Проза Белого — странствие языка по временам и словарям. Форма её — свадьба поэзии и прозы. Произведения писателя прошиты поэтическими приёмами: инверсией, анафорой, повторами, даже рифмами. Вся она — ритм-заговор, гипнотизирующий читателя.
Изморось поливала улицы и проспекты, тротуары и крыши; низвергалась холодными струйками с жестяных желобов. Изморось поливала прохожих: награждала их гриппами; вместе с тонкою пылью дождя инфлуэнцы и гриппы заползали под приподнятый воротник: гимназиста, студента, чиновника, офицера, субъекта; и субъект (так сказать, обыватель) озирался тоскливо; и глядел на проспект стерто-серым лицом; циркулировал он в бесконечность проспектов, преодолевал бесконечность, без всякого ропота — в бесконечном токе таких же, как он, — среди лёта, грохота, трепетанья пролеток, слушая издали мелодичный голос автомобильных рулад и нарастающий гул желто-красных трамваев (гул потом убывающий снова), в непрерывном окрике голосистых газетчиков («Петербург»).
Из кроватки смотрю: на букетцы обой; я умею скашивать глазки; и стены, бывало, снимаются: перелетают на носик; легко и воздушно сквозь стены проходит мой пальчик; ах, туда бы головку; но — непроглядные стены! — моргну: перелетают на место («Котик Летаев»).
Белый экспериментирует на всех уровнях языка: от звука до синтаксиса. Вся его проза как бы говорит: «Писатель не эксплуатирует язык, писатель его творит». Тут и там рассыпаны у Белого неологизмы и звуковые игры, синтаксические метели, недаром многие исследователи творчества Белого отмечают, что проза его клубится.
Белый одержим словотворчеством, и словотворчество его проистекает из ритма, поэтому, например, Каролина Карловна в повести «Котик Летаев» «карлилась», «грохот» становится «грохом», звук бьющихся стаканов обращается «дзаном», а бой в набат — в «набатить». (Яна Кандова даже собрала словарь неологизмов Белого.) Слова у Белого журчат, звенят, охают, скрипят, рифмуются друг с другом и порождают фейерверки образов.
Они отворили раздранную дверь, из которой полезло мочало; попали в кухню, где баба лицом источала своим прованское масло из пара и где таракашки быстрели, усатясь над краном; тут салился противень. Дом людовал, тараканил, дымил и скрипел; стекла мыли; и пол был заволглый, прикрытый дорожкою коврика с пятнами всяких присох («Московский чудак»).
<...>
Стремительно: холодом все облизнулось под утро: град - щелкнул, ущелкнул; дожди заводнили, валили листвячину; шла облачина по небу; наплакались лужи; земля-перепоица чмокала прелыми гнилями.
Скупо мизикало утро.
<…>
Распахнулась подъездная дверь: из нее плевком выкинулся — плечекосенький и черношляпый профессор, рукой чернолапой сжимая распущенный зонтик, другою — сжимая коричневокожий портфель; и коричневой бородою пустился в припрыжку:
— Экий паршивый ветришко!
Спина пролопатилась; рубленый нос меж очками тяпляпом сидел, мостовая круглячилась крепким булыжником; и разгрохатывался смешок подколесины: то сизоносый извозчик заважживал лошадь; его понукала какая-то там синеперая дама в лиловом манто с ридикюльчиком, с малым пакетиком, связанным лентою («Московский чудак»).
Редко у какого писателя можно встретить такое внимание к звукописи. Как справедливо замечает филолог Ирина Дини, создавая звук, который подражает явлению, Белый воссоздаёт само явление и тем самым познаёт его. Таким образом, звукопись для Белого — способ познания.
Проза писателя — признание языку в любви, трепещущее полотно речи в развитии — прошлое её и настоящее. Например, трилогия романов о Москве вся увита словами, которые могут показаться современному читателю пространными выдумками самого автора, а между тем многие из них собраны в словаре русских говоров и словаре Владимира Даля.
Быть может, Проза Белого во многом отпугивает чрезмерным напором, чудаковатостью, некоторой нервозностью: пенится, лыбится и несётся в глаза, а всё же это — хорошая зарядка для ума и словаря.
Чему нас учит язык Андрея Белого
- Задача писателя — не эксплуатировать язык, а обновлять его. Писатель — творец слов и смыслов.
- Задача художника — подражая действительности, воссоздавать её, а воссоздавая, познавать и приобщать читателя к визионерству.
- Текст должен работать на всех уровнях: от звука до графического оформления.
- Устаревшая лексика играет новыми красками, расширяет смыслы и декорирует прозу. Стоит ли декорировать прозу, каждый писатель решает сам ;)
- Мелодия прозы — то, что остаётся с читателем навсегда, поэтому ритмизованная проза запоминается.
Что читать у Белого — по чуть-чуть, чтобы не укачало ;)
- «Серебряный голубь»
- «Петербург»
- «Котик Летаев»
- Трилогия «Москва»: «Московский чудак», «Москва под ударом», «Маски»