Последние десять километров пути слева по борту простерлась широченная низина - сорняки, сорняки и еще сорняки. За низиной лесок или роща, и не угадаешь, что там, в той роще, если не знать наверняка. Стволы берез, словно выписанные свинцовыми белилами, и роскошный навес зелени над ними. Идеальный мирный пейзаж. Только верхушка заброшенной церкви с ободранной позолотой, с прогнившими ребрами купола, вносила диссонанс в безмятежность и благость. Она как будто бормотала молитвы задом наперед, проклиная собственную ненужность, а заодно и всё сущее. Неспроста эти края приобрели известность множеством несчастных случаев, нелепых и загадочных, никак не объясненных смертей.
Для Юры Коржова каждая такая поездка была как маленькое путешествие. Он долго и тщательно готовился, читая статьи в интернете, заучивая названия населенных пунктов и погружаясь в атмосферу. Когда суета магистрали пропадала из зеркала заднего обзора, он оказывался даже не в Новой Москве или в Подмосковье, а в прошлом, пусть и не самом далеком. Конец семидесятых или чуть позже, без камер наблюдения, платных парковок, куар-кодов и других достижений современной цивилизации. Выйдешь у продмага купить минералки, а вокруг те самые люди с черно-белых фотографий, но в полном цвете, живые и смотрят на тебя как на шпиона из ЦРУ. И опаньки - ты уже чертов попаданец, скорей выбрасывай в кусты смартфон и начинай пытаться выживать…
Перед тем, как уехать, уже сидя за рулем, Юра еще раз осмотрел на карте район поисков. Что конкретно он там будет искать, было еще не ясно, разберется на месте. Это всегда экспромт, голос интуиции. Вот оно, Верстовое, вот лес, никак не обозначенный, вот речка Овчанка, а вот деревня Маякино.
Маякино. Население - ноль человек.
Заброшенный и никому не нужный медвежий угол в трех часах езды от столицы.
Увлекшись созерцанием меланхоличной сельской красоты, Юра едва не прозевал поворот, предсказанный навигатором. Он сбросил скорость, притормозил и свернул на грунтовку, проложенную через сорняки.
Грунтовая привела на асфальтированную площадку, и Юра остановил "Ниву" напротив двустворчатых ворот с вычурными чугунными завитушками. Это и было кладбище Верстовое, коему вскоре предстояло стать звездой ютуба. Коржов опустил боковое стекло, и в кабину повеяло свежестью, рожденной тенью от деревьев и близостью реки. Верстовое растянулось в длину над речным берегом, а ширина меньше километра. Юра поставил машину на передачу, прихватил с заднего сидения рюкзак и направился к ожидавшему его гиду.
Это был крепкий мужчина, ровесник Коржова, в пестрой бандане, из-под которой выбивались, как у пирата, седые волосы. Сходство с персонажем "Острова сокровищ" дополнял зажатый подмышкой костыль. Он первым протянул руку.
- Прошу прощения, опоздал, - извинился Юра. - Запутался слегка. Вы - Артем?
- Он самый, Артем Прохоров. Давай сразу на "ты". Не беда, что опоздал, я никуда не тороплюсь. Вот только шторм обещают, уже сто тысяч сообщений пришло. Успеешь картинок нащелкать?
- Постараюсь. В крайнем случае, задержусь, пока не уляжется. Или еще раз приеду.
Артем быстро оглядел гостя из Москвы, с которым до этого переписывался в ВК. Его сестра называет таких "мужчинками". Талия в форме груши, опрятно, но очень просто одетый, ухоженные маленькие руки, обручального кольца нет. Возрастной маменькин сыночек. Хотя, какая Артему разница.
- Наш автопром выбираешь? - Артем удостоил взглядом "Ниву". - Вот это внедорожник, а не китайщина дурацкая.
- Да, нормальная тачка. Брал с пробегом, но в наше время и с нашими ценами… Надежная, только пороги гнилые. Правда, мама против была. На нашей машине, говорит, убиться можно. Ну, убиться-то и на джипе можно, если судьба.
"Мама против, - подумал Артем. - Кто бы сомневался. Мамкин философ".
- Пойдем вон туда, в подсобку, - сказал он Коржову. - У меня есть чай в термосе и печенье. Перекусишь с дороги, а я тебе объясню, что и где.
- А у меня бутерброды, - сообщил Юра, похлопав ладонью по рюкзаку.
Возле подсобки стоял мотороллер "Хонда", принадлежавший, очевидно, Прохорову. Подсобка - вернее, древняя сараюха, водруженная здесь еще при молодом Брежневе - оказалась неожиданно уютной. Внутри имелись стол, два стула с высокими спинками, раскладушка и умывальник. В углах - инструменты, садовый инвентарь и даже рыбацкие сети с удочками. С потолка свисала на кабеле лампа.
Юра вручил гиду скромное вознаграждение, не облагаемое налогом, мужчины накрыли на стол и выпили чаю. Артем достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, на котором от руки набросал план кладбища Верстовое.
- Особо тут не разгуляешься, - предупредил он Коржова. - На восток ведет аллея, вот она. Там иногда ветки поломанные падают, береги голову. Между могилами не лазь, можно напороться на железку от ограды. Будешь снимать надгробья, старайся, чтобы имена-фамилии в кадр не попадали.
- Понял, принял.
- Идешь по аллее, идешь себе и идешь, и вот здесь, километра через полтора, упираешься в железный забор. В заборе калитка, но она на замке. А тебе нужно попасть к старой церкви, она за огороженным участком. Принимай вправо и двигайся параллельно забору. Ну как двигайся - пробирайся, заросли к нему почти вплотную. Сложно, но можно, главное в овраг не упади. В конце забора окажешься над рекой, там налево и по тропинке, опять пока забор не кончится. Выйдешь прямо на церковь. Она с фасада нормально сохранилась, но внутри - разруха. Аккуратнее там. В ней не то дьявол обитает, не то дух самоубийцы не отпетого. Если его тревожат, кидается сверху облицовкой.
Коржов хихикнул.
- Шучу, конечно, но весной один краевед оттуда еле живой до людей дополз. Сказал, что сверху не то крылья захлопали, не то заперхал кто-то, и тут же - бум!, - закрытая черепно-мозговая.
