Единственное достоинство, которое удерживало подле меня Наташу - это деньги. За подарки она поощряла меня близостью, снисходила до встреч, а если оные отсутствовали, Наташа резко обзаводилась делами или жаловалась на головную боль.
— У меня завтра будут кое-какие выплаты, сдаю проект, сходим куда-нибудь?
— А давай в магазин, купим мне ветровку или плащ? Из косметики тоже кое-что заприметила. А потом и в ресторан можно.
— А после ко мне?
— Ну конечно, медвежонок, после такого вечера как не поехать к тебе?
Ни о каких чувствах с её стороны речи не шло и я это прекрасно понимал, однако, продолжал заниматься самообманом. Я был влюблён в неё, как собака: преданно, с элементами мазохuзма, старался заслужить её ласки, усиленно вилял хвостиком и поджимал уши, заглядывая в холодные разрезы синих глаз и скулил от счастья, когда она оттаивала, заменяя чёрствость на либерализм, и гладила мою тупую собачью голову. Только не подумайте, что Наташа являла собой напыщенную красавицу с накаченными губами! Нет. Самая обыкновенная, ничем не примечательная девушка, на которую никто особо и не смотрит. Но рядом со мной она чувствовала себя королевой. Да, впрочем, все рядом со мной ощущали себя красавцами.
Я походил на вставшего в полный рост медведя, который основательно подготовился к зимней спячке. Я - это высокий, толстый увалень с гладкой и слабохарактерной рọжей, типичной для бесхребетных толстяков. Собственно, от того, что лицо моё было лишино медвежьей свирепости, а, напротив, выражало дọхлость натуры, женщины и звали меня Медвежонком. Эстафету открыла моя мама, за ней, не сговариваясь, последовали девушки приятелей, а теперь и Наташа. Каждую ночь, засыпая в своей берлоге, я клялся себе, что брошу обжираться фастфудом, запишусь в тренажёрный зал, уйду с ненавистной работы и порву токсичные отношения с Наташей, которым нынче дали такое модное определение, как "абьюз". Но приходило утро, я открывал свои заплывшие жиром веки и моей силы воли хватало только на то, чтобы спуститься в метро, доехать до офиса и уйти из этого мира на 8 часов, погрузившись в программирование. Ближе к окончанию рабочего дня я брал телефон и начинал надоедать Наташе звонками и сообщениями, но если денег не было, то и рассчитывать тоже было не на что.
Влюблённость в Наташу в глубине души не мешала мне её ненавидеть. Я её презирал, проклинал, мечтал, чтобы она меня бросила, чтобы у неё появился другой, в то же время грезил, что она вот-вот позвонит мне, скажет, что соскучилась, что любит, чтобы она умоляла меня приехать как можно скорее и обронила какую-нибудь фразочку из мыльных опер по типу: "Ах, держи меня! Никогда не отпускай! Я твоя, твоя!". Но Наташа, расплатившись со мной за переведённые на новые серьги деньги, проводила ладонью по моей пухлой щеке, вздыхала, и, скрывая безразличие, говорила: "Медвежонок... Мишка ты, глупенький мишка".
В штате наших сотрудников я был ведущим программистом и терпеть не мог свою работу. Учиться по этой специальности меня убедила мать, так как это востребовано и прибыльно. Она заявила, что если я поступлю в педагогический институт на учителя математики, то попросту загублю свою жизнь, ведь дети нынче невыносимы и хуже них могут быть только родители и кретuнская система современного образования. Я послушался её, сделав самую большую ошибку в своей жизни. Я любил детей и хотел вкладывать в них не только знания, но и душу. В моменты, когда меня совсем накрывало от бессмысленности дней, я с фанатичным трепетом предавался фантазиям о работе в школе: вот я стою у доски, расписываю формулы, виртуозно разъясняю ученикам премудрости алгебры, кто-то тянет руку и для меня нет ничего более сладостного, чем увидеть живой интерес ученика к моему предмету, его желание вникнуть в суть. Я непременно стал бы классным руководителем и мой класс был бы самым дружным. Я бы стал для детей наставником, лучшим другом, вторым отцом. Мне представлялась та, другая, наполненная смыслом жизнь во всей полноте наивной мечты и я не стеснялся в широте фантазий.
Но время шло, и шло, и шло, а я оставался там, где стою, не делая решительно ничего. Мне казалось, что я успею, что когда-нибудь непременно наступит то благословенное "завтра", в котором я перечеркну всё нынешнее и начну возводить с нуля настоящее. И вот однажды я с ужасом понял, что мне уже 33 года, а вокруг пустота... Именно тот роковой день, подаривший мне прядь седых волос, и заставил меня очнуться.
