Утро начиналось как обычно – с чашки кофе и привычного перебирания почты. Счета, реклама, какие-то листовки... А потом я увидела тот конверт. Плотная бумага, золотистый логотип банка в углу. Вскрыла его машинально – мало ли, может, очередное предложение оформить кредитную карту.
Но в руках оказалось совсем другое.
Я моргнула раз, другой. Перечитала первый абзац. Потом снова, уже медленнее, вдумываясь в каждое слово.
«Уважаемая Ольга Николаевна! Уведомляем Вас о существующей задолженности в размере 3 000 000 (трех миллионов) рублей... В случае непогашения задолженности... Квартира, выступающая залоговым обеспечением... Может быть реализована...»
Квартира. МОЯ квартира! Та самая, бабушкина, с лепниной на потолке в гостиной и скрипучей половицей у окна. Та, что я отстояла при разводе, доказывая, что она не подлежит разделу, потому что досталась мне по наследству до брака.
Руки задрожали так, что кофе выплеснулся на белую столешницу. Я даже не потянулась за тряпкой.
– Чушь какая-то, – прошептала я в пустоту кухни. – Бред!
Кухонные часы размеренно тикали. Тик-так, тик-так. А я все сидела, не в силах оторвать взгляд от бумаги, которая за считанные минуты перечеркнула мою жизнь.
Три миллиона. Господи, да где же взять такие деньги? Моей учительской зарплаты едва хватало на жизнь. После развода стало полегче – алименты на Алинку, хоть и нерегулярно, но Виктор платил. Виктор...
Я вздрогнула. А ведь это он! Больше некому. Только он мог...
Дрожащими пальцами набрала номер банка. Трубку сняли после третьего гудка.
– Здравствуйте, я получила письмо... Свиридова Ольга Николаевна, – мой голос звучал как чужой. – Тут какая-то ошибка!
В трубке послышался стук клавиатуры, потом равнодушный женский голос:
– Свиридова... Да, вижу вашу заявку. Задолженность по кредиту, оформленному Свиридовым Виктором Андреевичем. Залоговое имущество – квартира по адресу...
– Стойте! – перебила я. – Я ничего не подписывала! Никогда! Не давала согласия на залог!
– У нас есть документ с вашей подписью, – в голосе появились нотки усталости, будто ей ежедневно звонят десятки таких же отчаявшихся людей. – Если вы отрицаете факт подписания, это вопрос к правоохранительным органам. На данный момент задолженность составляет...
Я не дослушала, положила трубку.
За окном жизнь шла своим чередом – соседский мальчишка гонял на велосипеде, старушки на лавочке обсуждали последние новости. У кого-то из соседей играла музыка. А я сидела, оглушенная, раздавленная свалившейся бедой.
Пятнадцать лет брака. Я знала, что у Виктора бывали романы на стороне – закрывала глаза, прощала. Терпела его вечное недовольство, придирки к моей внешности, его снисходительные усмешки, когда речь заходила о моей работе в школе. Но это... Это уже за гранью.
Вспомнилось, как незадолго до развода он уговаривал продать квартиру, купить что-нибудь поменьше. «Район хороший, цены растут, сейчас самое время», – убеждал он. А я уперлась – не хочу и все. Дом бабушки, воспоминания, детство Алины прошло здесь. Неужели уже тогда он знал, что квартира заложена?
Я дошла до серванта, где хранила коньяк – для гостей, я сама почти не пила. Трясущимися руками налила в чайную чашку. Сделала глоток, поморщилась от обжигающей горечи.
Телефон. Мне нужно позвонить ему. Прямо сейчас.
Нашла номер в списке контактов. «Витя» – так и осталось записано, не поменяла после развода.
Один гудок, другой... Сердце колотилось где-то в горле.
– Да? – такой знакомый голос. Я столько раз просыпалась и засыпала под этот голос.
Слова застряли где-то внутри. А потом прорвались наружу – яростным, сдавленным шепотом:
– Что ты наделал?
Горькая правда
– Что ты наделал? – мой голос дрожал от ярости и отчаяния.
На другом конце послышался тяжелый вздох. Я представила, как Виктор морщится и трет переносицу – его привычный жест, когда разговор идет не по плану.
– Оля? Ты о чем?
Его голос звучал почти удивленно. Почти. Я слишком хорошо знала все его интонации, чтобы не уловить фальшь.
– О банке, Витя. О трех миллионах, которые ты должен. О моей квартире, которую ты заложил! – последние слова я почти выкрикнула.
