Он открыл глаза от крика механика:
«Капитан, тросы опять перетёрлись!»
Лётчик Жорж Гинемер, будущий ас Франции, вскинул голову к хлипким крыльям своего «Ньюпора». Ветер свистел в расшатанных стойках, будто насмехаясь. «Лети или умри», — пробормотал он, втискиваясь в кабину. Это был 1916 год. Самолёты Первой мировой не летали — они выживали. И слишком часто проигрывали в этом безумном противостоянии.
„Они разваливались, как карточные домики…“
Представьте: вы на высоте 3000 метров. Мотор ревёт, будто хочет вырваться из рамы. Внезапно — треск. Левое крыло складывается, как зонтик. Вы падаете, хватаясь за штурвал, который уже ничему не подчиняется.
Так описывал свой последний полёт британский пилот Сесил Льюис в мемуарах «Sagittarius Rising»(Восход Стрельца). Ему повезло: он упал в болото и выжил. Другим — чаще не везло.
Почему? Ответ — в цифрах. Из каждых 10 пилотов 6 гибли не от пуль, а из-за поломок. «Летающие гробы» — так их звали на всех фронтах. Но что превращало самолёты в смертельные ловушки?
Смерть на конвейере: „Мы собирали их за неделю, а они разваливались за час“
Заводы работали как в лихорадке,
— писал русский инженер Игорь Сикорский.
— Деревянные рамы, обтянутые перкалем, клеили на глазок. Двигатели перегревались, тросы управления рвались от напряжения. Однажды я видел, как «Фарман» рассыпался на взлёте — пилот даже не успел испугаться.
Гонка вооружений диктовала скорость, а не качество.
Немецкие «Фоккеры» страдали от вибраций — крылья ломались в пике.
Французские «Вуазены» загорались от искры выхлопа. «Летать на них — всё равно что целовать тигра», — шутил американский доброволец Эдди Рикенбакер. Шутка стала пророческой: в 1917-м его SPAD S.VII разорвало в воздухе при перегрузке.
„Пилоты молились перед каждым вылетом. И не Богу“
«Мама, если получишь это письмо, знай: я не боялся. Но этот чёртов «Кэмел»… Он сводит с ума. Вчера Картер взлетел — и его машину перевернуло порывом. Мы нашли только ремни…»
(Из письма лейтенанта Артура Роя, RFC, 1917).
Sopwith Camel — легенда с дьявольским нравом. Его двигатель крутил самолёт вправо так яростно, что пилоты ломали рёбра, удерживая штурвал.
Управлять им — это как танцевать с медведем в телефонной будке
— записал в дневнике канадец Уильям Баркер.
Но настоящий кошмар начался, когда в бой вступили первые истребители. «Fokker Eindecker» с синхронизатором пулемёта был смертелен… для обоих.
Немецкий ас Макс Иммельман:
После пяти выстрелов мотор глохнет. После десяти — крылья трещат. Я удивляюсь, как меня до сих пор не убили…
Его не убили. Он разбился. Лонжероны крыла сломались в бою.
Технологии убийства: чем платили за скорость
Мы не конструировали самолёты. Мы собирали урожай смерти, — признавался французский авиаконструктор Луи Блерио.
1. Дерево против стали. Каркасы из ели и фанеры не выдерживали перегрузок. После дождя коробились.
2. Клей вместо заклёпок. Эпоксидная смола трескалась на морозе. «Цельный самолёт? Мечта!» — истерически смеялся механик в дневнике, найденном под Верденом.
3. Ручное управление. Тросы рвались, штурвалы заклинивало. Пилот австрийского «Бранденбурга» писал:
Я тянул ручку на себя, а она осталась у меня в ладонях. Как руль у лодки…
Результат? В 1915 году средний срок жизни пилота — 17 часов налёта.
„Но мы летали. Потому что иначе нельзя“
Они ненавидели свои машины. Но обожали небо.
Вы спрашиваете, почему я поднялся в воздух на этом гробу?
— писал русский лётчик Петр Нестеров (тот самый, автор «мёртвой петли»).
— Потому что если не я, то кто? Немцы ведь не ждут…
Он погиб, совершив первый в истории таран. Его «Моран» развалился при ударе.
Мы знали: каждый вылет может стать последним,
— вспоминал германский ас Эрнст Удет.
— Но когда ты в небе… Ты свободен. Даже если эта свобода длится пять минут.
Что осталось в небе?
Современные истребители — шедевры надёжности. Но в их внутренностях течет кровь «летающих гробов». Каждый парашют, каждый расчёт прочности, дань теми, кто падал, сгорал, разбивался.
Пролетая над полями Франции, иногда краешком зрения, видишь тени. Обломки деревянных рам, ржавые моторы. И голоса:
«Эй, механик! Проверь тросы…»
«Не бойся, высота лечит…»
«Прощай, мама…»
Они всё ещё там. Ветер доносит их смех — безумный, ликующий, непобеждённый. Потому что они летали. Несмотря ни на что.
...А вы всё ещё боитесь летать? Сядьте в кресло авиалайнера. Прислушайтесь к гулу двигателей. Это не просто технология. Это — память. О тех, кто научил железо петь.
Андрей Овчаров.
Ссылка на канал: https://dzen.ru/histor_diary