Я летел в сочинское отделение нашей фирмы ночным рейсом из Домодедово. Большая часть пути прошла спокойно, я подрёмывал, как вдруг самолёт начало швырять: влево, вправо, вниз, вверх. Кто-то вскрикнул. Я схватился за подлокотники и посмотрел в иллюминатор - бушевала гроза. Голос капитана, срывающийся от плохой связи, известил о том, что мы пролетаем над штормящим морем и попали в зону турбулентности, просил сохранять спокойствие... Как бы не так! Вдруг наш самолёт накренился вперёд и стал резко падать в море! Задохнувшись ужасом, я заорал хуже всякой бабы. Заорали все. Мы превратились в один кричащий комок нервов, оголённый до самых низин души. Мусульманин, сидящий возле меня, заголосил молитву во имя Аллаха на арабском, визгливо и отчаянно, а я впервые ревел как настоящий медведь.
Вся моя тупая, ничему не посвящённая жизнь, пронеслась перед моими глазами. Работа, которую я ненавижу, девушка, которая меня в открытую использует, ученики, которых у меня так и не будет... Господи! Какой же я был дуҏак! Я существовал 33 года, я не жил! Обжирался, ленился, ныл, потворствовал чьей-то алчности, влачился, как червь, ползал по земле бесполезной хламuдой! Как же мало нам дано времени, чтобы всё понять! Как горьки эти секунды осознания ошибок перед неизбежной пропастью небытия! И шанса больше нет! О, как много я понял за те мгновения! Как сожалел о том, что возможностей больше не будет! А ведь это так просто было сделать ещё давно! Мне ничего не мешало, кроме меня самого!
Не знаю, сколько времени прошло после начала падения. 30 секунд... минута... Для меня это была целая жизнь, яркая, как никогда. В какой-то момент я понял, что самолёт начал выравниваться и я, замерев, как мышь перед пастью льва, перестал позорно завывать на весь салон. Капитан справился с управлением и мы благополучно приземлились в Сочи.
На полном автопилоте, не видя и не замечая ничего вокруг себя, я вышел из аэропорта, сел в такси и доехал до гостиницы. Я не помню ни лицо водителя, ни того, что он мне говорил, ни пальм, ни моря в розовом цвете утренней зари, ни девушки от гостиничного ресепшена... Зайдя в номер, я сел в кресло перед панорамным окном и не мог встать оттуда часа два. Я не верил, что всё-таки остался жив. Я знал одно - моя жизнь больше никогда не будет прежней.
За две недели командировки я похудел настолько, что пришлось покупать новые брюки. Питался я одними салатами, постными супами и рыбой. По возвращении домой я первым делом записался в тренажёрный зал и оплатил личного тренера. Наташа мне позвонила сама, уточнить, привёз ли я ей заказанные подарки. Я рассмеялся и послал её к чёрту. Был май, поэтому я принялся готовится к поступлению в педагогический. Я решил подавать документы как на специалиста (где пришлось бы учиться с самых азов), так и в магистратуру на основе моего уже полученного высшего.
Меня взяли в магистратуру на платное. Так как Наташи больше не было, деньги стали валятся у меня без дела и я с лёгкостью оплатил учёбу. Через полтора года я смог устроиться учителем математики в подмосковную школу, но проработал там всего полгода до получения диплома. Дело в том, что я решил осуществить ещё одну мечту и уехать из Москвы в Алтайский край. В детстве я каждое лето проводил у бабушки на Алтае и прикипел душой к этим просторам. Мне приглянулась вакансия учителя в Павловске, в том самом селе, где жила моя любимая бабушка и я связался с директором школы. Разве это не судьба?
Меня никто уже не может назвать Медвежонком. Девушки засматриваются на меня, но, знаете, я им не верю. Все москвички кажутся мне слишком продуманными и корыстными. Кто знает, может, именно там ждёт меня настоящая любовь?
Итак, я сдал квартиру, поцеловал на прощание мать, которая пока не решилась ехать со мной, и прямо сейчас лечу в самолёте Москва-Барнаул. Работу программистом я окончательно не бросил, а стал удалённым сотрудником на полставки, ведь у учителей зарплаты не очень... Но посмотрим, как дальше сложится жизнь, она полна сюрпризов. Я лишь одно знаю твёрдо - что живу теперь, живу по-настоящему здесь и сейчас, и каждый миг этой хрупкой жизни невероятно драгоценен... Ведь он неповторим.