- Круто. То самое, зачем меня сюда послали.
- За черепно-мозговой?
- Да нет! Я специализируюсь на мистике, легендах, всяком таком. Сотрудничаю с тематическими каналами на ютубе. Криминал, таинственные случаи, нераскрытые преступления, психопатия или намек на аномальное, логическое нестыковки. Беру заказы на фотосъемку. Фото и видео. Объекты… хм… культурного и не особо культурного наследия. В четверг мне скинули вашу локацию, ну вот я и здесь. Я дам материал, его смонтируют и озвучат зловещим закадровым текстом. Народу нравится, под пивко и водочку. Разгружает как надо.
- Понятно, - кивнул Артем. Он смотрел на Коржова снисходительно и немного устало, как на ребенка, придумавшего к ночи новую игру.
- Скажи, а что у вас на Верстовом необычного происходит?
Гид пожал плечами.
- Здесь давно уже никого не хоронят. Не знаю, обычно это или нет. За последние лет десять я мог стать первым, но врачи вытащили…
Юра показал на прислоненный к стене костыль.
- Успел повоевать?
- Ага. Да я много чего успел. Теперь коленный сустав искусственный, ну и всякое такое.
Артем нарочно помедлил, ожидая давно осточертевших вопросов, которые ему задавали в таких случаях. Но Коржов ни о чем его не спросил, а оживленно продолжал о себе, любимом:
- Обычно я получаю задание и предварительно собираю всю доступную информацию. Не всегда удается с кем-то законтачить, как с тобой, и я чаще сам. Изучаю местность, историю, что только можно. Про Верстовое я раньше не слышал, хотя побывал много где, а читал еще больше. Ни про Верстовое, ни про деревню Маякино… а что за Маякино такое?
- Оттуда давно народ разъехался. Просто пустая деревня. Она же Мяукино, она же Маньякино.
- Там была какая-то жесть с какими-то подростками?
У Артема дернулся угол рта.
- Ну да. Мерзкая история. Сам в ней чуть не поучаствовал, но тогда работал в турклубе, с группой ходил. Сейчас турклуба нету, да и я в туристы больше не гожусь. Здесь я так, на полставки, и то по дружбе. Траву покосить, кусты подстричь. Ухаживаю за могилами, если денежку дадут. Кое-кто своих предков помнит, обращаются. У меня пенсия норм, но очень уж постыло дома сидеть. Со мной сестра живет, стерва и бьютиблогерша, вот я и уезжаю иногда сюда. Отдал ей машину свою, чтобы не ныла, купил себе скутер. Чуток поработаю, потом балду пинаю. Ловлю рыбу, варю уху. Бывает, и ночую тут. Разумеется, не зимой, до холодов.
- Мешаешь сестрице личную жизнь устраивать?
- Типа того. Но мне здесь нормально. Тихо, спокойно, мертвецы из могил не встают и с растопыренными пальцами не бродят, можешь заказчикам так и передать. Правда, у меня доступ только в главные ворота и в подсобку эту… А вот частный квадрат - другое дело. Но туда без ключей не попадешь.
- Частный квадрат?
- Ну, мы его так зовем - "квадрат". В девяностые восточная половина Верстового почти вся свободная была. Схоронили там кооперативщика убитого, потом другого, третьего, а потом богатеи скинулись и всю половину выкупили. Якобы блаженный уголок для лучших людей. Только ни фига он не блаженный. Раз как-то нашли там мужика, из автомата расстрелянного, стали разбираться, кто, откуда, и выяснили, что его неделей раньше с оркестром похоронили…
Артем осекся, прислушался к чему-то и сказал:
- Сто пудов сейчас ливанёт. Пойду мотороллер накрою, а то зальет карбюратор, потому не заведется.
Мужчины вышли из подсобки.
Всего сорок минут назад светило солнце и небо было идеально голубым. Теперь прямо над кладбищем сошлись к единому центру притяжения тучи. Стемнело, воздух остыл градусов на пять, а то и на все десять. Нарастающий ветер доносил издалека звук рыданий. Коржов надел очки и прищурился на идущую по аллее фигуру.
Фигура была женской. Не молодая женщина, но очень энергичная, вон как вышагивает. Что твой гренадер на параде.
- А это у вас кто? - тихо спросил Юра.
- Камергерова, - тоже тихо отозвался Артем. - Хозяйка пекарни. У нее на закрытом участке двое внуков, частенько к ним заходит… Но обычно через главный вход, не через нас. Ключей от ворот нету у нее.
Ветер подул еще сильнее, стелясь над верхушками деревьев, и плач перетёк в отчаянный, полный горя и ужаса крик. Женщина набросила на голову сбитый ветром черный платок, пошла быстрее и через минуту остановилась напротив мужчин.
- Анна Сергеевна, - окликнул ее Артем. - У вас всё в порядке?
В черном от туч небе заворчало огромное чудовище-каннибал. Бесшумно вспыхнула и погасла молния, точно кто-то дважды щелкнул выключателем. Березы, стерегущие аллею, зримо присели от громового раската.
- Артемий? - спросила женщина. - Прохоров? Это ты?
- Это я, Анна Сергеевна, кто же еще.
- Ничего не в порядке, Артемий. Мишенька с Алешенькой плачут, просят забрать их. Говорят - страшное идет. Говорят, забери нас, бабушка. А я, а как же я их заберу?...
- Вы бы, Анна Сергеевна, ехали домой. Вот-вот всё вдребезги разносить начнет. Где вы машину свою оставили? Помочь дойти?
- Сама дойду, сама. Ты, Артемий, здесь будешь?
- Да, здесь. Мы с… с товарищем в подсобке посидим, пока шторм не утихнет.
Женщина с подозрением уставилась на Коржова.
- Кто такой? - спросила она Артема. - Кого привел сюда?
Артем смутился, но, к его удивлению, Юра сам ответил за себя. Пухлые губы сладкоежки раздвинулись, и он проговорил громко и раздельно:
- На этом кладбище могила моего деда. - Коржов смотрел прямо в безжизненные, змеиные глаза Камергеровой. - Пал как герой в одна тысяча девятьсот сорок четвертом году в бою с немецко-фашистскими захватчиками. А вам какое дело, кто я и откуда?
Камергерова попятилась.
