— Папа, папа! Смотри, мама пришла! — голос Кости звенел от восторга, маленькие ножки затопали по коридору.
Игорь замер. Сердце пропустило удар, а затем заколотилось с такой силой, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Время вокруг будто остановилось. Он медленно закрыл глаза и с силой сжал переносицу. Снова. Это происходит снова.
Дверь в квартиру была закрыта. Никто не входил. Никто не мог войти.
— Костя, — тихо произнёс он, чувствуя, как предательски дрожит голос, — там никого нет.
— Есть! — настаивал мальчик, дёргая отца за рукав. — Ты просто не смотришь! Вон она! В своём синем платье!
Синее платье... То самое, в котором Оля была на дне рождения Кости, за неделю до той аварии. Проклятый день. Игорь сглотнул ком в горле. Прошло всего два месяца, а кажется — целая вечность.
— Сынок, — он тяжело опустился на колени перед ребёнком, мягко сжал его плечики. — Мамы больше нет.
Лицо Кости мгновенно изменилось. Улыбка исчезла, глаза — точь-в-точь мамины — потемнели от обиды. Нижняя губа задрожала.
— Ты всё врёшь! — крикнул он, вырываясь. — Я её видел! Она тут была! А ты... ты просто не хочешь её видеть!
У Игоря перехватило дыхание. Он так и остался стоять на коленях, опустив руки. А что тут скажешь? Костя уже скрылся в своей комнате. Хлопок двери эхом прокатился по квартире. Теперь лишь всхлипывания сына нарушали тишину.
Игорь с трудом поднялся. Колени будто одеревенели. Господи, как же он устал... Этот день, вчерашний, позавчерашний — один сценарий, разные декорации. Костик то и дело "находит" маму: в случайной женщине на переходе, в мелькнувшем за окном силуэте, в игре света и тени. И каждый раз глаза загораются надеждой, и каждый раз приходится эту надежду убивать.
Как втолковать малышу, что мамы больше нет? Навсегда нет. Не уехала, не спряталась — исчезла. Когда он сам до сих пор просыпается среди ночи и тянется к её половине кровати.
Детский психолог говорила, что это нормально. «Дайте ему время. Он проживает горе по-своему. Фантазии — это его способ справиться с потерей. Не разрушайте их резко, но и не поддерживайте иллюзий».
Легко сказать. Но когда твой сын каждый день ждёт возвращения мамы, которая никогда не переступит порог их дома, когда ты видишь эту обречённую надежду в его глазах — это разрывает на части.
Игорь подошёл к зеркалу в прихожей. Оттуда на него смотрел измождённый мужчина с покрасневшими глазами и двухнедельной щетиной. Он не узнавал себя. Прежний Игорь — уверенный в себе руководитель отдела продаж, любящий муж и заботливый отец — исчез в тот самый день, когда не стало Оли. Вместо него остался лишь бледный призрак, пытающийся делать вид, что жизнь продолжается.
Но она не продолжалась. Она остановилась. Для них обоих.
Из комнаты сына донёсся шорох, а затем зазвучал его тихий, прерывающийся от слёз голосок:
— Мамочка, я знаю, что ты здесь. Папа просто тебя не видит. Но я вижу. Я всегда буду тебя видеть.
Игорь прислонился лбом к холодной стене и беззвучно заплакал.
Детский психолог посоветовала набраться терпения. "Детское горе — оно другое, Игорь Алексеевич. Для Кости мир — это сказка, где всё можно исправить, где мама может вернуться".
Но от этих разговоров легче не становилось.
Вечером Игорь зашёл проверить сына. Костя сидел на полу, сосредоточенно водя карандашом по бумаге.
— Что рисуешь? — Игорь присел рядом, стараясь говорить спокойно, будто ничего не случилось.
— Нас, — коротко ответил мальчик, не поднимая головы.
Игорь взглянул на рисунок. Три фигурки: высокая с короткими волосами — он сам, маленькая с вихрастой макушкой — Костя, и женская фигура в синем платье.
— Это мама? — осторожно спросил он.
— Да. Она всегда с нами. Ты просто не видишь, — Костя продолжал рисовать, старательно выводя улыбку на лице нарисованной женщины.
На следующий день в саду воспитательница отвела Игоря в сторону.
