Война пахнет порохом, потом и страхом. А еще — брагой. Той самой, что булькала в жестяных котелках где-то в глубине окопов Восточного фронта. Ее аромат перебивал запах смерти, распространяясь по землянкам как обещание временного забвения. Мало кто знает, но среди кошмара Первой мировой существовала целая подпольная культура — окопное самогоноварение.
Инженерия отчаяния
Представьте себе: Галиция, 1916 год. Седьмой месяц позиционной войны. Окопы, вырытые в промёрзшей земле, стали домом для тысяч солдат. Здесь, в лабиринте траншей, рождалось искусство выживания.
Рядовой Михаил Лыков, артиллерист 17-й дивизии, писал в своем дневнике:
"Вчера Степан смастерил аппарат из трубки противогаза, банки из-под консервов и медной проволоки, украденной с телеграфного поста. Главный секрет — холодильник из двух котелков со снегом. Никогда не думал, что буду благодарен физике, которую преподавал нам старик Гензель, в гимназии".
Самогонный аппарат в окопах — это не просто технологическое чудо. Это вызов. Возможно, последний оставшийся способ доказать, что ты все еще человек, а не просто номер в строю, написанный в тетради генерала.
Рецептура надежды
Ингредиенты собирали всем взводом. Каждый приносил, что мог:
- Картофельные очистки из полевой кухни
- Свёклу, найденную в брошенных деревнях
- Хлебные корки от пайков
- Иногда — трофейный сахар или варенье
"Наш взвод два дня не ел хлеб, чтобы накопить сухарей для браги", — вспоминал подпоручик Валентин Стрельцов в письме домой, которое так и не было отправлено из-за цензуры. "Майор знал об этом, но делал вид, что не замечает. Может, потому что сам приходил на дегустацию. Или потому что понимал: без этого мы бы просто сошли с ума в этом аду".
В разных участках фронта напитки имели свои отличия.
- В Карпатах добавляли хвою и ягоды можжевельника, что давало терпкий аромат.
- На Западном фронте французы научили русских союзников добавлять в брагу фруктовые консервы.
- Вблизи Рижского залива самогон настаивали на тмине и кориандре, создавая "Балтийский эликсир".
Экономика глотка
Окопный самогон стал своеобразной валютой. За полфляги можно было выменять дополнительный паек, чистые портянки или даже отгул от ночного дежурства.
"Санитар Григорий менял самогон на морфий в госпитале,
— писал в своем дневнике унтер-офицер Прохор Нестеров.
— Не для себя — для тех, кому ампутировали конечности. Врачи делали вид, что не замечают этого. Возможно, это была единственная настоящая милость на этой войне".
Иногда самогон становился дипломатическим инструментом. На Восточном фронте известны случаи, когда русские и немецкие солдаты обменивались своими напитками во время негласных перемирий. "Их шнапс был крепче, но наш 'Окопный гром' они хвалили за аромат", — вспоминал артиллерист Василий Головин.
Химия выживания
Самогон из окопов был не только способом напиться. Это было лекарство. Им обрабатывали раны, когда заканчивался йод. Его давали тем, кто страдал от "окопной болезни" — психического расстройства, вызванного постоянным страхом и бессонницей.
"Зимой 1917-го температура опускалась до минус тридцати. Мы были уверены, что замёрзнем насмерть,
— вспоминал сапер Алексей Ворошилов.
— Тогда старшина Игнатьев раздал всем по глотку 'Просветления'. Так мы называли самогон из сахарной свеклы с перцем. После него немели губы, но возвращались силы. Кто-то скажет, что это просто алкоголь. Может быть. Но он помогал нам верить, что мы доживем до утра".
Случались и трагедии. Неудачные эксперименты с добавлением метилового спирта, украденного из снарядов, приводили к отравлениям и слепоте. Известен случай, когда целый взвод оказался в госпитале после того, как самогон настояли на ядовитых ягодах.
Ритуал причастия
Пили не просто так. Это был ритуал — последний оставшийся элемент человечности в механизированной мясорубке войны.
"Перед большим наступлением мы собирались в землянке Сергея Михайловича,
— писал в своих воспоминаниях рядовой Илья Касаткин.
— Каждому наливали ровно по сто граммов в жестяные крышки от котелков. Пили молча. Потом кто-то обязательно доставал фотографию своей семьи и показывал остальным. Те, у кого не осталось фотографий, рассказывали о доме. О том, куда они вернутся, когда все это закончится. Хотя все понимали, что многие не вернутся".
Эти ритуалы сближали людей, превращая случайно собранных солдат в братство. Рядовой Дмитрий Сомов писал: "Мы не были друзьями до войны. Мы стали семьей на войне. И нашим семейным столом стал перевернутый ящик от снарядов, а вином — то, что мы сами сотворили из грязи и надежды".
Запретный плод
Конечно, самогоноварение было строго запрещено. Нарушителей ждали суровые наказания — от гауптвахты до расстрела за растрату продовольствия. Но чем хуже становились дела на фронте, тем снисходительнее относились к этому офицеры.
"Капитан Дубровин лично участвовал в проектировании нового аппарата,
— вспоминал вестовой Петр Глухов.
— Он был до войны инженером-химиком. 'Если уж нарушать устав, то с максимальной эффективностью', — говорил он, затягивая соединения на трубках".
В некоторых частях самогоноварение становилось своеобразной традицией, отмечающей важные даты: годовщины битв, дни памяти павших товарищей, праздники. "На Рождество 1916 года наш взвод готовил особый напиток — 'Вифлеемскую звезду'. В него входили: спиртовая основа, мед, чай и последнее яблоко, которое сержант Тимофеев берег три месяца", — вспоминал пулеметчик Андрей Воронин.
Исчезнувшая культура
Когда война закончилась, эта традиция не исчезла. Вернувшиеся с фронта солдаты привезли с собой навыки и рецепты. Некоторые из них стали основой для семейных традиций. Их оберегали и передавали из поколения в поколение.
Историк Виктор Мельников, изучавший быт солдат Первой мировой, писал. -"Окопный самогон — это не просто алкоголь. Это явление культуры, рождённое на перекрестке отчаяния и надежды. В нем сконцентрирована вся противоречивость человеческой природы: способность находить радость даже в самых страшных условиях".
Сегодня ни один музей не хранит образцы этих напитков. Но в архивах остались свидетельства — письма, дневники, воспоминания. В них — формулы не только спиртных напитков, но и человеческого мужества.
Послесловие
Когда, сидя в архиве, я держал в руках пожелтевшие страницы уцелевшего дневника, прошедшего всю войну от Галиции до Рижского залива, меня поразила одна запись: "Сегодня сделали новую порцию. Получилось лучше, чем в прошлый раз. Пили и вспоминали мирную жизнь. Странно, но именно в этот момент я почувствовал себя по-настоящему живым".
Возможно, в этом и был секрет окопного самогона — не в градусах и не в рецептуре. А в том, что он помогал солдатам верить: война закончится, и они снова будут людьми, а не просто пушечным мясом.
Интересно, что бы мы делали на их месте? Судить легко, понять — сложнее. Но эти люди, забытые историей, передали нам важный урок: даже в самых бесчеловечных условиях можно найти способ остаться человеком. Пусть даже этот способ — кустарный самогонный аппарат из противогаза и жестяных банок.
Этот исторический факт, не попала в учебники. Но, возможно, именно она помогает понять, как выжившие в той войне смогли вернуться домой не только физически, но и духовно.
Комментируйте ✍️ Ставьте лайки 👍