- Артемий! - вскрикнула она. - Прохоров, ты учти… Ты его не пускай туда, к моим! Я же узнаю, мне расскажут! Учти, будешь проклят до конца жизни…
- Да учел, учел, - махнул рукой Артем. - Никуда он не собирается. На могиле дедушкиной уберемся, помянем, и товарищ в Москву уедет. И вы езжайте. Или вам скорую вызвать?
- Не надо мне скорую, доеду. Смотри у меня, Артемий! - угрожающе повторила она, резко повернулась и той же твердой гренадерской поступью зашагала к воротам. Рванула на себя створку. Силуэт Камергеровой замелькал за забором и вскоре исчез из виду.
Артем укутал "Хонду" клеенкой, и тут же по земле забарабанил миллиард пальцев. Едва они закрыли за собой дверь, как начался потоп.
***
Они сели к столу, и Артем налил из термоса еще по стакану чая.
- Артемий, блть, - пробурчал он. - Юр, водки стопку не желаешь? Сам-то я больше по пивку, но шкалик заначен на случай ЧП. Можешь тут на ночь остаться, а завтра пофоткаешь, чтобы бензин лишний не жечь.
- Я матери обещал сегодня приехать, - вздохнул Юра. - Слушай, Артем… Эта баба, она насколько нормальная? По-моему, ей в дурдом прямая дорога. Как их… Мишенька с Алешенькой забрать их попросили, и она приехала? И, если я к ним схожу, они ей наябедничают?
- Ее по поводу внуков конкретно заносит, но в остальном она здоровее нас с тобой. Мне ее не жалко, если тебе так показалось. Ни ее, ни Мишеньку с Алешенькой. Но с Камергеровой ссориться себе дороже. Так что я изобразил заботу.
Коржов взял из пачки "Юбилейного" печенину и макнул ее в чай. По крыше и стенам подсобки колошматил ливень. Крыша подтекала, но умеренно, и в целом сараюха держалась молодцом.
- Они там, на Квадрате, внуки ее. Небось шторм почуяли, вот и голосят. Такое бывает, я и раньше слыхал. И ты сам только что слышал.
- Ты мне сейчас не шутя говоришь, что это ее внуки плакали? - изумился Юра. - Да ладно! Ты же сказал, что у вас ничего необычного! А тут и новопреставленного расстреляли, и в церкви дьявол завелся, и внуки плачут…
- С внуками что-то не так, хочешь верь, хочешь не верь. Лежат в землице мертвые и орут или ревут. Возле Квадрата отлично слышно. Можно сказать, что у меня галлюцинации. Можно сказать, что у Анны галлюцинации. Но…
- А еще можно сказать, что, без обид, у тебя галлюцинации, а только что перед нами рыдала сама Анна. Зачем сущности множить?
- Никто их не множит. У нее глаза сухие и тушь не размазалась. И звук у нее из-за спины доносился. Мишенька с Алешенькой умерли страшно. По уму их бы спалить и развеять прах к херам над речными волнами, но Анна на это не согласилась.
Стены подсобки затрещали под мощным напором ветра. Шторм набирал силу и творил на кладбище Верстовое всё, что хотел. Аллея стонала, деревья сгибались до самой земли.
- Что у тебя за нелюбовь к ним такая? - спросил Юрий. И деликатно добавил: - Если не секрет, конечно.
Артем сложил руки на столе и навалился на них грудью. Несколько минут он молчал, затем поднялся, хромая, дошел до своей сумки и достал сигареты.
Новая вспышка молнии прошила подсобку насквозь, как рентгеном. Громыхнуло так, что заложило уши. Короткий синий всполох высветил в лице Прохорова нечто сатанинское.
Шторм ломился в дверь их временного убежища, требуя впустить его внутрь.
- Случай с подростками в Маякино, - произнес Артем. - Ты спрашивал. А что, в интернете об этом не нашел ничего?
- Нет, поэтому и спросил.
- Ну так вот, чтобы ты понимал, с кем сейчас в гляделки игрался… Это ее внуки там погибли. Камергерова - лютая баба, рядом с ней Салтычиха обосралась бы. Любого нагнет и фамилию не спросит. А еще она из тех, для кого семья - центр Вселенной. Она всегда знала, что для ее семьи лучше всего. Но вот родная дочка ее ставит перед фактом: мама, я беременна и я выхожу замуж. Анна ее чуть не ушатала, она Настюхе жениха подходящего выбрала, из правительства Москвы, весь такой статусный. А Настя рогом уперлась и сказала: или ты мужа и детей моих как родных примешь, или я с тобой прощаюсь и больше не увидимся.
Я ее мужа, Сашку, хорошо знал. Вместе в институте учились, меня со второго курса отчислили, а его с третьего. Добрый, безвредный и совершенно бесполезный. Не приспособленный к жизни. Он немного рисовал, приезжал ко мне в гости, на пейзажи, и здесь познакомился с Настей…
Внезапно в бесноватый оркестр стихии вторгся новый звук, прервав деревенскую драму в безыскусном изложении Артема. От громкого стука в дверь он поперхнулся и замер, втянув голову в плечи.
Коржов подскочил. Это стучал уже не ливень, а человеческая рука, сжатым кулаком, костяшками. Мужчины переглянулись.
- Кто-то просится… - пробормотал Юра. - В такую погоду и на улице… Ну и что ты стоишь? Давай впустим? Хотя бы спросим, кто?
- Нет, - проворчал Артем. - Откроешь, а там никого. Бывало уже… Есть такие стуки, которые просто постучат и перестанут. Это древесина старая.
- Ну пусть древесина, - согласился Коржов. - Тебе виднее.
Артем выждал еще минуту, но стук более не повторялся, и он продолжал, косясь на дверь.
- Камергерова тогда якобы смирилась. Настя родила сначала одного сына, потом второго, и Анна с ними нянчилась, забила на бизнес и на все дела. Полюбила их больше жизни, и, я так думаю, больше дочери. Сашку она на пушечный выстрел не подпускала, и двое мальчишек росли чисто под бабушкой. Один дорос до двенадцати лет, второй до тринадцати. Анна устроила их в частную школу, сама за всё платила, и однажды сказала Настасье: живи как знаешь, а к детям не суйся, только испортишь, станут убогими как папашка.
