Алексей Петрович проснулся под звук дождя, барабанившего в окно. Четыре утра. Рука автоматически потянулась к телефону — сообщение от дежурного врача: «Скорая привезла троих с ДТП. Нужны руки». Он вздохнул, встал, постоял у окна, глядя на редкие фонари во дворе. Кофе пил молча, слушая, как тикают часы на стене. Перед выходом надел старые часы-хронометр — подарок отца-реаниматолога. «Время — твой главный инструмент», — говорил тот.
Приёмный покой встретил запахом антисептика и криком:
— Доктор! Доктор, она не дышит!
Молодая женщина в мокрой куртке трясла на руках ребёнка лет трёх. Алексей бросился к ней, отодвинув санитара с каталкой:
— Что случилось?
— Кашляла ночью, а сейчас... — женщина задыхалась от слёз.
— В кабинет! — крикнул медсестре. — Саш, подготовь интубацию!
Через десять минут ребёнок дышал через трубку. Мать, белая как стена, шептала:
— Простите... Я не знала, что это так серьёзно...
— Вы всё сделали правильно, — он сжал её плечо. — Сейчас его переведут в реанимацию. Держитесь.
В девять утра привезли мужчину с инфарктом. Санитары втащили каталку, а за ними вбежала пожилая женщина с сумкой в руках:
— Он же вчера картошку копал! Как так...
— Мама, не надо, — хрипло сказал пациент.
— Тихо, — Алексей прикрыл его одеялом. — Сейчас сделаем ЭКГ, и всё будет ясно.
Пока аппарат пищал, мужчина вдруг схватил его за рукав:
— Доктор, я... не хочу умирать.
— А мы не позволим, — твёрдо ответил Алексей. — Но если снова начнёте копать картошку без перерыва — пеняйте на себя.
В полдень, жуя бутерброд в ординаторской, он услышал за спиной голос старшей медсестры, Марины Ивановны:
— Петрович, к тебе опять та старушка из третьего подъезда. С палочкой и с требованием «дать таблеток от жизни».
— Зови, — он усмехнулся.
Мария Фёдоровна, 82 года, вошла, стуча палкой:
— Ну? Где мои таблетки?
— От жизни? — Алексей достал из шкафа коробку конфет (её подарок на прошлый Новый год). — Вот. Лечит лучше любого лекарства.
— Хохмач, — проворчала она, но конфету взяла. — А серьёзно?
— Серьёзно — гуляйте больше. И не ходите сюда каждую неделю.
— А где мне людей послушать? — вдруг сникла она. — Всё равно ведь помру скоро...
— Тогда приходите завтра. Расскажете, как я плохой врач, — он подмигнул. — Но сначала — пять минут на свежем воздухе. Договорились?
К вечеру начался аврал: подросток с передозировкой, мужчина с ранением, беременная. Алексей метался между кабинетами, чувствуя, как рубашка прилипает к спине. В какой-то момент, стирая пот со лба, он услышал за спиной голос интерна:
— Алексей Петрович, а как вы... не срываетесь?
— Представляю, что каждый пациент — это я. Или ты. Или твоя мать, — он кивнул на дверь, за которой кричала женщина с выкидышем. — И тогда не до злости.
Ночью, когда поток пациентов иссяк, он сидел у окна, листая старый фотоальбом. Снимок отца в белом халате, его собственное детское фото с игрушечным стетоскопом.
— Петрович, — заглянула Марина Ивановна. — Там... родственники того мальчика с ингалятором. Хотят спасибо сказать.
Он встал, поправил халат. На пороге стояла женщина с ребёнком на руках. Мальчик спал, сжимая игрушечный самолёт.
— Он же теперь будет здоров? — прошептала мать.
— Если не будет есть снег вместо лекарств — да, — улыбнулся Алексей.
Когда смена закончилась, он вышел под дождь, достал сигарету («последнюю», как всегда говорил), но закурить не успел. К телефону прилипла записка: «Спасибо за сына. Приходите в гости. Мария Фёдоровна».
Он рассмеялся, спрятал записку в карман. Завтра снова будет вой сирен, слёзы. Но сегодня — сегодня он позволил себе улыбнуться.