Тишина. Потом короткий смешок.
– А, ты об этом. Не драматизируй.
Мир вокруг на мгновение померк. Не драматизируй? НЕ ДРАМАТИЗИРУЙ?!
– Витя, ты в своем уме? Я могу остаться без крыши над головой! С Алиной! Без средств к существованию!
– Ты чего так нервничаешь? – теперь в его голосе появились снисходительные нотки. – Думаешь, я не собирался погасить? Конечно, собирался. Но потом мы развелись...
Я буквально задохнулась от возмущения.
– И ты решил, что это не твоя проблема? Что я должна расхлебывать твои долги?
– Послушай, – его тон стал деловым, – это все временные трудности. Мои инвестиции скоро окупятся, и...
– Какие еще инвестиции?! Ты заложил мою квартиру! Без моего ведома! С поддельной подписью!
В трубке послышался приглушенный женский голос. Что-то спрашивала. Потом Виктор, отодвинув трубку, ответил: «Бывшая. Истерит, как обычно».
Горячая волна гнева поднялась к горлу.
– У тебя там Марина? – процедила я. Та самая, с которой он меня и бросил. Сказал – «встретил родственную душу».
– Какая разница? – огрызнулся он. – Слушай, не раздувай из мухи слона. Это просто деньги. Разберешься, ты у нас сильная.
Я замерла. Просто деньги? Три миллиона – это «просто деньги»? Для него, может, и так. Его строительная фирма процветала. А для меня?
– Витя, – мой голос стал тихим, – ты понимаешь, что будет, если я не смогу погасить этот кредит? Нас с Алиной выселят. Твою дочь, Витя. Твою.
– Не мели чушь, – он начал раздражаться. – Никто никого не выселит. Поговори с банком, реструктуризируй долг. Продай часть вещей, в конце концов. Квартира большая, съезди на дачу к матери на лето, а квартиру сдавай.
Я сидела, не веря своим ушам. Он говорил о том, чтобы я продала вещи? Сдала квартиру? Уехала жить в деревню в домик без удобств? Все это – чтобы расплатиться за его долги?
– А ты? – тихо спросила я. – Ты собираешься помогать?
В трубке послышался еще один вздох.
– Оля, у меня сейчас тоже непростая ситуация. Фирма... были определенные трудности. Поэтому я и взял тот кредит, думал, быстро верну. А теперь Марина беременна, нам нужно думать о будущем ребенка...
Я почти физически ощутила, как что-то обрывается внутри. Беременна. Он будет отцом. Снова. А его дочь от первого брака может оказаться на улице.
– Ты... ты чудовище, – слова вырывались сами собой. – Ты думаешь только о себе. Всегда думал только о себе!
– Начинается, – протянул он с тоской. – Вечно ты все драматизируешь. Именно поэтому я и ушел от тебя, Оля. Ты всегда из любой мелочи устраиваешь трагедию. Разберешься как-нибудь, не маленькая.
– Разберусь, – процедила я сквозь зубы. – Но не думай, что я это так оставлю. Ты подделал мою подпись. Это уголовная статья, между прочим.
Он рассмеялся – коротко и резко.
– Удачи с доказательствами, дорогая. Экспертизу подписи знаешь сколько времени делают? И денег это стоит. А у тебя их и так нет.
– Я найду способ, – в моем голосе зазвенела сталь. Ярость придавала сил. – Не думай, что выйдешь сухим из воды.
– Да делай что хочешь, – в его голосе звучала скука. – Мне пора, у меня встреча.
– Витя! – выкрикнула я. – Мы пятнадцать лет прожили вместе! Как ты можешь...
– Вот именно, Оля, – перебил он. – Прожили. В прошедшем времени. Теперь у каждого своя жизнь. Не звони мне больше по таким пустякам.
И он бросил трубку. Вот так просто.
Я сидела, глядя на телефон в своей руке. Три миллиона рублей. Залог. Возможное выселение. И все это он назвал «пустяками».
Горло сжал спазм, в глазах защипало. Но я не заплакала. Слезы – это роскошь, которую я не могла себе позволить. Нужно было действовать.
Я открыла ящик стола, достала блокнот и ручку. «Что делать?» – написала я сверху листа. Первым пунктом вывела: «Юридическая консультация». Потом еще: «Банк – переговоры о реструктуризации». И наконец: «Алина. Рассказать правду».