Та не сильно-то и расстроилась. Мать давала ей денег, и она каталась по курортам. А Сашка… он оказался лишним. Любовь у них с Настей быстро прошла, да Настюха и не любила, она так - матери назло. Мишенька с Алешенькой его презирали, так их бабка научила. Он от одиночества заболел и начал пить.
Анна внуков воспитывала весьма своеобразно. Внушала им, что они исключительные, не такие, как все, белая кость. Что они рождены повелевать. Она, представь себе, царских кровей…
- Я смотрю, вылитая императрица. Или сама Великая княжна. То-то она тебя Артемием величает.
- У нее предки придворными были. Ей это передалось, причем в довольно безобразной форме. Из дочери фрейлину сделать не получилось, и она взялась за внуков. Наняла им учителя фехтования, верховой езды, читала мемуары белых генералов. В церковь ходили, как же без этого. А еще учила их быть безжалостными. Сашка был в ужасе, ну а что он мог поделать? Однажды летом братья отправились в Маякино. Там жили кошки, много кошек, их кто-то подкармливал. Братья взяли с собой ножи и топор. Они хотели научиться сдирать шкуры с животных.
Коржов, полировавший линзы очков платком, поднял на него глаза.
- Сдирать шкуры с животных, - повторил он за Артемом. - На самом деле?
- Да. В охотники готовились. Ну или просто хотели убивать. Отбирать жизни. И не так даже. Сначала мучить, а потом убивать. Но охота получилась не по задуманному. В деревне был кто-то еще, кроме кошек. Когда Анна хватилась и подняла на ноги милицию, те примчались в Маякино, но Мишеньки и Алешеньки там не было. А вот что было - залитая кровью скамейка возле дома и четыре отрубленные руки. На каждой левой по золотому перстню. Анна, как от обморока очухалась, всем своим знакомым телефоны оборвала, и менты организовали масштабные поиски. По стране.
- Давно это было?
- Довольно давно. Не помню точно, но помню, что было лето, август, ужасная жара. Еще смог стоял от торфяников.
- Две тысячи десятый.
- Наверное. Из-за этого смога их долго не могли отыскать, а потом нашли совсем рядом. Тот, кого они встретили в деревне, обошелся с ними очень круто. Отрубил им кисти рук их же топором. Перевязал. И отпустил.
Артем говорил совершенно бесстрастно, и лишь три последние фразы выделил интонацией, будто заколотив три гвоздя.
Коржов нацепил очки на нос.
- Чушь какая-то, рассказываешь мне ужастики. Куда их отпустили, как они ушли? Это же тяжелейшие травмы, потеря крови до критической, дикая боль, шок. Их же не под наркозом… прооперировали?
- Их заставили принять сильный синтетический наркотик. Это экспертиза определила. Обезбол и стимулятор, военная фармакология. Мне кажется, не из сострадания, а чтобы не умерли слишком быстро. Чтобы осознали и прочувствовали. Далеко-то они не ушли, свалились оба в пролеске за деревней.
- Очень сильный наркотик, раз они до сих пор из могилы бабку зовут. Мощно. Ну и что, нашли этого душегуба?
- Нет. Душегуб испарился.
- Как его можно было не найти? То, что с пацанами проделали, требовало предварительной подготовки. Кто-то знал заранее их планы и категорически не одобрял. Кто-то располагал временем, навыками полевой хирургии, набором первой медицинской помощи, умением заметать следы… Наркотой, которая далеко не у каждого есть. Жесточайшей мотивацией, моральной настройкой, коль он сделал так, как сделал. Можно ведь было просто отлупить недоумков, а тут чистое убийство, причем детей. Найти такого человека… по-моему, не сложно.
- Ну, моральная настройка на лице не написана, - Артем хмыкнул. - Камергерова подтянула очень серьезных спецов, на тот момент она это могла. Менты выяснили, что повариха из санатория Минсельхоза носила в деревню еду для животных, пристраивала котят, и у самой дома две кошки. Ее задержали. Но это была мягкая добрая тётенька, страдавшая одышкой и еле ходившая, ей бы ввек такого не исполнить. То есть, настолько неправдоподобно, что не схавала даже Камергерова. На счастье поварихи, за нее заступился целый замминистра - очень вкусно готовила.
- И ее выпустили?
- Да, повариху выпустили. Анна велела Сашку искать, на него думала. Он знал, что им в Маякино понадобилось. Он ведь скучал по своим детям, и накануне позвонил, хотел поговорить. Трубку взял один из братьев и всё ему выложил с подробностями. В тот день Сашка приехал сюда электричкой, но перед этим выпил бутылку водки, и до деревни ему было не дойти. Еще двести пятьдесят он вкатил на платформе. Кто-то сердобольный отобрал у него выпивку и попытался вразумить, но он уже допился до невменько и бросился под поезд. И, пока не установили личность, он оставался главным подозреваемым. А установили только через неделю, при нем документов не было. Проверили, не мог ли он сначала с пацанами расправиться, а потом вернуться на станцию, но по времени не совпало. Поезд тот проходил станцию в пять вечера, а пацаны отбыли охотиться после шести.
- Кто, кроме него, знал про "охоту"?
- Сама Камергерова. Она дала внукам пистолет покойного супруга. "Токарев" наградной. Для самообороны, а то мало ли что. Но этот ствол нашли там же, где и руки, с одним отстреленным патроном. Наверное, стреляли в воздух для острастки. В братьях лишних дырок не было.
- Ну ладно, двое знали. Отец ничего не смог, бабка не считается. Что насчет матери?
- Наська развлекалась где-то на Кубе или в Мексике. Когда Анна до нее дозвонилась и сообщила, что внуков больше нет, она ответила: да и похрен, это твои внуки, а не мои дети. В Россию она, кстати, так и не вернулась, а в позапрошлом году умерла от передоза.
"А ты ведь был третьим, кто знал, зачем собрались подростки в расселенную деревню, - подумал Юра. - Тебе позвонил их отец. Он умолял тебя что-нибудь сделать. Но ты повел в поход группу. Или ты никого никуда не водил?"
