"Помоги мне, – простонал покойный, – они щекочут мои пятки и сыплют соль на рану!" Да уж, жуткая история приключилась со мной в один из тех дней, когда ничего не предвещало оперетты абсурда.
Накануне дня поминовения усопших, воспылал я благородным порывом посетить сельское кладбище – обитель тишины и покоя, чтобы, так сказать, "освежить" могилки, припудрить оградки и вообще, создать видимость заботы. Год, как там не был – непозволительная роскошь для человека, помнящего о своих корнях!
Кладбище это, скажу я вам, расположено в такой глуши, что даже карта Google Maps плачет горькими слезами с подёргиванием век. Заброшенная деревня, где все, кто мог унести ноги, давно это сделали, оставив стариков доживать свой век в компании призраков и комаров. Теперь там только погост, украшенный яркими венками, которые, правда, всё реже и реже радуют глаз своей свежестью – видимо, склероз поразил не только усопших, но и их родственников.
Дорога до кладбища – отдельная песня, исполненная на мотив "Ухабы и рытвины". На своей "ласточке-ведролёте" я проехал с таким трудом, будто участвовал в ралли Париж-Дакар. Пять часов тряски, и это ещё оптимистичный прогноз. До ближайшей цивилизации – километров пятьдесят, и никакой связи, чтобы пожаловаться на госуслугах.
Стояла поздняя осень, когда солнце решило уйти в отпуск пораньше. Я добрался до места уже далеко за полдень, собрал свой "боевой" инвентарь, перекрестился (на всякий случай) и побрёл на кладбище, словно на прогулку по историческим местам.
Погода была на удивление сухой и тихой. На кладбище царила такая мёртвая тишина, что даже мухи стеснялись жужжать. Мои шаги раздавались эхом по всему кладбищу, а сухая трава и ветки хрустели под ногами, как попкорн в кинотеатре. Иду я такой, значит, и вдруг вижу странную могилку. Раньше её как-то не замечал. На камне ни фотографии, ни даты смерти, только год рождения – 1656, и надпись на латыни: "Homosexuales". Ну, думаю, всякое бывает. Может, человек пропал без вести, а тут ещё и такая надпись… В общем, загадочная личность. Ах да, чуть не забыл! Кладбище-то старинное, деревне нашей лет пятьсот, а сколько лет кладбищу – вообще никто не знает, разве что вот этот "Homosexuales".
Добрался я, наконец, до своих, начал уборку: листву граблями, кое-где подкрасил, землю поправил. Утомился, как будто вагон угля разгрузил. Вечереет, холодает. Решил я помянуть близких, думаю, а чёрт с ним, в машине заночую, а завтра поеду. Тем более, по случаю, у меня с собой настойка домашняя была, ещё от деда досталась. Решил, что это отличный повод почтить его память его же настойкой. Я её ещё у него на похоронах прихватил, когда имущество раздавали. Стояла она в шкафу на нижней полочке, пыль собирала. Открыл я её, а оттуда спиртом как шибанёт! Не иначе 10 звёзд! Ну, думаю, ничего страшного. Я вообще-то не пью, даже по праздникам, потому что меня потом на неделю, а то и на две выключает из жизни. Но тут случай особый, да и желание совпало. А чего там, не за руль же мне, после бутылки настойки ничего не будет.
Достал я рюмку, открыл бутылку, налил половинку, колбаски отрезал и жду момента, когда, так сказать, прочувствую момент. Собрался с мыслями и опрокинул рюмашку. Пролилась она, как святая водица, зажгло всё внутри, тепло по телу пошло. На вкус, правда, какая-то странная настойка. Травой какой-то отдаёт, коноплёй что ли. Минут через пять думаю, ну что, повторим? Наливаю, и вижу, что рюмка стала большая, как стакан гранёный. Эх, думаю, расщедрилось так расщедрилось. Выпил я этот стакан и пошёл собираться на выход, а то темно уже, не хотелось бы заблудиться. Иду я такой, заплетающимся шагом, и опять мимо этого "Homosexuales" прохожу. Остановился и спрашиваю: "Ты чьих будешь, мил человек? Что за имя такое?" В ответ, естественно, тишина. Постоял я немного и пошёл дальше. А сам хоть и немного взбодрился, но жутковато стало. Ощущение такое, будто кто-то смотрит пристально в спину леденящим взглядом. У меня аж волосы на теле дыбом встали, и холод по спине пошёл. Чувствую, что кто-то сзади есть, а страшно повернуться. И как сиганул я без оглядки к машине! Пулей долетел, запрыгнул в неё и закрылся. Сижу не живой не мёртвый, вся настойка выветрилась в миг, только послевкусие это конопляное осталось.
Судорожно стал искать ключи в кармане, и тут резкий удар по крыше, как будто кто-то прыгнул. Сердце у меня в тот момент остановилось, и жизнь пронеслась перед глазами, как ролик на Дзен. Ключ нашарил, в замок вставил, завожу машину, а она не заводится! Я свет включил и обомлел. Перед машиной, прямо в упор, стоял покойник, ну или кто то кто на него похож! В длинном плаще с капюшоном на голове, лицо искажённое ужасом, худое и чёрное, руки как плети висят чёрные. Смотрит он пристально на меня безумными глазами и истошным стонущим голосом, как из преисподней, говорит: "Помоги мне! Они щекочут мои пятки вечностью и сыплют соль на рану, помоги мне!"
В этот момент я не помню, что происходило, но страх сковал меня, и тело оцепенело. В голове был ужас и безысходность. Вдруг свет машины погас, и наступила тишина. Тишина и темнота ещё больше пугали. Я забился в ноги под сиденье в машине и лежал не дыша. В этот момент я понял, что значит "наложить в штаны". Всё, что могло из меня выйти, вышло, и в машине стоял ужасный смрад. Прошло какое-то время. Я чуть успокоился и решил, что нужно снять с себя испорченную одежду и прибраться в машине. С момента встречи с покойником прошло уже, наверное, часа четыре-пять, и я думаю, он ушёл. За это время под сидением сощелкал все семечки. Я осторожно включил свет, осмотрелся вокруг – тишина. Только в траве мелькнули светящиеся глаза мыши или хомяка, который, возможно, тоже там справлял нужду, выпучил глаза и тут я.
Насмелившись, я открыл дверь, вышел из машины, стал стягивать обувь, промокшие носки и жутко воняющие штаны с нижним бельём. Всё это я бросил возле машины. На мне осталась только майка, в народе которую называют "алкоголичкой". Странная картина: мужик без трусов с болтающийся ялдой, пузом в майке посреди ночи у кладбища стоит напуганный, оширшевевший от холода и смотрит в темноту.
Возможно, покойник испугался меня не меньше, ведь мой испуг сопровождался такими звуками испражнений, которые громко раздавались по всему кладбищу.
Наверняка усопшие перевернулись в гробах, что бы заткнуть уши и носы.
С тех пор я не езжу на кладбище один, только днём и только с помощником. И настойку деда больше не пью. Ну её к лешему.
С уважением Dichelloff .