Вот так это случилось. Внезапно. Без предупреждения.
Странно. Я всегда думала, что мы с Димой — одно целое. "Муж и жена — одна сатана" — шутила моя мама на свадьбе. А сейчас я смотрела на экран его телефона. Листала историю банковских переводов. И понимала, что живу с человеком, у которого есть целые пласты жизни, о которых я не знаю.
Началось всё с извещения из банка. Письмо, которое мой муж не успел спрятать. "Перевод 45 000 рублей выполнен успешно".
— Дим, ты что-то крупное купил? — спросила я тогда.
— Нет, с чего ты взяла? — он даже не поднял глаза от компьютера.
— Тут уведомление пришло о переводе.
— А, это... рабочие дела.
И всё. Точка. Разговор закончен.
Я бы, наверное, и не вспомнила об этом диалоге, если бы через неделю не увидела ещё одно уведомление. И ещё одно. И ещё.
Перевод: "Маме". 45 000 рублей. Перевод: "Маме". 45 000 рублей. Перевод: "Маме". 45 000 рублей.
Каждый месяц. С завидной регулярностью. Половина зарплаты.
Меня словно ударило током. Мы снимаем квартиру за тридцатку. У нас кредит. Мы четыре года копим на первоначальный взнос за свою жилплощадь. Каждый месяц я как проклятая веду таблицы расходов: продукты, транспорт, одежда, коммуналка. Каждый месяц мы с ним обсуждаем бюджет и решаем, что можем, а что не можем себе позволить.
И каждый месяц он отправлял своей матери постолько...
Я не знала, что делать с этой информацией. Переварить не могла. В голове крутились обрывки фраз:
"Настюш, давай в этом месяце без кафе, нам нужно экономить".
"Может, отложим поездку на море до следующего года? Сейчас не лучшее время тратиться".
"Эти туфли? Восемь тысяч? Ты серьезно?"
Я пыталась вспомнить, говорил ли он когда-нибудь о регулярной финансовой помощи матери. Нет. Никогда. Ни словом не обмолвился.
Три дня я молчала. Три дня ходила как в тумане. А потом не выдержала. Дождалась, пока он уйдет в душ, разблокировала его телефон, и полезла проверять.
Сорок пять тысяч. Каждый месяц. Два года.
Миллион. Целый миллион рублей! Наш первоначальный взнос за квартиру. Наше будущее. Туда, к женщине, которая и так живет в собственной трешке в центре и имеет пенсию в тридцать тысяч.
Я слышала, как выключилась вода в ванной. Сердце колотилось как сумасшедшее.
Вот он вышел, замотанный в полотенце, с влажными волосами. Увидел меня с телефоном. Замер. Всё понял сразу.
— Ты переводишь зарплату матери, а сам живешь за мой счёт! — выпалила я, чувствуя, как закипают слезы.
— Не всю зарплату, — его голос звучал удивительно спокойно. — Только часть.
"Только часть". Как будто это что-то меняло! Как будто это не были наши общие деньги!
— Ты всё это время врал мне! — в моём голосе звенела истерика. — Два года! Два года мы считаем каждую копейку, а ты тайком спонсируешь свою мать!
Дима медленно сел на край кровати. Я ждала оправданий, извинений, криков... Чего угодно. Но он молчал. А потом произнес фразу, которая перевернула всё с ног на голову:
— Ты не поймешь, Настя. Я должен ей.
— Что значит должен? — я непонимающе уставилась на него. — В каком смысле должен? Она дала тебе денег взаймы?
Он покачал головой. На лице появилось странное выражение — смесь вины, решимости и... страха?
— Нет. Я должен ей, потому что она одна вырастила меня. Потому что работала на трех работах, чтобы у меня было всё необходимое. Потому что отказывала себе во всем, чтобы я мог получить образование. Я. Ей. Должен.
— Но почему тайком? Почему ты скрывал это от меня?
И тут его глаза потемнели.
— Потому что знал, как ты отреагируешь. Ты бы начала вот это всё... — он обвел рукой комнату, словно обозначая наш разговор. — "Наши деньги", "Общий бюджет". Ты бы превратила помощь матери в предмет торга.
Я задохнулась от несправедливости его слов.
— Ты даже не дал мне шанса! Ты решил за нас обоих! Без меня!