- Камергерова хотела ангелочков мраморных на могилу поставить, да наш каменотес на дыбы взвился: видал я, говорит, таких ангелочков. Анна с кулаками на него бросилась, потом побои снимать ездил, заявление писал. От нее тогда многие отвернулись… Ее и внучков раньше-то недолюбливали, а тут сорока на хвосте всем и каждому разнесла, что братья в Маякино затевали. Конкретный бойкот Анне устроили, даже хлеб ее не покупали. Потом и дело об убийстве закрыли. Той осенью мэра московского сменили, и у Камергеровой связей не осталось, прикрылась лавочка.
Да, и еще. Отпевали Мишеньку с Алешенькой вот в той церкви, что за кладбищем. Поднесли оттуда к воротам Квадрата, а там замок заело, никто открыть не смог. И пришлось их через всё Верстовое по этой самой аллее тащить. Сразу тебе говорю - не суйся туда и могилы их не фоткай. Камергерова хоть и старая, и былых знакомств не осталось, но группа поддержки у нее до сих пор имеется. Свяжешься - пожалеешь. А в церкви на другой день кровля рухнула, хотели на ремонт собрать, да никто ни копейки не дал. Так епархия этот объект с баланса и списала.
***
В семь часов, когда ураган и ливень прекратились, они покинули свое убежище.
Небо еще не очистилось, но тучи медленно отплывали на юг. Блеклое и унылое солнце даже не пыталось согреть землю. В воздухе стоял запах червяков, мокрой травы и камней.
Артем спросил, нужен ли он еще, и Юра ответил, что нет, дальше он сам. Гид выглядел измученным и хромал гораздо сильнее, чем днем. Коржов подумал, что измучила Прохорова поведанная им же история, слишком болезненная для него. Может быть, чересчур личная.
Пожелав Коржову удачи, Артем расчехлил мотороллер и уехал домой. Юра обратил внимание, что он не запер ворота. Странно, что он так поступил. Кладбище положено закрывать после девятнадцати, а Прохоров не похож на разгильдяя. Юра долго стоял в раздумье, оценивая, может ли оказаться опасным то, что он собирался предпринять. Опасным? А, собственно, какие факторы могут представлять опасность? Понятно же, что никакие. Бродить по кладбищам ему не впервой. Он открыл машину, переобулся в трекинговые ботинки. Освободил рюкзак от всего лишнего и спрятал туда свой верный "Canon". Вскоре он уже двигался по аллее, взяв курс на пресловутый Квадрат.
Обильно подтопленная тропинка превратилась в болото. Гравий под ногами чавкал и подавался, ботинки увязали как в трясине, но Коржов стоически преодолевал метр за метром, как человек, привычный к долгим походам за чертой города. До того, как природа низвергла на Верстовое и его окрестности две месячных нормы воды, тропинка вполне годилась для прогулок, но не сейчас. Где-то рядом журчал новорожденный ручей. До пустой церкви не добраться - всё раскисло, не ровен час свалишься с откоса на бережок Овчанки, сломав по дороге шею и пополнив реестр погибших "от не выясненных причин".
Но ему надо было не в церковь. Церковь подождет.
Коржов обладал особенным чутьем, способностью уловить редкий момент, когда натура входила в резонанс временных слоев и вдруг проступала из Минувшего. Оттого снимки получались выразительными и зловещими, за это Юрия Коржова ценили и хорошо оплачивали. Но вещественные проявления иных миров ни разу не попадали в его объектив. Ясное дело, что мертвые пацаны не станут ему позировать в погребальных костюмчиках. Но что, если попробовать записать их голоса на камеру? Воспримет ли их модуль звукозаписи, или у звуков, которыми они дают о себе знать, иная волновая природа, доступная лишь человеческому слуху?
Он долго занимался специфической жанровой фотографией, и, разумеется, следил за успехами конкурентов. Ему было известно о нескольких снимках, запечатлевших нереальные, пугающие сцены, не объяснимые обработкой в редакторе, наложением эффектов или постановкой. Таких кадров слишком мало, чтобы сформировать доказательную базу и привлечь внимание специалистов. Да и в сети они не выложены на общее обозрение, а высылаются по запросу надежным подписчикам. Запрашивал их и Коржов, и, хотя он мог похвастаться навыками эксперта по фейкам, увиденное порядком его озадачило.
Но вот сегодня.
На безлюдном кладбище.
(Где ничего необычного не происходит!)
И было всего три человека.
Он своими ушами слышал плач и крики, а Камергерова стояла перед ним с сухими глазами и не попорченным макияжем. Если у нее и были слезы, она их давно выплакала, опознав тела внуков.
Он представил себе лицо Камергеровой - насупленное, с бульдожьими складками, высокомерное и брезгливое. Лицо женщины, поставившей своих внуков выше всех остальных, превращавшей в обслугу каждого, имевшего с ними дело: учителей в школе, врачей в поликлинике, соседских мальчишек…
Но он НА САМОМ ДЕЛЕ слышал этот плач. Не женский и не детский. Так может плакать какая-то мифическая бесплотная сущность. Кому расскажи, очнешься у психиатра.
Коржову показалось, что кто-то идет позади него. Он резко крутанулся, но никого не обнаружил. Ложная тревога, или его взаправду выслеживают? Если да, то кто?
(Тот, кто в разгар шторма стучал в дверь подсобки? Постучал и ушел обратно в ливень).
Интересно, Артем когда-нибудь открывал дверь на этот стук? Скорее всего, да. Об этом говорило его поведение в те несколько минут: напряженный, с дрожащими губами и затравленным взглядом, бывший инструктор турклуба стал абсолютно не похож на себя. При встрече это был хотя и усталый, но сильный, уверенный в себе мужик. Перенесший тяжелое ранение, лишившийся любимой работы, но сумевший со всем справиться и жить дальше. Но вот в дверь постучали, и Прохоров изменился во мгновение ока. Выходит, однажды он открыл и столкнулся лицом к лицу с тем, кто хотел его видеть. (Но успел захлопнуть дверь и запереться?)
И с тех пор соблюдает правила осторожности. Ибо знает, кто это стучит и что ему надо. Уж не Сашка ли, с которым при жизни были друзьями (но он давно мертв, разрезан поездом, и какая теперь дружба). Где Сашку-то похоронили, не здесь ли? Ему не лежится спокойно, он хочет знать, остановил ли кто-нибудь "охоту". Иногда он приходит и просит о разговоре. Это не случается часто, иначе Прохоров не свил бы себе здесь гнездо. Но это случается в шторм и ураган. Как раз сегодня он ожидал очередного стука, и, если бы не обязательства перед гостем, ни за что бы не приехал на Верстовое.