— Эй, Петрович! — крикнул кто-то из окна машины скорой помощи. — Ты живой?
— Ещё нет, — крикнул он в ответ. — Но работаю над этим.
Алексей шёл домой под рассветным небом, пропитанным запахом мокрого асфальта. В кармане хрустела записка от Марии Фёдоровны, а в голове — слова матери того подростка с передозировкой: «Вы же могли его спасти! Вы обязаны!» Он тогда молчал, только крепче сжимал шприц с антидотом. А потом, когда мальчик открыл глаза, та же женщина швырнула в него пустой стаканчик из-под кофе: «Психологическую помощь ему обеспечите? Или только таблетки раздавать умеете?!»
— Петрович, ты как? — Марина Ивановна догнала его у выхода, сунула в руки термос. — Выпей. Там чай с мятой.
— Спасибо, — он сделал глоток, чувствуя, как дрожат пальцы. — Знаешь, что хуже всего? Не усталость. А вот это... — он кивнул на дверь, за которой кричала женщина. — Ощущение, что ты — не человек, а автомат. Который должен работать, молчать и не ошибаться.
— Ты — не автомат, — медсестра положила ладонь ему на плечо. — Ты — врач. А это значит, что ты будешь винить себя даже в том, что не смог остановить дождь.
Он усмехнулся, но в глазах стояла тоска.
Ночью, лёжа в постели, он снова прокручивал смену: лица, крики, писк мониторов. Жена, Лена, тихо спросила:
— Опять не спится?
— Угу.
— Расскажи.
— О чём?
— О том, что тебя съедает.
И он рассказал. Про мальчика, который чуть не умер из-за «эксперимента» с таблетками старшего брата. Про пьяного водителя, который кричал: «Я же платил налоги! Спасайте!» — пока медсестра делала ему укол. Про Марию Фёдоровну, которая пришла с пачкой валерьянки и сказала: «Ты, Петрович, как мой покойный муж. Всегда думал, что обязан спасти всех».
— А ты правда так думаешь? — Лена повернулась к нему.
— Нет. Но я обязан пытаться.
Утром в больнице он застал переполох: скорая привезла беременную женщину с эклампсией. Муж бился в истерике:
— Она же здорова была! С утра ещё...
— Сейчас мы сделаем всё возможное, — Алексей быстро оценил состояние пациентки. — Санитары, в операционную!
Через час, когда ребёнок и мать были стабильны, он вышел в коридор, где сидел мужчина с лицом, искажённым страхом.
— Они живы?
— Да. Но если вы ещё раз скажете «она же здорова», — Алексей присел рядом, — я расскажу вам, как ваша жена могла умереть от давления, которое вы не заметили. Проверяйте анализы. Любите её не только словами.
Мужчина молча кивнул, а потом вдруг обнял его, пахнущего потом и антисептиком. Алексей замер — такое бывало редко.
Вечером, когда он пил уже холодный чай в ординаторской, дверь открылась. На пороге стоял незнакомый мужчина в потрёпанной куртке.
— Вы Алексей Петрович?
— Да.
— Я отца потерял неделю назад. Вы его реанимировали... ну, пытались. Он всё равно умер. Но... — мужчина достал из кармана небольшую коробочку. — Он говорил, что вы держали его за руку. До конца. Спасибо.
Алексей смотрел на коробочку, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.
— Откройте её потом, — тихо сказал мужчина. — Там... просто знак благодарности.
— Спасибо, — Алексей кивнул. — Передайте родным: пусть берегут друг друга.
Когда смена закончилась, он вышел на улицу, где его ждала Лена. Обнял её, вдыхая запах её волос — такой непохожий на больничный антисептик.
— Ты знаешь, — сказал он, — мы все — часы. С пружинками, которые ржавеют. Но пока они тикают...
— Ты будешь их подкручивать, — закончила она.
И он знал, что завтра снова пойдёт в приёмный покой. Не потому, что обязан. А потому, что не может иначе. Потому что за каждой дверью — жизнь, которая ждёт, пока кто-то скажет: «Я здесь. Держись».
И пусть не все поймут. Но те, кто понимает, — скажут «спасибо» не за подвиг, а за то, что врачи просто делают свою работу. Даже когда мир за окном кажется слишком тяжёлым.