— А ты бы согласилась? — он смотрел прямо в глаза. — Если бы я сказал, что буду ежемесячно отправлять сорок пять тысяч маме? Ты бы поддержала это решение?
Я открыла рот и... закрыла. Потому что вдруг поняла: нет, не согласилась бы. Не в таком объеме. Не так регулярно. Я бы сказала, что сначала наша семья, наше будущее, наша квартира.
— Вот видишь, — тихо произнес он. — Поэтому я и не говорил.
Он встал. Начал медленно одеваться.
— И что теперь? — я смотрела, как он натягивает футболку, джинсы.
— Не знаю, — честно ответил он. — Но я не прекращу помогать маме.
Мне хотелось кричать. Хотелось швырнуть в него чем-нибудь тяжелым. Хотелось плакать. Мы пять лет вместе. Три из них женаты. И вдруг оказывается, что всё это время он жил какой-то двойной жизнью.
— Она в курсе, что ты скрываешь это от меня? — спросила я.
Он отвернулся. И я поняла: да. Она знает. Она соучастница.
— Замечательно! — горько рассмеялась я. — Просто прекрасно! Вы с мамочкой против злой жены, которая мешает вам тратить семейные деньги.
— Перестань, — его голос стал жёстким. — Ты ведешь себя как ребенок. Эти деньги я заработал сам.
— А тратим их мы вместе! — взорвалась я. — И решения о крупных расходах должны принимать вместе! Или у нас не семья, а сожительство с раздельным бюджетом?
— Возможно, так было бы проще, — тихо сказал он.
Эти слова ударили больнее всего. Я физически ощутила, как между нами разверзлась пропасть.
— Я пойду, — сказал Дима, застегивая куртку. — Мне нужно подумать.
И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Не хлопнул. Не крикнул напоследок что-то обидное. Просто ушёл.
А я осталась стоять посреди комнаты с его телефоном в руках. Странное дело — я вроде бы и победила в этом раунде нашей семейной битвы. Раскрыла обман. Вывела его на чистую воду. Но почему-то чувствовала себя проигравшей.
Когда хлопнула входная дверь, в квартире стало оглушительно тихо. Я опустилась на кровать и невидящим взглядом уставилась в стену. Что теперь делать? Куда он ушёл? Вернётся ли?
Вскоре телефон в моей руке завибрировал. Входящий звонок. "Мама" — высветилось на экране. Его мама. Мне стало не по себе. Неужели он ей уже позвонил? Рассказал о нашей ссоре?
Палец завис над зеленой кнопкой. Часть меня хотела ответить. Высказать этой женщине всё, что я думаю о её поведении. О том, как она разрушает нашу семью своими непомерными аппетитами.
Но я не нажала. Вместо этого положила телефон на тумбочку экраном вниз и пошла на кухню. Налила себе воды, выпила залпом. Голова раскалывалась.
Сорок пять тысяч ежемесячно. Почти половина его заработка. В то время как мы экономили, отказывали себе во многом, ютились в съемной квартире...
И ладно бы его матери нужны были эти деньги на лечение или на что-то жизненно важное. Но нет! Просто, потому что она его вырастила? Разве не в этом состоит родительский долг — вырастить своего ребенка, дать ему образование, поставить на ноги? Разве после этого нужно всю жизнь платить какую-то дань благодарности?
Телефон на тумбочке снова зазвонил. И снова. И снова.
Я вернулась в комнату, взглянула на экран. Три пропущенных от свекрови и сообщение:
"Дима у меня. Нам нужно поговорить."
Внутри всё перевернулось. Значит, он к ней побежал. Конечно, куда же ещё? К мамочке, которая всегда поддержит и оправдает любые его поступки.
Я чувствовала, как во мне нарастает глухая злость. На него, на неё, на себя — за то, что не видела всего этого раньше. За то, что была такой наивной.
И всё же... Было в его словах что-то, что не давало мне покоя. "Ты бы превратила помощь матери в предмет торга". Правда ли это? Неужели я такая меркантильная, что не способна понять его желание помогать родному человеку?
Нет, дело не в самой помощи. Дело в масштабах и в том, что он скрывал это от меня. В том, что принимал такие серьезные финансовые решения в одиночку, словно я не его жена, а какая-то случайная попутчица.