Завибрировал смартфон, и Коржов выудил его из кармана, чтобы прочесть оповещение от МЧС. "В ближайшие часы возможно возобновление шторма или остаточные явления в виде осадков и грозы. Будьте осторожны, не находитесь на открытом пространстве и не прячьтесь под деревьями". Да хватит уже, сколько можно-то.
Он еще возился со смартфоном, пытавшимся зачем-то включить режим полета, когда из чащи раздался скрежет. В двадцати или меньше шагах от Коржова поперек тропинки рухнуло дерево. Тяжелое, толстое, такое и насмерть придавит. В небо с хриплым карканьем взмыла стая ворон. От неожиданности Коржов поскользнулся и чуть не шлепнулся в грязь.
Вот это мне повезло, подумал он, осторожно перебираясь через преграду. Дерево падало с такой скоростью, что отскочить он не успел бы. Раз - и готовый, можно уносить и писать новую страшилку в интернете. При загадочных обстоятельствах от такого-то сотрудника нашего канала осталось мокрое место и разряженный телефон.
Тропинка пошла в гору, и Коржову пришлось цепляться за ветки, чтобы не скатиться вниз. Наверху путь ему преградил забор из железных прутьев. Ветер подул вдруг сразу со всех сторон. Пытаясь остановить нарушителя, незримые стражи частной территории стряхнули ему на голову дождевую воду с ветвей, швырнули в него обломанные сучки и листья. Юра поморщился, но поворачивать назад было поздно. Уже у цели. Он натянул полуперчатки, подпрыгнул, ухватившись за вертикальную перекладину, и перебросил себя на ту сторону. На территорию Квадрата, куда посторонним вход строго воспрещался. Сестрица-бьютиблогер удивилась бы, как ловко "мужчинка" умеет лазить через заборы.
***
Впрочем, по первому впечатлению здесь было не кладбище, а благоустроенный сад. Помятый штормом, но уже приводящий сам себя в божеский вид. Ухоженные могилы, дорогие надгробия, монументальные склепы. Но, проведя в мини-некрополе всего несколько минут, Коржов ощутил что-то тяжелое, угнетающее, заставившее его раскаяться в том, что он сюда заявился без спросу и без разрешения. Из чересчур густой растительности за ним молча наблюдали фантомы усопших, а слепые глаза памятников взирали на него с угрозой. По каменному желобу вдоль дорожки струилась вода, но и в ее шорохе слышалось что-то недоброе. Такая игра эмоций была совершенно не характерна для Коржова; обычно он позволял своей фантазии лишь то, что требовалось для вдохновения, антуража, и, как результат, для успешной фотосессии.
Но здесь он, пожалуй, и не решится включить камеру. Всё это, вместе взятое, вселяло тревогу - без внятной причины, но тянущую нервы, как призрак музыканта тянет струны арфы.
По крайней мере, он избавился от диковатой идеи, что история Прохорова - не более чем одна из тысяч легенд о заброшенных деревнях, может быть, неоднократно повторенная им у походного костра для пущего эффекта. Она основана на реальных событиях, только перевирает концовку. Госпожа Камергерова пристроила своих внуков здесь, но они ЖИВЫ.
Где-то в недрах Квадрата стоит особняк, в котором живет пара калек, повзрослевших и давно сошедших с ума. Для Камергеровой, в чьих жилах текла дворянская кровь, немыслимо было отдать внуков в психиатрическую лечебницу, пусть даже коммерческую, и вот почему. Огласка. Один ненадежный сотрудник - и медицинская тайна утечет на просторы. И весь мир узнает, почему двое потомков знатного рода в таком учреждении и в таком состоянии. У них есть сиделка и личный психиатр, который следит за динамикой и меняет по необходимости препараты. Но иногда, в плохую погоду, препараты перестают действовать, и безумцы поднимают крик и вой, бросаются головами на стены, на оконные решетки…
Однако сейчас Коржову стало предельно ясно, что ничего подобного быть не может. Если уж на то пошло, мир и так всё знал. Камергеровой плевать на мир. А это действительно просто кладбище для местечковой элиты.
Он надел очки, огляделся по сторонам и сразу увидел два букета алых гвоздик. Подошел поближе и прочитал на граните:
"Камергеров Михаил Александрович
1998.VI.11 - 2010.
Камергеров Алексей Александрович
1997.XII.14 - 2010.
Невинно убиенные маленькие деточки. Спите спокойно, родные мои! Любящая Вас, бабушка Аня".
Коржов застыл у могилы братьев, рассматривая портреты. Что-то тёмное и сильное, намного сильнее, чем он сам, схватило его за плечо и повело по краю пропасти.
Пропасти, на дне которой он уже был однажды, когда сидел в своей засаде, в бревенчатой избе, уставившись на приклеенный к стене календарь за семьдесят шестой год и слушая приближающиеся голоса мальчишек. На полу лежала украденная у таксиста аптечка, а пальцы ощупывали в кармане пузырек с таблетками, который тайком сунул ему врач военного госпиталя. "Это на самый-самый крайний случай, понял? Если будет так больно, что хоть в петлю. Это наркота, вызывает привыкание". Коржов не пробовал, но и не выкинул. Так и шлялся по Москве с наркотой. И вот теперь она пригодится, случай тот самый крайний.
- А я ведь говорил, что это не последняя наша встреча, - сказал Коржов портретам. - Вот я вас и нашел. Случайно получилось, бабка вас вложила. Как слышно, прием!
Могилы отозвались испуганным шепотом.
- Ага, это я. Тот самый "Вали отсюда, бомж, пока башку не отстрелили". Только я не бомж. Я там специально поджидал. Очень торопился, чтобы вас перехватить. Что, узнали меня, страшно?
Глухой шепот сквозь землю. Боязливый, но злобный. Если прислушаться, можно даже разобрать слова. Но Коржов не желал их разбирать. Не хватало только убедиться, что двое мертвых подростков ПО-НАСТОЯЩЕМУ говорят в могилах. К чертовой матери такие открытия. И он продолжал, заглушая шепот мертвецов и собственный колючий ужас:
- А хорошо вас тут разместили. Укромненько. Блаженное место для лучших людей. Только вы не лучшие и не люди. И вы легко тогда отделались. Надеялся я, что дойдете, и до конца жизни вам урок будет. Ну уж как получилось. Я вас выкопаю, полью бензином и сожгу. И над речкой развею, рыбам на корм. Не сегодня, но постараюсь на днях.