При мысли о дочери сердце сжалось. Она обожала отца. Всегда защищала его, оправдывала. «Папа много работает», «Папа устает», «Папа старается для нас»... Как она отреагирует, узнав, что ее любимый папочка фактически выбросил их на улицу?
Я вздохнула и закрыла блокнот. Завтра. Все это будет завтра. А сегодня... Сегодня мне нужно было просто пережить этот день, не сломавшись.
Я подошла к окну. Мой двор, мой дом, моя жизнь. Все, что я знала и любила, оказалось под угрозой. Из-за человека, которому я когда-то доверяла больше всех на свете.
Виктор. Когда-то давно, в самом начале нашего знакомства, он подарил мне сережки с крошечными бриллиантами. «Они такие же яркие, как твои глаза», – сказал он тогда. Я хранила их все эти годы. Даже после развода не смогла выбросить.
Резким движением я открыла шкатулку с украшениями, нашла бархатную коробочку. Вот они – маленькие капельки, поблескивающие в лучах вечернего солнца. Символ того, чего никогда не было. Я захлопнула крышку и швырнула коробочку в мусорное ведро.
Время сентиментальности прошло. Настало время борьбы.
Под прицелом
Утром я отпросилась с работы. Позвонила завучу, что-то пробормотала про неотложные дела. Наталья Петровна не стала расспрашивать – привыкла уже к моим внезапным проблемам после развода.
Банк встретил прохладой кондиционеров и запахом дорогого парфюма. Начальник отдела по работе с проблемными кредитами – высокий, худой, с цепким взглядом – говорил сухо и по-деловому:
– К сожалению, мы не можем отменить сделку. Кредитный договор подписан вашим супругом, и у нас есть ваше согласие на залог.
– Бывшим супругом, – уточнила я. – И я никогда не давала согласия!
Он посмотрел на меня с усталостью:
– Если считаете, что подпись подделана, обращайтесь в полицию. А пока... – он пододвинул ко мне папку, – варианты реструктуризации долга.
Цифры в документе заставили меня похолодеть. Даже самый выгодный вариант предполагал ежемесячный платеж почти равный моей зарплате.
– Но как же я буду жить? Чем кормить дочь?
Он только развел руками:
– Сожалею, но это не моя проблема. Обратитесь к бывшему супругу...
– Он отказывается помогать.
– Тогда подумайте о продаже имущества или сдаче квартиры в аренду.
Я вышла из банка с ощущением свинцовой тяжести на плечах.
Коллекторы объявились через три дня. Сначала звонки.
– Свиридова? – голос в трубке низкий, с хрипотцой. – Михаил, представляю коллекторское агентство. Выселение – вопрос времени. Найдите деньги, иначе окажетесь на улице.
– Вы не имеете права угрожать! – возмутилась я.
– Ой, бросьте, – он рассмеялся. – Вы не первая и не последняя. Все говорят одно и то же. А потом плачут, когда приставы выносят вещи.
Он звонил ежедневно. Я перестала брать трубку, тогда он начал писать сообщения. Заблокировала номер – звонки пошли с других.
А потом они появились у моей двери. Я возвращалась с работы, уставшая, с пачкой тетрадей. В подъезде ждали двое – высокий бритоголовый с маленькими глазками и его напарник поменьше.
– Свиридова? – спросил высокий. – Михаил. Мы с вами по телефону общались.
Сердце бешено колотилось, но я старалась выглядеть спокойной:
– Что вам нужно?
– Поговорить. Вы трубку не берете, пришлось зайти лично. У вас есть три месяца.
– Три месяца?
– До выселения, – пояснил он буднично. – Потом вернемся с приставами. И поверьте, это будет неприятно.
– Вы не имеете права...
– Имеем, – отрезал второй неожиданно высоким голосом. – Все документы в порядке. Три месяца. Время пошло.
Они ушли, а я так и осталась стоять, прижимая к груди тетради. Только когда в подъезд вошла соседка, я очнулась и дрожащими руками начала искать ключи.
Дома первым делом проверила замки. Они казались такими ненадежными. Что, если эти люди вернутся раньше?
Полиция только развела руками: «Если будут угрожать физической расправой – звоните. А пока нарушения закона нет».
В ту ночь я не сомкнула глаз. К утру решила – нужно рассказать Алине. Она должна знать.
Но как объяснить дочери, что ее обожаемый отец фактически выбросил нас на улицу?
Я смотрела в окно на просыпающийся город. Обычное утро, обычный день. Для всех, кроме меня.
