводчатые залы, а джинн им и показывает:
— Вот, извольте видеть, дорогие гости, как тут у меня всё обустроено. Я сейчас дастархан соберу, а вы пока походите, посмотрите, на моё жилище.
И исчез куда-то. А окружение, надо сказать, знатное — всё в шелках и бархатах. В восточном, надо понимать, стиле. Местами вычурно, а местами и с тонким вкусом. Ходили тут наши друзья, да диву давались…
Но ходили недолго, джинн мигом пригнал столик с яствами и шербетом. Фруктовое изобилие он пригнал. Такое — что пожрать нечего, а только откушать.
И вот сидят. Джинн их, знай, потчует, и никто не знает как с ним беседу начать… Но тут Кузьмич по праву старшего (что-то такое помнил про восточный этикет — не иначе) встаёт и говорит:
— Так вот, значит, уважаемый… Простите, не знаю как вас величать по имени-отчеству, или как у вас там принято…
Джинн, ему с одобрением подсказывает:
— Звать меня, о, аксакал, Омар Шариф ибн Хоттаб. Тоже Хоттабыч по-вашему, но совсем не тот, который знаменитый.
— Оу, — смущается лесник, — очень приятно. Я вот Фёдор Кузмич, и простите, что не очень знаю как это будет по-вашему… Кажется Фёдор ибн Кузьма? А вот, значит, Иохим и Винни. А ещё Маргаритка. И я даже не знаю, как их всех по батюшке-то…
Джинн на это дело кивает с почтительностию — прилагает левую руку к сердцу — всё как по-восточному положено. И отвечает:
— Польщён знакомством, угощайтесь, дорогие гости…
Но Иохима же свербит. Но Иохима же жжёт…
— У меня вопрос, о наш мудрый хозяин. Вы же ведь и раньше встречали таких как мы?
— О да, — немедленно ответил ему джинн, — был один такой. Ушёл, ушёл обратно — туда, откуда пришёл.
— Но… — недоумевает лис, — вы же тогда, наверное, знаете, как он тут появился?
— Знаю и это… — Соглашается джинн. — Но вы кушайте, кушайте пока, не стесняйтесь.
На это Иохиму и сказать нечего, пришлось напереть на фрукты и напитки.
(продолжение тут)