Он застегнул до горла куртку. С самого утра у него разболелось все тело от пулевых ранений, полученных в упор и долго не заживавших. В девяносто пятом году это было.
Надо срочно отсюда уходить. То, что формально пока еще остается монологом, в любую следующую секунду может превратиться в полноценный диалог. Они не совсем покойники. Их кто-то подвесил между "здесь" и "там", и они могут даже немного влиять на реальный мир. Буянить в пустой церкви, повалить на тропинку дерево, призывать на помощь бабку… Но, когда они чересчур зарываются, мгла, стерегущая Предел Пределов, выпускает щупальца и принуждает их вернуться туда, откуда они вылезли.
- Я еще вернусь, - бросил он на прощанье.
Придется подождать какое-то время. Сейчас нельзя. Камергерова положила на него глаз, и, если что, под раздачу попадет и Прохоров. Она его и так недолюбливает, поскольку именно его друг увел из СЕМЬИ дочку Настасью. Бесполезный и беспомощный как ребенок, друг Сашка.
…Коржов не мог вспомнить, зачем приехал в тот день на платформу "Овчанка". Он много тогда наездил на электричках по работе. Мужика с бутылкой водки, сидевшего сгорбившись на скамейке, он засек боковым зрением, покупая в ларьке журнал. Незнакомый мужик, каких на платформах толпы, и все с выпивкой. Но что-то царапнуло внутри, ощущение тонкой грани и близкой беды. И Коржов, не забрав сдачу, заторопился к нему. Чисто спросить, не нужна ли помощь.
Интуиция, не раз его выручавшая, не обманула.
Мужик не многое успел ему поведать. Он спешил, у него истекало время, он больше не мог оставаться среди живых. Он плакал от бессилия, от своей никчемности, от того, что не мог спасти… Его последней надеждой стал посторонний человек, случайный пассажир. Но несколько его слов упали, как капли воды на оголенные провода, и сбалансированный, непробиваемый, любящий свою маму Коржов услышал Приказ. Да, он на опыте убедился, что в мире есть люди, а есть нелюди, и что последних много, и что добро никогда не побеждает зло. Но прямо здесь и сейчас он мог не просто пресечь зло, но и воздать ему сразу по всем заслугам.
"Ты только представь, - всхлипывал мужик, шаря в воздухе в поисках бутылки, которую Юра забрал и отставил подальше. - Там же кошачий дом! Живут, никого не трогают, котят рожают. Они верят людям, не боятся их! А эти - звереныши, бабка их так научила, порежут всех на части, останови их, я не смогу". Хороший спившийся человек. Он попросил принести ему воды, и Юра бросился к ларьку, а проходивший поезд издал громкий гудок. Оглянувшись, он увидел, как его собеседник повалился на рельсы лицом вниз. Тень надвигающегося локомотива накрыла его сверху…
Может быть, тень и была тем самым Темным и Сильным, неумолимым, издающим запах машинного масла, горячего железа и смерти, и превратившим Юру Коржова в палача.
Коржов тогда и не понял, что это был их отец. Зато он точно понимал, что он будет делать. Никакой пощады, никаких "Дядя, отпустите, мы так больше будем". Даром он, что ли, за сорок минут примчался в заброшенную деревню?
Но живодеры не стали просить о пощаде. Они наехали на него первыми. До этого у них оставался крохотный шанс уйти живыми и целыми. Очень иллюзорный шанс, но он у них оставался.
Они лишь не сообразили, что он не просто так, а по их душу. Пистолет у старшего мальчишки оказался скверным сюрпризом. Сопляк умел с ним обращаться - снял с предохранителя, передернул затвор. Глаза у него были такие же змеиные, как и у его бабки. Вот только встал он неправильно, слишком близко к человеку, который вернулся из горячей точки и не боялся пистолетов. Быстрое движение, хруст кости, яростный вопль… "ТТ" падает, гремит выстрел. Дальше все очень быстро. Обездвижить обоих. Кулаком по печени, ладонью в висок. Готовые. Теперь можно! И казнь началась.
Смог бы он в нормальном состоянии повторить то, что сделал тогда? Не смог бы. Он вообще не помнил, как это было.
Спасло его чудо: в Москве сменился градоначальник. Никогда не знаешь, сколько чудес случается с тобой с утра до ночи. А его легко могли тогда взять, он уходил, не скрываясь. Но Камергерова так надавила на ментов, что они сбились с толку и ничего не сумели. Любой начинающий следак отыскал бы таксиста, посадившего пассажира у платформы, причем пассажир еще и спер аптечку. И суд не нашел бы никаких оправданий им содеянному. В те сорок минут Юра Коржов был не Юрой Коржовым, а мясником без имени и лица, а вот отбывать пожизненное в "Черном дельфине" отправился бы Юра. При условии, что дожил бы до суда.
…Мимо его ног скользнула серая тень. Молоденькая худая кошка, насквозь мокрая. Едва пережив шторм, она перестала соображать, и даже инстинкты ей отказали. Она не понимала, куда ее угораздило забрести в поисках пищи, но чувствовала, что это очень плохое место, и лучше бы убраться отсюда побыстрее. И здесь был кожаный, а кожаных она боялась.
Юра быстро наклонился и подхватил животное поперек туловища. Кошка жалобно мяукнула, прощаясь с жизнью, но человеческие руки держали ее хоть и крепко, однако не больно, безопасно. Тёплые руки. Она вхолостую погребла немного задними лапами и обмякла, затаилась. Коржов осторожно прижал кошку к себе.
- Спокойно, я свой, - прошептал он в шерстяное, мохнатое внутри треугольное ухо. - Ты чего тут шастаешь? Поехали домой мыться, ужинать и спать.
