оглавление канала
Я сидела в столовой на своей родной базе, обсуждая с Андреем переезд на новую лесосеку, когда до меня долетел зов Асхата:
- Тебя ждут… Совет скоро начнется…
Я потрясла головой, словно отгоняя назойливую муху, слегка поморщилась, сетуя на свою забывчивость. Уже который раз меня вызывали на Совет, а я все находила благовидные предлоги на него не являться. Пока Олег мне не сказал, сурово сдвинув брови:
- Катюха, ты от них не избавишься простыми отговорками. – Но видя, что не произвел своим хмурым и строгим видом на меня никакого желаемого впечатления, сменил тон, и взяв нежно мои пальцы в свою жесткую ладонь, тихо добавил: - А главное, ты уже больше не сможешь от этого уйти сама. Сила живет в тебе, и тебе придется это принять. Ты не сможешь от нее отказаться. Это все равно, что остаться без ног, или без глаз. А скорее, и то, и другое вместе.
Я, помнится, тогда хмуро глянула на своего любимого, и подумала, что он, конечно, прав. Но пока ничего не могла с этим поделать. Почему-то, мне казалось, что меня пытаются поставить на отведенную мне полку в общей системе. А я этого терпеть не могла. Ощущение внутренней свободы, принятие собственных решений, пускай, иногда и не правильных – было непременным условием моего комфортного душевного состояния. Конечно, это не отменяло у меня таких понятий, как «долг» или такого слова, как «надо». Но я их всегда соизмеряла с собственным восприятием окружающего мира и своего места в нем. Наверное, когда-то, именно поэтому, я выбрала такую, экзотическую для женщины профессию лесника. Мне всегда было необходимо чувствовать лес, землю, ветер, грозу, даже неудержимые снежные бураны и наводнения приводили меня в какой-то неописуемый восторг. Я задыхалась в бетонных городских джунглях. Какие уж тут могли быть «полочки». А еще, вид всех этих старцев из Совета производил на меня угнетающее впечатление. Они мне напоминали о Проне. А также, о том, что его уже больше с нами нет. Каждый раз, когда я об этом думала, слезы помимо моей воли начинали градом течь из моих глаз. И ничего я с этим поделать просто не могла. И сразу вспоминался рассказ Турала, о том, что именно тогда произошло в подземелье, когда погиб Прон. Сразу после выхода из врат, Он рассказал нам о произошедшем там, в подземном коридоре запретного подземелья.
Турал собирался усыпить Паукова, но замешкался на мгновение, потому что Прон выронил из рук фонарь, и он покатился с веселым звоны по каменному полу. И этого мгновенья хватило, чтобы Пауков неведомо откуда извлек проржавевшую железную скобу, которую он умудрился вытащить из волокуши, пока на него никто не обращал внимания, и всадил ее со всей силы в бок Прона. А сам, откатившись в сторону, и встав на четвереньки, натыкаясь на стены, но при этом, как-то весьма ходко для его состояния, пополз обратно на выход, где уже были слышны шаги погони. При этом, он истошно орал, что он здесь и, чтобы никто не стрелял. Пока Турал кинулся к Прону, пока извлек из него эту чертову скобу, пленный умудрился заползти за поворот, и скрыться из глаз старца. Турал кинулся было следом, но наткнулся на автоматную очередь. Видно, Копейщики решили не рисковать и пленных в этот раз не брать. Турал швырнул в них всю энергию, какую только сумел собрать за короткий срок, сотканную из своей злости и гнева. Удар получился сокрушительный. Преследователей разметало как кегли. Что там случилось дальше, никто не знал, да это и мало кого заботило. Нужно было уносить раненого Прона. Что там случилось дальше с той погоней и с Пауковым – мы не знали. Да, и честно говоря, мне уже это было безразлично. Чтобы там с ними не случилось, я им не завидовала. Я видела, что может сотворить ТАКАЯ сила, исходящая от Старейшины.
Я все еще сидела, сурово хмуря брови, совершенно забыв, где я нахожусь. Горестные воспоминания слишком были свежи в памяти, и раны, оставленные уходом Прона, еще не зарубцевались. Привел меня в чувство голос моего мастера. Андрей мягко и участливо спросил, почему-то шепотом:
- Что, опять зовут? – В его вопросе было слышно легкое благоговение наполовину с острым любопытством. Хотя, думаю, любопытства было намного больше.
Не вдаваясь в объяснения, молча кивнула. Поднялась из-за стола и с тяжелым вздохом добавила:
- Андрюш, ты бери машину и езжай в третью бригаду, обсуди там с мужиками все как следует. А я на Люське поеду.
