Головой
Ты не должен знать, что, написал мне, что вы убываете за пределы России, я начала метаться и паниковать. Нет. Тебе я транслирую уверенность и силу духа, о которых, мне кажется, я больше не имею ни малейшего понятия.
Теперь я стала клоуном. Всю жизнь я придиралась к тем, что врет и недоговаривает, выстраивала четкие границы с обществом по поводу лжи во благо и лжи во спасение, не давая шанса ни тем, ни другим. Но жизнь знает, как натыкать носом. Теперь я вру всем. И себе. Вру, что все хорошо, что не переживаю.
Его маме: что ты выходил на связь, не голодаешь, в хорошем настроении, бываешь на выходных. Конечно, я не рисую сказочный мир, говорю и о трудностях, сложных заданиях, и об отсутствии связи, случающейся периодически. А она расцветает от каждого слова, где я говорю, что горжусь ее сыном и что он живой. Вот она, ложь во благо, потому что я убеждаю ее в том, что все хорошо, а у нее хоть на пару дней перестает болеть сердце, а это значит, что сегодня мы все сможем спокойно поспать, включая бригаду скорой помощи, которая сегодня не поедет к нам на вызов.
Его друзьям, коллегам и знакомым: что ничего не знаю, кроме того, что все хорошо. От любого любопытного вопроса сдерживаюсь, чтобы не полезть в драку. Потому что я встревожена и вспыхиваю, как факел, от любого от упоминания про войну. В моем доме не звучат новости, нет слов о военных, не поются патриотические песни, полный штиль. Если вокруг меня говорят про СВО, я капитулирую. Я ничего не говорю и слушать не хочу. Когда он вернется, он сам мне все расскажет, а я выслушаю.
Себе: что дома осталось чуть-чуть, и, что пройдя такой путь, тем более, второй раз, с ним точно все будет хорошо. Я, как полоумная, твержу это, раскачиваясь, сидя на диване, сжимая руками колени, и понимаю, что похожу на постояльца психиатрической клиники, но сделать ничего не могу. Я чувствую его. Я генералила, играла веселая музыка, я думала, что мою полы сейчас как обычно, когда ждала его с суток домой, а он приходил в чистый дом, где его ждала вкусная еда и видюшки с Ютюба. И почувствовала, что я должна бросить швабру и взять в руки телефон, где меня ждало твое смс об убытии.
Я чувствую, что все будет хорошо, но, пожалуйста, скорее бы ты вернулся живой домой.