Сильное и Тёмное отпустило его. Тут же он расхотел копаться в могилах и сжигать трухлявые останки. Это он такое подумал? Что за хрень в башке. А вот заказ надо выполнить, но уж не сегодня, срок до среды. Напоследок Тёмное пихнуло кулаком в спину: мол, клеймо на тебе, не расслабляйся. Но бродячей кошке было все равно, что там у кожаного в прошлой жизни. Он сама хоть с виду и бедненькая, но не святая, вы не подумайте. Куда важнее, что у него есть пожрать.
- Осталась пара бутеров с докторской, - сказал Юра. - Мы с твоим земляком не всё доели. Давай по-братски, тебе колбаса, мне хлеб.
Где-то вдали сверкнула молния, а затем бабахнуло так, что планета Земля едва не разлетелась на куски.
***
Директор ЧОПа ждал команды в своем кабинете. Он переоделся в спортивный костюм и при необходимости сошел бы за одного из крепких пацанов, топтавшихся на заднем дворе его конторы. А необходимость возникнет. Помощник подогнал "цугундер" - древнюю, как со свалки, "Газель", предназначенную специально для подобных акций.
"Ударная группа" состояла из уголовников, не пригодных для нормальной человеческой жизни, зато способных разорвать на куски любого. Чем им и предстояло заняться в ближайшее время. Они не разговаривали между собой, лишь смолили сигареты, кидая окурки себе под ноги. Они не будут разговаривать ни с полицией, ни с операми, и на допросе не проронят ни слова, только сплюнут на пол. У каждого за плечами по несколько ходок, тюрьма для них - вторая родина.
Директор знал о том, что десять лет Анна Камергерова ни на секунду не расставалась с надеждой найти убийцу своих ненаглядных внуков. Она жила и дышала ради этого. Но он - сам в прошлом опер - отлично понимал, что шансов нет. Надо было хватать по горячим следам, а не валандаться с дурой-поварихой, а после гоняться за малахольным Сашкой, который гнил в городском морге. Камергерова к нему домой ОМОН послала, а его от шпал по кускам отскребали…
Слыхал он и такие разговорчики, что Мишеньку и Алешеньку настигла кара свыше, и, стало быть, искать некого и незачем.
Но вот сейчас Анна утверждает, что нашла убийцу. Как, черт бы его побрал? По чистой случайности? Что, если они под ее предводительством пустят в расход совершенно левого чела? И отказать не откажешь. Вот это он влип.
Он потными пальцами тискал телефон, но звонка всё не было и не было.
Через час ему позвонили, но совершенно не тот, кого он ждал. Хотя тоже знакомый.
- Распусти своих подручных, и чтоб я их в городе не видел, - сказал он директору. - Еще раз этих упырей сюда подтянешь, я тебя вместе с ними упакую, не обижайся потом. Меня безопасники трясут как обезьяну, а он мне бандитский Петербург устроил, долбо…б! И корыто твое без номеров в утиль отправлю!
- Что-что? - переспросил директор. - А чего стряслось-то?
- Да всё стряслось, понял, вообще всё! Давай мухой на четырнадцатый километр, ты же с Камергеровой повидаться хотел? Сейчас вам будет свиданка.
***
Анна Камергерова остановилась, чтобы переждать ливень. Ей было трудно вести машину, она оставила дома очки. И, пока ждала, догадалась, с кем свел ее сегодня судьба.
Да, это был он, убийца. Она узнала его по взгляду. Дерзкий, вызывающий взгляд, взгляд человека, не признающего выше себя никого. Мелкого беспородного человечишки, полагающего, что смерть уравнивает всех и нет необходимости почитать вышестоящих при жизни. Взгляд нечисти. Этим взглядом он сломил Алешеньку и Мишеньку.
Невзрачный на вид, а по сути - дьявол.
Но взгляд не самое главное, мало ли, у кого какие взгляды. Камергерова не только была ярой монархисткой, в первую очередь она занималась бизнесом и прекрасно ориентировалась в реальном мире. Дело в том, что она его видела ТОГДА, несясь на машине к Маякино, надеясь, что еще может что-то исправить, забрать оттуда внуков. Он плелся по обочине, и у него подгибались ноги, будто только что он разгрузил вагон кирпичей.
Заслышав позади рев мотора, он обернулся, и, прежде чем его накрыло пылью из-под колес, Анна разглядела его лицо.
В тот момент ей и в голову не пришло, что это - враг. Она назначила врагом никчемного зятя, и, попадись он ей - задушила бы своими руками. Физически она была очень сильной, сильнее многих мужиков. Она добавила газу и мгновенно забыла о случайном прохожем.
Камергерова достала телефон и позвонила человеку, который многим ей обязан и не откажет ни в чем, даже в совершенно незаконном.
- Николай, - сказала она, дождавшись ответа. - У тебя есть четверо или пятеро людей, желательно бывших сидельцев, без тормозов?
- Такие найдутся, - осторожно подтвердил директор ЧОПа.
- Только что я видела того, кто их убил.
- Михаила и Алексея? - Он перекрестился. - Упокой господи их души…
- Да.
- Вон оно что. Где?
- Я буду у тебя в офисе через тридцать минут. Полчаса тебе хватит, чтобы собрать команду? Учти, с ним надо так же, как он с моими внуками. Надо, чтобы орал от боли, позаботься об инструментах. И обеспечь нам алиби, я не хочу потом за решеткой сидеть. Фургон подготовь.
- Полчаса хватит, Анна Сергеевна. А вы сами сейчас где?
- Давай, готовь всё, - оборвала разговор Камергерова и положила трубку на сидение рядом с собой, на миг прикрыв ее ладонью. Потом она завела двигатель и вырулила на полосу безопасности.
У нее оставался еще лишь один вопрос, на который она сама себе не ответила. Прохоров - он узнал убийцу? Сообразил, с кем время коротает в сараюхе? Если да… Если узнал и не сказал ей ни слова…
Что же, с ним она разберется потом. Этот никуда не денется. Ни он, ни сестра его, шлюха подзаборная.
Запоздавшая одинокая молния со всей силы впилась в землю там, где проходила трасса. Лэндкрузер вспыхнул, в небо повалил черный дым. Анна Камергерова нашарила ручку двери, но не вспомнила о том, что нужно отстегнуть ремень. Огню потребовалось на кремацию насколько адских секунд. Час спустя полицейские были удивлены тем, что хозяйка пекарни превратилась в угли, а ее телефон лишь слегка оплавился.