Я набрала номер Марины, своей лучшей подруги. Она ответила после второго гудка.
— Насть, ты чего так поздно? Что-то случилось?
— Марин, — голос дрогнул, — кажется, мы с Димой разводимся.
— Что?! — в трубке послышался шорох, словно она резко села в постели. — Погоди, я сейчас приеду. Никуда не уходи!
Я нажала на "отбой" и снова осталась наедине с тишиной квартиры. Голова была пустая. Ни одной связной мысли, только какой-то белый шум.
Я прошла в коридор, открыла шкаф. Половина вещей принадлежала ему. Его куртки, свитера, рубашки. Его запах. Его жизнь, переплетенная с моей.
А потом я заметила картонную коробку на верхней полке. Ту самую, где мы хранили важные документы и памятные вещи. Встала на цыпочки, достала её, поставила на пол и открыла.
Свидетельство о браке. Фотографии со свадьбы. Засушенный цветок с моего букета. Его первая зарплатная ведомость, когда он устроился в крупную компанию — мы тогда так радовались...
И конверт. Простой белый конверт, который я раньше не видела.
Я открыла его и достала сложенный вчетверо лист бумаги. Разворачивая, уже догадывалась, что это. Расписка. Обязательство. Что-то, связанное с деньгами.
Я не ошиблась.
"Я, Дмитрий Сергеевич Воронин, обязуюсь ежемесячно выплачивать своей матери, Ворониной Елене Петровне, сумму в размере 45 000 рублей в качестве возврата средств, затраченных на моё обучение в университете. Общая сумма долга составляет 2 160 000 рублей."
Дата. Подпись. И ещё подпись его матери.
Я перечитала документ трижды, не веря своим глазам. Долг? За обучение? Его мать потребовала вернуть деньги, которые потратила на его образование?!
В этот момент в дверь позвонили. Марина приехала быстрее, чем я ожидала. Я пошла открывать, всё ещё держа в руках этот чудовищный документ.
Но на пороге стояла не Марина.
— Здравствуй, Настенька, — сухо произнесла Елена Петровна, окидывая меня оценивающим взглядом. — Можно войти? Нам нужно поговорить о моём сыне.
Я молча отступила в сторону. Она прошла мимо, задев меня плечом, словно случайно. От неё пахло дорогими духами и какой-то неуместной уверенностью. Так пахнет от людей, которые точно знают: они победят в любом споре.
— Чай? — спросила я механически. Бытовые привычки — странная штука. Даже когда мир рушится, мы предлагаем чай.
— Не стоит, — она сняла пальто и аккуратно повесила на вешалку. — Я ненадолго.
В гостиной она села в кресло — прямая спина, скрещенные ноги, сцепленные в замок пальцы. Я осталась стоять, всё ещё сжимая в руке тот проклятый документ.
— Я вижу, ты нашла наш договор, — её глаза остановились на бумаге в моих руках.
— Договор? — я не узнала собственный голос. — Вы называете это договором? Вы заставили сына выплачивать вам деньги за то, что вырастили его?
Елена Петровна сжала губы:
— Не драматизируй, Анастасия. Это обычная финансовая договоренность между взрослыми людьми. Я вложила в Димино образование значительную сумму. Теперь, когда он хорошо зарабатывает, он возвращает долг. Что тут такого?
— Что тут такого? — я почувствовала, как во мне закипает что-то тёмное и опасное. — Вы его мать! Вы должны были дать ему образование просто потому, что это ваш ребенок!
— Не тебе меня учить материнству, — отрезала она. — Когда у тебя появятся свои дети, тогда и рассуждай. А пока... — она сделала паузу, — я пришла сказать, что Дима останется у меня. Он очень расстроен твоим вторжением в его личное пространство. Ты нарушила его доверие.
Я рассмеялась — громко, истерично.
— Я нарушила его доверие? Серьёзно? Он два года врал мне о крупных тратах, а доверие нарушила я?
— Он не врал, — она поморщилась, словно от неприятного запаха. — Он просто не посвящал тебя в некоторые аспекты своей жизни. У каждого человека есть право на личное пространство, даже в браке. Особенно в браке.
Я смотрела на эту женщину и не могла поверить своим ушам. Как умело она манипулировала понятиями!