Потому что у меня оставалось всего девяносто дней, чтобы найти три миллиона рублей. Или навсегда попрощаться с домом, в котором прошла вся моя жизнь.
Горькая правда
Алина пришла с пар поздно вечером. Я слышала, как она разговаривает с кем-то по телефону, смеется. Беззаботно. По-молодому. У нее впереди вся жизнь – университет, карьера, любовь. И вот теперь я должна все это омрачить.
Она зашла на кухню, на ходу стягивая резинку с волос. Такая красивая – вся в отца. Те же выразительные глаза, тот же уверенный наклон головы.
– Мам, ты чего не спишь? – она открыла холодильник. – У меня завтра первая пара отменилась, могу поспать. А тебе ведь к первому уроку?
Я сделала глубокий вдох:
– Алина, нам нужно поговорить.
Она замерла, обернулась. В ее взгляде мелькнуло беспокойство:
– Что-то случилось?
– Садись.
Она опустилась на стул напротив, не сводя с меня настороженного взгляда.
Я начала издалека – рассказала про письмо из банка, про звонок Виктору, про визит коллекторов. Голос срывался, но я старалась говорить ровно. Факты. Только факты.
Алина слушала, закусив губу. По мере того, как я говорила, ее лицо менялось – от недоумения к тревоге, потом к недоверию.
– Подожди, – она перебила меня. – Ты хочешь сказать, что папа взял огромный кредит под залог нашей квартиры? И ничего тебе не сказал?
Я кивнула.
– И теперь нас могут выселить?
Снова кивок.
– Но это какая-то ошибка, – она покачала головой. – Папа бы никогда... Он любит нас. Он не мог так поступить.
Я горько усмехнулась:
– Я тоже так думала. Пятнадцать лет думала.
– Мам, может, он просто забыл сказать? Может, он думал, что успеет погасить до того, как... – ее голос дрогнул. – Нет, тут какое-то недоразумение. Я позвоню ему.
– Я уже звонила, – тихо сказала я. – Он сказал, что это мои проблемы.
– Нет! – Алина вскочила. – Не верю! Ты просто злишься на него из-за развода! Ты всегда его обвиняешь во всем!
Это было больно. Но я понимала – она защищает свою веру в отца. Свой мир, в котором он – герой.
– Алина...
– Я сама с ним поговорю!
Она выбежала из кухни, хлопнув дверью. Я слышала, как она набирает номер, как дрожит ее голос:
– Папа? Привет, это я. Слушай, тут мама говорит какие-то странные вещи про квартиру и кредит...
Я не стала подслушивать. Вышла на балкон, зябко обхватив себя руками. Холодный вечерний воздух остужал горящие щеки.
Через пятнадцать минут Алина вышла ко мне. Лицо бледное, глаза красные.
– Он сказал, что это временные трудности, – произнесла она тихо. – Что у него были проблемы с бизнесом, но скоро все наладится. Что ты драматизируешь.
Я молчала. Что тут скажешь?
– Я верю ему, – упрямо добавила она, но в голосе уже не было прежней уверенности.
А через неделю все изменилось.
Алина поехала к отцу – он пригласил ее на обед в новый ресторан. Она вернулась поздно, непривычно тихая.
– Все хорошо? – спросила я.
Она кивнула, но взгляд избегал моего. В ту ночь я слышала, как она плачет в своей комнате. Но не стала лезть с расспросами – знала, что расскажет, когда будет готова.
Рассказала на следующее утро. За завтраком.
– Я вчера у папы была, – начала она, размешивая кашу, но не притрагиваясь к ней. – Он с Мариной живет теперь в новом жилом комплексе. Такой... дорогой. С бассейном во дворе.
Я промолчала. Просто ждала.
– Когда мы обедали, ему позвонили. Какой-то Игорь. Папа вышел на балкон говорить, но я все равно слышала. Он сказал... – голос Алины дрогнул. – Он сказал: «Пусть сама выплачивает, мне уже все равно. У меня новая жизнь, новая семья».
По ее щеке скатилась слеза.
– Мам, он правда взял эти деньги и бросил нас расхлебывать?
Я обняла ее, прижала к себе. Она вдруг показалась такой маленькой, хрупкой – совсем как в детстве, когда приходила ко мне с разбитой коленкой.
– Мам, как он мог? – всхлипывала она. – Я же... я же так верила ему! Всегда защищала, когда девчонки в школе говорили гадости про отцов, которые бросают семьи.
Я гладила ее по волосам, не находя слов утешения. Что можно сказать, когда рушится вера в родного человека?
