- Ты где была? - срывался на крик Артемий, видя, как жена закрывает за собой дверь. В его голосе звучало потрясение и злость.
- Что? Что ты имеешь в виду? - Вике, казалось, нужно было всего лишь забрать свой вечерний кофе и вернуться к привычной будничной рутине. У неё был совершенно невинный вид, несмотря на то, что её сердце, вероятно, колотилось, как у лошади.
- Ты где была, черт возьми?! Сколько раз я тебя спрашивал? - продолжал Артемий, чувства накалившись до предела. Он сам не знал, откуда это вдруг "сгущение" эмоций. Все они, казалось, прятались в нем, дремали, сидели, ждали своего часа...
Эля,- окажись хоть одна в подмогу, - думал Артемий, и в его голове сразу же всплыли воспоминания об уютных вечерах в безмолвной тишине, когда они, прижавшись друг к другу, обнимались, мечтали о будущем и тихо смеялись в бытовой суете.
Три года назад, в тот момент, когда Артемий решался на предложение руки и сердца, он не мог и подумать, что окажется здесь, в этой переполненной злостью комнате. В тот день, одетый в строгий костюм с голубым галстуком, он был готов к новой жизни. Он потерял счет времени, увлеченный её улыбкой, вдохновленный нежными словами: “Я буду с тобой всегда". И вот, прошествовав три года, ему все равно было неясно, когда именно они поменяли свои мечты на обязанности.
- Я просто была в магазине, Артемий, - чудо! - ровно ответила она, не отводя глаз. Но был некий холод в её голосе, который показался ему пугающим. Этот холод уже стал постоянным спутником их будней; еженедельно она задерживалась, начиная с извинительного взгляда и заканчивая недовольными протестами.
- Ты утром сказала, что у тебя встреча с друзьями! - возражал он, глядя её в лицо с таким страданием, будто за делами гнева скрывалась истина.
- И что с того? - хлёсткий вопрос. Вика дразнила его. - Ты как ребенок, Артемий. Зачем мне оправдываться? Просто дай мне воздух!
Словно звуковой феномен – среди слов она вдруг начала смеяться. Ненастоящий смех; он не воскресил в нём прежнюю надежду на то, что она поправит всё, что она разрушила!
Несколько часов назад, он возвращался с тренировки, волосы был полны пота и ароматов молодого воздуха, когда вдруг его взгляд упал на странный цветок в кармане её пальто. Артемий вытащил его, не поняв, как это оказалась именно та пыльная, с вкраплениями бронзового цвета от розового нарцисса, который был у их соседки… тот розовый нарцисс.
- Почему это у тебя?! - полил его напряженный российский вопрос.
- Не знаю, с чего ты взял. - Вика начала открывать шкаф, словно пыталась изменить природу данного предмета.
- Эта бабушка Нина, ты это знаешь! Вика, ну ты же сама! Насколько ты ещё будешь врать?! - все эти слова звучали как неудачная попытка назвать всё по именам, как будто это могло изменить хрупкую динамику самих отношений.
- Может, это просто подарок? Может, я купила дяде Ване? - её непреклонный тон только разжигал пламя.
Однако любые доводы стали бесполезны, ведь ему было понятно: что-то опухло у них в отношениях, это была ни подработка, ни разговоры с подружками, не бегство от рутин. Это было "двойное дело".
И вот, от последнего катка он срывался в конкретной точке напряжения: «Лжецы, все лжецы...», а Вика смотрела на него, как на образец бунта, на который он теперь разозлен так, что даже сам себя не узнал.
Он не желал знать всей правды, но внутри взывал шепот упрека: "Артемий, открой глаза", и, наконец, не выдержал.
- Я видел их! - выругался он. - Ты и тот мужчина, с которым ты меня постоянно связываешь своей ложью!
Теперь гнев охватил его, словно ураган. Ошеломленные мысли закрались: как могло такое произойти? Как возможно вместе с любовью скрывать идеи?
Её глаза застыли, злобно закрылись, будто она примкнула к фронту ненависти, и Артемий вдруг снова вспомнил, почему и когда он в последний раз чувствовал себя сломанным.
- Хочешь знать? – под её бровями проскользнуло нечто, словно она разрывала ткань реальности. Хочешь знать? - повторила она, отступая к двери.
- Да, я хочу знать! - сжато прокричал Артемий, готовый к самому плохому.
- И как тебе это поможет? Если я поделюсь хоть одной долей правды, ты всё равно будешь ненавидеть меня! Хочешь знать, что я сделал? - Вика отвернулась к окну, чувствуя, как её противостояние тоже начинает ломаться. - Я не могла больше!
В тот момент, когда она произнесла эти слова, что-то в Артемии обрушилось, словно домик из песка, наученный и нагруженный после огромного удара. Он не знал, как реагировать и что делать с тем, что его жена, его «всё», сменяла в сне весёлые картинки на мрачные перспективы предательства.
- Ты уходишь, не так ли?
- Я не знаю... - Вика прикрыла глаза, готовая разделить эту минуту со слезами. - Я не знаю, что сказать тебе, Артемий. Я не хочу уезжать, но я другим себя не вижу; я прощаюсь с нами, с тобой, с тем, что было...
Словно молния пронзила её страхом. В этот миг Артемий смог только присесть, ощутив, как каждый удар в сердце наклонял его вниз, в бездну.
Прошло несколько недель с того момента, как Вика написала на листе бумаги свой уход. Артемий пытался отделить себя от воспоминаний, от той радости, что ещё осталась в них; но он знал, что это было наивно. Их побег решил не только её, но и его возможность жить в правде. Он заплакал над каждым моментом, когда они строили будущее. И теперь, когда его сердце складывало каждый миг в сумеречный фон, он просто смирялся с тем, что жизнь порой рисует на полотне острого счастья те самого разного ухода.
Даже отвергнув свою прошлую любовь, Артемий осознанно стремился быть верным себе, чтобы вновь проснуться; снова обнимать мир, готовый позаботиться о духе, скрывшем своего предателя.
Подписываемся.