— У нас общий бюджет, — сказала я, стараясь говорить спокойно. — В семье нет понятия "мои деньги" и "твои деньги". Есть наши общие деньги.
— Ах, вот оно что, — Елена Петровна улыбнулась так, словно наконец-то поняла что-то важное. — Значит, дело не в том, что Дима помогает матери. Дело в том, что ты считаешь его зарплату своей?
— Я этого не говорила.
— Но подразумевала, — она встала, разгладила невидимые складки на юбке. — Знаешь, я всегда подозревала, что ты вышла за Диму по расчету. Он перспективный, с хорошей должностью. А ты? Кто ты? Простая девочка из провинции с дипломом регионального вуза.
Каждое слово било, как пощечина. Я физически ощутила, как краснеет моё лицо.
— Вы... — я задохнулась от негодования, — вы просто чудовище.
— Я реалистка, — пожала плечами Елена Петровна. — И я уже сказала Диме, что давно предвидела такой исход. Ты никогда не любила его по-настоящему. Любящая женщина не стала бы скандалить из-за того, что муж помогает матери.
Она направилась к двери. У самого выхода обернулась:
— Дима просил передать, что заберёт свои вещи завтра днём. Ты ведь работаешь до семи? Он придёт в шесть.
Дверь за ней закрылась, и я осталась стоять посреди прихожей, оглушенная, раздавленная, уничтоженная.
Марина приехала через пятнадцать минут.
— Господи, Настя, что случилось? — она обняла меня за плечи.
Я молча протянула ей расписку. Она быстро пробежала глазами по тексту, и её лицо изменилось.
— Это... это какая-то шутка? Или подделка?
— Нет, — я покачала головой. — Это правда. И она только что была здесь. Его мать. Сказала, что Дима забирает вещи и уходит насовсем.
Марина довела меня до дивана. Заварила чай. Я пила мелкими глотками, чувствуя, как по телу разливается тепло. Оно не достигало сердца — там по-прежнему было холодно и пусто.
— Ты сможешь с этим справиться, — говорила Марина, поглаживая меня по спине. — Ты сильная, ты всегда была сильной. А этот "договор"... это же какой-то бред! Какая мать потребует с сына деньги за его образование? Это... это просто ненормально!
Я молчала. Внутри образовалась пустота, в которой эхом отдавались слова свекрови:
"Кто ты? Простая девочка из провинции с дипломом регионального вуза".
— Может, это и к лучшему, — продолжала Марина. — Если он позволяет матери так помыкать собой... Если скрывал от тебя такие вещи... Может, ты заслуживаешь лучшего?
Я знала, что она права. Но легче от этого не становилось.
На следующий день я не пошла на работу. Взяла отгул. Я не могла представить, как буду сидеть в офисе, разговаривать с коллегами, делать вид, что всё в порядке.
В шесть вечера раздался звонок в дверь. Я открыла. На пороге стоял Дима — осунувшийся, с тенями под глазами. В руках — большая спортивная сумка.
— Я за вещами, — сказал он, не глядя мне в глаза.
— Конечно, — я отступила, пропуская его внутрь. — Твоя мама предупредила.
Он вздрогнул, услышав о матери. Прошёл в спальню. Открыл шкаф. Начал методично складывать одежду в сумку.
Я стояла в дверях и смотрела на его спину. Такую знакомую. Такую родную. И такую чужую сейчас.
— Зачем ты подписал этот договор? — спросила я тихо. — Неужели она вправду заставила тебя выплачивать ей деньги за твоё образование?
Он на секунду замер, потом продолжил складывать свитера.
— Это было моё решение. Она потратила все свои сбережения, чтобы я мог учиться в Москве. Продала дачу. Работала сверхурочно. Я хотел вернуть ей эти деньги.
— Но почему нужно было оформлять это как официальный долг? Почему нельзя было просто помогать ей, когда есть возможность?
— Потому что так правильно, — он повернулся ко мне. — Я даю ей ровно столько, сколько она потратила на меня. Ни больше, ни меньше. Это честно.
— А скрывать это от жены — тоже честно?
Он отвернулся. Закрыл сумку, застегнул молнию.
— Я знал, что ты не поймешь. И был прав.
— Да, был, — я скрестила руки на груди. — Я действительно не понимаю, как можно предавать жену ради матери. Как можно жить двойной жизнью. Как можно...