– А теперь мы можем потерять квартиру? Из-за него?
– Я сделаю все, чтобы этого не случилось, – твердо сказала я.
Алина отстранилась, вытерла слезы. В ее взгляде появилось что-то новое – решимость, которой я раньше не видела.
– Нет, мам. МЫ сделаем все. Я могу пойти работать. Могу взять академический...
– Даже не думай! – перебила я. – Твоя задача – учиться.
– А твоя – учить детей, а не бегать по банкам, – парировала она. – Мы будем бороться вместе. Я уже не маленькая.
В этот момент я вдруг увидела в ней не прежнюю девочку, а взрослую женщину. Сильную. Как это часто бывает – именно в кризисных ситуациях мы узнаем, из какого материала мы сделаны.
– Мы справимся, – сказала Алина, сжимая мою руку. – Обязательно справимся.
И впервые с того момента, как я получила то злосчастное письмо, я поверила, что это возможно. Что вместе мы найдем выход.
Потому что теперь нас было двое против целого мира.
В поисках справедливости
На адвоката скидывались всем миром – школьные коллеги, подруги, даже мама из деревни. Стыдно было просить, но выбора не оставалось.
Николай Сергеевич, мужчина за пятьдесят с морщинистым лицом и цепким взглядом, выслушал меня и задумчиво потер подбородок:
– Не стану врать – шансы невелики. Но одна зацепка есть. Согласие супруги на залог требует нотариального заверения. Если подпись подделана, мы докажем.
Я вцепилась в эту надежду, как в последнюю соломинку.
– Только экспертиза почерка стоит немало, – предупредил он. – И времени займет...
– У нас осталось всего два месяца.
– Знаю. У меня есть знакомый эксперт. Постараюсь ускорить.
Виктор взбесился, узнав о моем иске.
– Ты что творишь? – прорычал он в трубку. – Хочешь, чтоб меня посадили?
– А ты хочешь, чтоб твоя дочь оказалась на улице?
– Никто не окажется на улице! Я бы всё решил, если б ты не полезла с судами!
– Как в прошлый раз? – усмехнулась я. – Нет уж. Больше не верю.
На следующий день в школу явился его адвокат – холеный мужчина в дорогом костюме. Дождался конца урока и протянул мне папку:
– Здесь соглашение. Вы отзываете иск, Виктор Андреевич обязуется выплачивать кредит в течение года.
Я не стала открывать:
– Передайте, что соглашусь, только если он полностью погасит долг за месяц.
– Это невозможно. У него нет таких средств.
– Значит, увидимся в суде.
Зал заседаний оказался тесным и душным. Алина сжимала мою руку.
Судья – полная женщина с усталым лицом – быстро пролистала документы:
– Итак, истица утверждает, что ее подпись подделана ответчиком?
Николай Сергеевич поднялся:
– Именно так. У нас есть заключение эксперта.
– Возражения? – судья посмотрела на Виктора.
Его адвокат встал:
– Мой клиент отрицает подделку. Истица была полностью осведомлена о кредите и дала согласие. Она просто притворяется жертвой после развода.
Виктор сидел с каменным лицом, избегая нашего взгляда.
– Вы можете доказать, что ваша бывшая жена знала о кредите? – спросила судья.
– У меня есть документ с ее подписью, – наконец произнес Виктор.
– Подделанной! – возразил Николай Сергеевич. – Экспертиза подтвердила.
– Ваша экспертиза не имеет силы, – парировал адвокат. – Она проведена без постановления суда.
Судья нахмурилась:
– Тогда назначим официальную. Свиридов, предоставьте оригинал.
Адвокат достал бумагу и передал.
– Свиридова, вы по-прежнему отрицаете, что это ваша подпись?
– Да. Я ничего не подписывала.
– Назначаю судебную экспертизу. Слушание откладывается.
Виктор попытался выскользнуть из зала, но Алина преградила путь:
– Пап, как ты мог?
– Алиночка, это всё не так просто...
– Просто скажи правду. Хоть раз!
Он вздохнул:
– Поговорим, когда успокоишься.
– Трус, – бросила она ему вслед.
Результаты экспертизы пришли через три недели. Мы с Алиной нервно ждали в коридоре.
– Подделка подтверждена! – шепнул нам Николай Сергеевич. – Эксперт уверен на сто процентов.
У меня закружилась голова от облегчения.
Заседание оказалось коротким. Виктор выглядел бледным, его адвокат безуспешно пытался опротестовать результаты.