— Костя сегодня весь день простоял у окна. Сказал, что мама обещала за ним прийти.
Игорь кивнул. Он уже не знал, что отвечать.
— Мы все понимаем, — мягко продолжила женщина. — Но, может, стоит ещё раз поговорить с психологом? Такие фантазии...
Игорь резко прервал её:
— Это не фантазии. Это его способ справиться.
Он забрал притихшего Костю и всю дорогу домой они молчали. А дома его ждал новый удар — Костя поставил третью тарелку к ужину.
— Мама будет есть с нами, — уверенно заявил он.
Игорь смотрел на фарфоровую тарелку, беспомощно опустив руки. Спорить не было сил. Они молча поужинали, делая вид, что всё в порядке. Костина тарелка опустела. Мамина осталась нетронутой.
Ночью Игорь проснулся от тихого голоса сына. Он шёл из детской. Подкравшись к двери, он услышал, как Костя с кем-то разговаривает:
— Мамочка, а почему папа тебя не видит? Он больше тебя не любит?
Пауза, словно он слушал ответ.
— А я тебя вижу. И всегда буду видеть, правда?
Игорь сполз по стене, закрыв лицо руками. Что он делает не так? Почему не может помочь собственному сыну?
Утром Костя был необычно оживлён. Он надел свою парадную рубашку в клетку, которую обычно носил только по праздникам.
— Папа, сегодня важный день! — объявил он, старательно приглаживая непослушные вихры. — Мама обязательно придёт. Она мне обещала.
Игорь застыл с чашкой в руке.
— Костя, мы уже говорили...
— Нет! — мальчик упрямо замотал головой. — Ты не понимаешь! Она придёт именно сегодня! Я точно знаю!
Весь день Игорь был как на иголках. На работе он не мог сосредоточиться. Даже руководитель заметил его состояние:
— Возьми отгул, Алексеич. Ты совсем зелёный.
Но домой идти было страшно. Там Костя ждёт чуда, которое никогда не случится.
Когда он всё-таки вернулся, сын встретил его в коридоре, всё в той же нарядной рубашке, с блестящими от возбуждения глазами.
— Папа, она скоро придёт! Я всё приготовил!
Игорь заглянул в комнату сына. На столе — поделки из пластилина, рисунки, даже мамина фотография в самодельной рамке.
Что-то оборвалось внутри. Сколько можно? Разве не лучше сразу, жестоко, но прекратить эту пытку?
— Хватит, Костя, — голос против воли стал жёстким. — Никто не придёт.
— Нет, придёт! Я знаю!
— Нет! — Игорь повысил голос, хватая сына за плечи. — Мамы больше нет! Она умерла! Она никогда не вернётся! Никогда, понимаешь?
Костя смотрел на него огромными глазами. В них застыл ужас.
— Ты лжёшь! — закричал он, вырываясь. — Ты не хочешь, чтобы она вернулась! Ты её не ждёшь! Поэтому она и не приходит!
— Да я бы всё отдал, чтобы она вернулась! — сорвался Игорь, не контролируя себя. — Но это невозможно! Мёртвые не возвращаются!
Костя заплакал, закрывая уши руками:
— Не хочу тебя слушать! Мама придёт! Придёт!
Он забился в угол, рыдая, а Игорь застыл посреди комнаты, ошеломлённый своей вспышкой. Что он наделал? Какого чёрта он творит?
Он опустился на пол рядом с сыном. Костя всхлипывал, отворачиваясь.
— Сынок... прости меня, — Игорь неловко тронул вздрагивающее плечо мальчика, голос дрогнул. — Не должен был я так. Сорвался.
Костя только всхлипнул, вжавшись лицом в колени. Как зверёныш — загнанный, напуганный. По сердцу полоснуло острой болью. Вот он кто — чудовище, которое довело собственного ребёнка до такого состояния.
— Пойдём-ка, — Игорь осторожно подал руку, не решаясь настаивать. — Хочу тебе что-то показать.
Костя поднял мокрое от слёз лицо:
— Про маму?
— Угу, — кивнул Игорь. — Про неё самую.
Он долго копался на антресолях, пока не стащил оттуда картонную коробку. Не прикасался к ней с похорон. Не мог. Оля называла её «ящиком воспоминаний» — их свадебные снимки, первые каракули Кости, какой-то засохший цветок, два билета в кино с первого свидания...