— Предавать? — он резко повернулся. — Серьезно, Настя? Я никого не предавал. Я просто выполнял свой долг перед матерью. А то, что я не афишировал это, не означает предательство.
— Для меня — означает.
Он взял сумку.
— Вот поэтому мы и расстаёмся, — сказал он устало. — Ты видишь мир в чёрно-белых тонах. Либо человек полностью подчиняется твоим правилам, либо он предатель.
— Неправда! — воскликнула я. — Я всегда шла тебе навстречу. Всегда поддерживала тебя. Просто... просто есть вещи, которые не обсуждаются в семье. Есть решения, которые принимаются вместе.
— Как я и сказал — чёрно-белое мышление, — он пошёл к выходу. У самой двери остановился. — Мама была против нашей свадьбы. Она говорила, что ты властная, что ты будешь контролировать каждый мой шаг. Я не верил ей. Защищал тебя. А теперь вижу, что она была права.
Он вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Опять не хлопнул. Удивительно, как в самые драматичные моменты нашей совместной жизни он умудрялся уходить так тихо.
Я опустилась на пол прямо там, в коридоре. Внутри была пустота. Я не плакала, не кричала. Просто сидела и смотрела на закрытую дверь.
Через час пришло сообщение: "Документы на развод подготовит мой юрист. Я всё сделаю максимально безболезненно".
Я не ответила. Что тут отвечать? Всё уже решено за меня. Как всегда.
Прошло три месяца
Мы развелись быстро, без скандалов и дележки имущества. Вещи, которые остались в квартире, он позволил мне оставить себе. Деньги с совместного счета разделили поровну.
Я переехала в другой район, сменила работу. Пыталась начать жизнь с чистого листа. Но мысли о нём, о том странном "договоре", о его матери не давали мне покоя.
В один из вечеров я случайно встретила его бывшего коллегу, Сергея. Мы разговорились, и я, неожиданно для себя, спросила о Диме.
— А ты не знаешь? — удивился Сергей. — Он уволился месяц назад. Его мать нашла ему место в компании своего старого друга. Говорят, с повышением и зарплатой в полтора раза больше.
— Вот как, — я почувствовала, как внутри что-то обрывается. — Что ж, рада за него.
Сергей помолчал, потом добавил:
— И ещё... он встречается с Ольгой. Помнишь, такая была в бухгалтерии? Они уже месяца два вместе.
— Ольга? — я напрягла память. — Та самая тихая девочка, которая всегда ходила с опущенной головой?
— Она самая, — кивнул Сергей. — Говорят, его мать от неё в восторге. Скромная, послушная, молчаливая...
Я усмехнулась. Конечно. Идеальная невестка для Елены Петровны. Та, которая никогда не будет задавать неудобных вопросов. Та, которая позволит "помогать маме" любыми суммами. Та, которая не станет претендовать на первое место в его жизни.
Иногда мне снились сны о нашей прошлой жизни. О тех временах, когда мы были счастливы — или мне так казалось. Я просыпалась с ощущением потери, с щемящей тоской по тому, чего уже не вернуть.
А потом я вспоминала его последние слова:
"Мама была права".
И тоска сменялась злостью.
Может, их извращенный симбиоз и был идеальным вариантом для них обоих? Может, я действительно была лишней в этой системе координат?
Прогноз погоды обещал дождь. Я открыла окно, подставила лицо свежему ветру. Где-то вдалеке громыхнул гром. Начиналась гроза — точно такая же, как в тот вечер, когда я впервые увидела на его телефоне уведомление о переводе.
Интересно, она берёт с него расписку и теперь? Или новая девочка настолько удобна, что можно обойтись без формальностей?
Я закрыла окно. Закрыла глаза. И впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на облегчение.
Я свободна. От него, от его матери, от их нездоровых отношений. Я больше не часть этой системы. Я сама по себе.
И даже если сейчас больно, даже если кажется, что жизнь разрушена — я знаю, что сделала правильный выбор. Точнее, не я сделала выбор. Выбор сделал он — много лет назад, когда подписал ту расписку. Когда решил, что долг перед матерью важнее честности с женой.
Я достала телефон, нашла номер Марины.
— Привет. Ты не занята сегодня вечером? Давай встретимся.
— Я наконец готова двигаться дальше.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