– Учитывая заключение эксперта, – объявила судья, – суд признает подпись Свиридовой поддельной. Договор в части залога признается недействительным. Материалы направляются в правоохранительные органы.
Мы выиграли!
Новый поворот
Домой мы летели как на крыльях. В метро Алина рассмеялась:
– Прости, просто вспомнила лицо папы, когда судья зачитывала решение.
Я покачала головой:
– Это не смешно.
– Знаю. Но такое чувство... будто гора с плеч.
Дома я первым делом позвонила маме:
– Мы выиграли. Квартира останется нашей.
– А что с Витей будет?
– Не знаю. Возможно, уголовное дело. И ему придется выплачивать кредит самому. Три миллиона — это много даже для него.
Из банка сообщили официально: залог с квартиры снят, долг теперь только за Виктором.
А через неделю узнала, что его фирма на грани банкротства. Соседка сказала:
– Говорят, налоговая трясет его уже полгода. И кредиторы в очередь. А теперь еще и суд... Бедняга!
«Бедняга». Странно слышать это о человеке, едва не оставившем нас без крыши.
Жизнь входила в привычное русло. Уроки, тетради, собрания. Алина готовилась к экзаменам. Мы планировали ремонт кухни.
Спустя месяц после суда позвонил Виктор. Я думала, он хочет говорить с Алиной — дочь не отвечала на его звонки с того заседания.
– Можно увидеться? Поговорить...
– О чем? У нас всё решено судом.
– Оля, пожалуйста. Двадцать минут. В кафе на Тверской, где отмечали твой день рождения, помнишь?
– Хорошо. Завтра в шесть.
Он уже ждал. Осунувшийся, с тенями под глазами, нервно постукивал пальцами по столу.
– Выглядишь неважно, – заметила я.
– Всё рушится, Оль. Фирма, отношения с Мариной... всё.
– Мне жаль.
– Банк требует немедленного погашения. А у меня ничего. Счета арестованы, имущество описано.
– Зачем ты рассказываешь мне это?
– Не знаю. Может, чтобы ты знала: жизнь отомстила за меня. По полной.
– Ты мог получить уголовное дело, – напомнила я.
– Но ты не стала подавать. Почему?
– Не хотела, чтобы Алина осталась без отца. Пусть даже такого.
Он вздрогнул:
– Она до сих пор не отвечает на звонки.
– Дай ей время.
– А ты? Ты простишь?
– Нет, Витя. Я могла остаться без крыши над головой. С Алиной. Из-за тебя. Этого не прощают.
– Понимаю, – он опустил голову. – Я, наверное, уеду. Начну всё с нуля.
– А вы как? – спросил он после паузы.
– Нормально. Алина готовится к экзаменам, я работаю.
– У вас... у вас всё хорошо?
– Да, – и я вдруг поняла, что это правда. – Всё хорошо.
Он неловко поднялся:
– Спасибо, что пришла.
Я смотрела, как он идет к выходу. Сгорбленный, постаревший. Когда-то я любила этого человека.
– Ну и что он хотел? – спросила Алина по телефону.
– Рассказать, что у него всё плохо.
– И что ты ему сказала?
– Правду. Что не прощу.
– Правильно. Не заслужил.
– А ты? Простишь когда-нибудь?
– Не знаю, мам. Может быть. Когда-нибудь. Но не сейчас.
Через пару дней Виктор позвонил снова:
– Оля, я с банком договорился. Они закроют долг, если я продам новую квартиру. Нужна твоя подпись как бывшей жены.
– Нет, Витя. Я ничего не буду подписывать.
– Но ты не поняла! Это выгодно всем...
– С меня хватит. Решай свои проблемы сам.
Я заблокировала его номер. Раз и навсегда.
Вечером мы с Алиной пили чай на кухне.
– Мам, а ты не жалеешь, что так с папой? Он же теперь совсем на мели.
– Нет. Иногда нужно просто отпустить прошлое и идти дальше. Без груза обид и несдержанных обещаний.
– Думаешь, он справится?
– Конечно. Твой отец всегда выкручивался. Но теперь это не наши проблемы.
Телефон звякнул – сообщение с незнакомого номера: «Ну и что ты выиграла?»
«Спокойствие», – ответила я и заблокировала этот номер тоже.
И впервые за долгое время я действительно ощутила его — покой. Будто захлопнула дверь в прошлое и открыла новую — в будущее, которое теперь принадлежало только нам с Алиной.