— Погляди-ка, — Игорь уселся на диван, похлопал ладонью рядом с собой. — Вот твоя мама, когда мы только-только познакомились.
Костя осторожно взял фотографию. Они долго сидели, перебирая вещи, связанные с Олей. Игорь впервые за два месяца говорил о жене без слёз в голосе — просто рассказывал их историю.
— А это ты нарисовал, когда тебе было три, — Игорь достал детский рисунок. — Мама сказала, что это самое прекрасное, что она видела.
Костя прижался к отцу:
— Я помню. Она повесила его на холодильник.
Они проговорили до самой ночи. Впервые Игорь по-настоящему рассказывал сыну об Оле — не как о потере, а как о человеке, который был и навсегда останется частью их жизни.
Костя бережно держал фотографию, водя пальцем по маминому лицу.
— А почему у неё волосы другие?
— Это была её первая стрижка при мне, — улыбнулся Игорь. — Она так боялась, что мне не понравится. А я даже не заметил разницы.
— И что она сделала? — Костя прижался к отцу, с интересом разглядывая снимок.
— Три дня со мной не разговаривала, — засмеялся Игорь и вдруг сам удивился — как давно он не смеялся.
Уснул Костя прямо там, на диване, среди фотографий и вещей. Игорь отнёс его в постель, а сам ещё долго сидел над открытой коробкой. Будто знакомился с женой заново — уже не через боль, а через светлую печаль.
Утром Костя проснулся притихший, задумчивый. Завтракали молча. Игорь не знал, как начать разговор после вчерашнего.
— Пап, — вдруг произнёс Костя, глядя в свою тарелку. — А правда, что мама больше не придёт?
Игорь замер с вилкой в руке, осторожно подбирая слова.
— Да, сынок. Физически — не придёт.
— Даже если я её очень-очень жду?
— Даже так, — Игорь взял сына за руку. — Но знаешь, что? Она всё равно с нами.
Костя недоверчиво посмотрел на отца:
— Но ты же сам говорил, что её нет!
— Её нет здесь, — Игорь прикоснулся к плечу сына. — Но она есть здесь, — он показал на сердце. — И здесь, — указал на фотографию на стене. — И в наших воспоминаниях, и в твоих глазах — точь-в-точь её глаза... Понимаешь?
Костя медленно кивнул, осмысливая услышанное.
— Значит, нам нужно её помнить?
— Да. И говорить о ней. Рассказывать истории. Вспоминать, как она смеялась, как сердилась, как любила нас.
Впервые за долгое время день прошёл спокойно. Они зашли в парк, где часто гуляли втроём. Игорь рассказывал, как Оля боялась белок и как они всей семьёй запускали воздушного змея.
А вечером, накрывая на стол, Костя расставил только две тарелки.
— А мама? — осторожно спросил Игорь.
Костя серьёзно взглянул на отца:
— Ты же сказал — она уже не придёт обедать. Она теперь по-другому с нами.
Игорь кивнул, борясь с комком в горле. Это был маленький шаг. Первый из многих на долгом пути.
Перед сном Костя достал альбом с фотографиями и долго перелистывал его.
— Пап, а давай завтра нарисуем новую картину? Где мы с тобой, а мама — на облаке, смотрит на нас и улыбается.
Игорь поцеловал сына в макушку:
— Обязательно нарисуем.
В ту ночь ему впервые приснилась Оля — не бледной тенью, а живой, смеющейся. Она стояла в дверях их спальни, в своём любимом синем платье.
— Ты присмотришь за ним? — спросила она.
— Мы присмотрим друг за другом, — ответил Игорь. — Обещаю.
Когда он проснулся, комнату наполнял утренний свет. За окном шумели птицы. Впервые за долгие месяцы он чувствовал что-то похожее на надежду.
— Мама, — голос Кости донёсся из соседней комнаты. — Я знаю, ты меня слышишь. Я буду очень скучать, но папа говорит, что ты всегда будешь любить нас. И мы тебя тоже.
Слушая сына, Игорь понял — им ещё предстоит долгий путь. Будут слёзы, вопросы, моменты слабости. Но самое главное они уже сделали — научились говорить о своей потере. И в этом разговоре, болезненном и необходимом, они снова становились семьёй.
Не такой, как прежде. Но всё ещё семьёй.