Андрей с сожалением вздохнул, и нехотя согласился. В его вздохе можно было услышать незаданный вопрос: «А меня опять не возьмешь?», и тут же сокрушенное «Все хорошее опять мимо…». Эх, родной… Знал бы ты, СКОЛЬКО порой приходится платить за это «хорошее»! И тут же в голове возникли слова из Священной Книги: «Кому много дано, с того много и спрошено». Я уже выходила из столовой, когда услышала, раздавшиеся мне вслед, полные беспокойства, его слова:
- Ты, мать, того… Поосторожнее там…
Я постаралась выдавить из себя бодрую улыбку, и кивнула головой, мол, не боись, все будет хорошо. Но сама чувствовала, что улыбка получилась вовсе не бодрой, а скорее, жалкой и виноватой. Ну и ладно! Как вышло, так и вышло! Ну не было у меня сил притворяться бодрой и веселой! Надеюсь, мои мужики не будут за меня сильно волноваться, а если и будут, то они смогут это выдержать. Я же могу, и они смогут! Хотя, некое чувство вины перед ними скребло в дальнем уголке сознания, как маленький мышонок, своими острыми коготками.
Возле врат у Медвежьего Яра меня уже поджидали Олег и Асхат. В последнее время медведь взял себе за правило сторожить врата, если кто-нибудь из нас отправлялся туда, в другой мир. Сколько Олег ни убеждал косолапого друга, что в подобном окарауливании нет никакой необходимости, и что нам ничего не угрожает, медведь с непреклонным упрямством замирал неподвижно у самого входа во врата, и продолжал там оставаться, пока мы не возвращались обратно. Вот и в этот раз он скульптурным изваянием сидел рядом с каменными столбами, и только посверкивающие сквозь шерсть маленькие глазки говорили о том, что это не чучело, а самый что ни на есть живой зверь. Олег, как всегда при встрече, легонько коснулся губами моей щеки, приобнял за плечи, тихо спросил:
- Ну что? Ты готова?
Я тяжело вздохнула и пробурчала:
- Какая разница? Готова, не готова… Все равно, рано или поздно придется через это пройти. Так уж лучше сейчас, чем позже. Знаешь, как мои мужики говорят? – И не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, с горькой усмешкой закончила. – Раньше сядешь - раньше выйдешь… Предпочитаю «выйти» раньше.
Олег понимающе улыбнулся, и, не убирая руку с моего плеча, провел легкий пасс, открывающий врата. Мы так и шагнули сквозь световую завесу открывшихся врат, крепко прижавшись друг к другу.
Пройдя по длинным и извилистым коридорам, мы вскоре оказались в большой пещере. Она была освещена неведомыми источниками голубоватого света, исходившего откуда-то из-под самого потолка. Небольшие скамьи были расположены амфитеатром и тонули в голубоватом сумраке, так, что разглядеть присутствовавших там не было никакой возможности. А посередине пещеры была круглая, правильной формы площадка, с небольшим камнем-скамьей. Вообще, все это место напоминало мне цирк. Только не было занавеса, из-за которого выходят артисты. Та часть пещеры, откуда мы вышли с Олегом пряталась в рассеянном полумраке. Олег подвел меня к краю освещенной площадки, и тихонечко подтолкнул меня вперед, прошептав на ухо: «Ступай, и ничего не бойся…» Я про себя хмыкнула. Скорее это последнее замечание относилось больше к нему самому, нежели ко мне. Чего мне бояться? Подумаешь, Совет! Если бы Олег хоть раз присутствовал на сдаче отработанной деляны министерской комиссии, то он бы понял, что здешний Совет для меня был почти дружеской вечеринкой.
Подойдя к камню-скамье, я остановилась. Почему-то садиться на нее у меня не возникло желания. Да и как-то было не вежливо с моей стороны сидеть перед таким строгим собранием старцев, напоминающих мне профессорскую комиссию при сдаче государственного экзамена в университете. Лиц, сидящих в амфитеатре, со своего места я разглядеть не могла. Но знала наверняка, что где-то там сидит и Турал, Старейшина этого собрания, и Тверд, Учитель Олега. Только вот Прона среди них не было и уже никогда не будет. Впрочем, Прон никогда и не заседал в Совете. Он предпочитал жить обычной, пускай очень долгой по нашим меркам, но все же, человеческой жизнью. Я не знала, какие чудеса существуют там, глубоко под землей. Иногда Прон рассказывал мне о чудесных городах под голубыми лучами необычного светила, о деревьях с листьями от темно-синих, почти фиолетовых, до нежно-лазоревых, об удивительных цветах, о журчащих ручьях со светлой искрящейся водой, о домах, больше напоминающих княжьи терема, чем простые жилища. Наверное, это было потрясающее зрелище. Но я твердо знала и другое. Я бы никогда в жизни, ни за какие ценности мира не променяла на это диво-дивное щебета птиц, света солнца, звенящей воды в ручье и запаха просыпающейся по весне земли, отошедшей от зимнего глубокого сна. Точно так же думал и Прон. И это было понятно из его интонаций, легкой насмешливой улыбки, когда он рассказывал об этом.