Вечернее небо за окном отеля начинало темнеть, и я прислушивался к собственным шагам, гулким по вытертому ковровому покрытию коридора. Снова командировка, и я снова чувствовал ту же апатию, которая каждый раз охватывала меня при взгляде на очередной безликий номер в таком же безликом городе. Зашёл внутрь, бросил чемодан у стены. Шторы здесь были тяжёлые, тёмно-коричневые, ну как всегда. Обстановка говорила: «Временная остановка, не думай оставаться надолго». Я ничего другого и не ждал.
Раньше я считал, что всё это — часть привычной рутины. Сколько лет уже ношусь по командировкам: сегодня здесь, завтра — в другом месте. Подписываю договора, участвую в переговорах, вечером уныло плетусь в номер, чтобы вновь наутро принять участь корпоративного кочевника. А что мне ещё? Особых увлечений нет, дома никто не ждёт, да я и не чувствовал — никогда особенно не парился по поводу отсутствия серьёзных отношений. Как-то не было надобности. Всё складывалось однообразно, и я даже не замечал в этом чего-то странного.
В этот раз ехал не один. Мы с Наташей впервые оказались в командировке вместе: у неё был свой участок работы, у меня — свой, но нам пришлось ехать в одну фирму, решать смежные вопросы. Когда-то мы только здоровались в коридорах офиса, но тут — жили бок о бок в одном отеле. До сегодняшнего дня я не знал Наташу толком: да, симпатичная, улыбчивая, иногда перекидывались парой слов в общем чате. Но не более. Во мне она вызывала разве что уважение за профессионализм.
На третий день командировки мы вместе задержались в переговорной, разбирались с недоразумениями по документам. За окнами давно стемнело, улицы зацепились один за другой, и я предложил: «Слушай, давай уже закругляться, выпьем чего-нибудь внизу, а завтра с новыми силами продолжим». Она скептически покачала головой, но я заметил — в её глазах была усталость, смешанная с тем же желанием вырваться хоть на час из рабочего угара.
Мы спустились в бар отеля. Сели за стойку, заказали по бокалу вина (я, как обычно, взял что-нибудь покрепче, виски со льдом). Первые несколько минут говорили о деле: как там подготовить отчёты, кто кому должен прислать спецификацию. Потом Наташа вдруг спросила: — А тебе не надоело так ездить туда-сюда?
Я пожал плечами: — Сложно сказать. Я привык.
Она нахмурила нос — у неё была забавная привычка: когда не верит собеседнику, сморщивает нос. Спросила: — Серьёзно? Мне кажется, это… изматывает. Разве тебе не хочется осесть где-то?
— Не знаю, — ответил я, покачивая стакан. — Может, хочется, но я никогда не задумывался. У меня нет особо… интересов.
Она прикусила губу и посмотрела на меня каким-то новым взглядом. Будто изучала. Я внутренне занервничал: обычно мне всё равно, кто и как на меня глядит, но здесь что-то кольнуло — легкое волнение. Забавно, подумал я, ведь мы же коллеги, разговариваем о пустяках. Но чувствовал, будто меня раздевают взглядом.
— А у тебя никогда не было какой-то… — она запнулась, и я заметил, как её пальцы нервно сдвигают салфетку. — Ну, скажем, привязанности? Того, ради чего хотелось бы бросить все эти дороги?
— Нет, — отозвался я, неожиданно чувствуя, что сердце стучит сильнее, чем обычно. — Никогда не было. Мне тридцать два. Я даже не уверен, что такое «особенная привязанность» в человеческом смысле.
— Странно, — сказала она тихо. — Я думала, все хотя бы раз что-то… ощущали.
Я молчал, пытаясь спрятаться за ободок стакана. Виски обжигал язык, в груди поднималось непонятное чувство то ли грусти, то ли досады. Никогда не испытывал? А ведь правда. Иногда вроде бы и тянуло к кому-то в молодости, но всё сводилось к вялым, коротким свиданиям. Настоящего взрыва эмоций не было. Меня это не тревожило — до этого момента. И вдруг, глядя в её глаза, я как будто почувствовал, что был неполноценен все эти годы.
Мы болтали дальше, незаметно пропустив ещё пару бокалов. Наташа рассказывала о том, как ей надоело жить по старому сценарию: дом-работа-командировки-отчёты, и что мечтает об отдыхе на море, что ей страшно признавать, но она уже год не была по-настоящему счастлива. Я рассказал, что просто плыву по течению, не задаваясь вопросами. Слово за слово — и вдруг осознал, что вот мы сидим, два человека за стойкой полупустого бара, и вдруг становимся какими-то очень близкими. Как будто разгружаем друг перед другом какие-то нераскрытые секреты.
В какой-то момент она порозовела от вина и неожиданно сказала: — Знаешь, иногда я думала: «Вот он ходит по офису, спокойный, всегда молчит, ничего не требуя. Ему разве не бывает одиноко?»
Я запнулся, не сразу находя, что ответить. И, возможно, слова и не были нужны — она наклонилась вперёд, и я почувствовал её запах, лёгкий аромат духов. Сердце стукнуло резко, я понял, что никогда не рассматривал Наташу в таком контексте — женщина, близость… но в эту секунду почему-то почувствовал невероятное притяжение. Неожиданно она коснулась моей руки, и я, ощутив ток её пальцев, сделал, кажется, первое безрассудное движение в своей жизни: подтянулся ближе и поцеловал её.
Не знаю, как это описать словами: в тридцать два года я впервые испытал ту самую искру, которая вспыхивает внутри и прожигает всё вокруг. Наши губы соприкоснулись на мгновение, вроде бы очень короткое, но для меня оно стало вечностью. Как будто на дно души упало солнце и рассыпалось миллионом искорок. Я уловил, что Наташа не отстранилась, а ответила на поцелуй, пусть и чуть неуверенно. И в этот момент весь мир будто исчез: бар, стойка, остатки виски, надоевшие переговоры — всё сгорело в огне этого поцелуя.
Когда она отодвинулась, я услышал собственное тяжёлое дыхание, да и она дышала неровно. Секунда абсолютного молчания. Потом она отвела взгляд: — Прости, я, наверное… это было…
— Нет, — прошептал я, чувствуя, как тело наполняется неведомой дрожью. — Не извиняйся. Я сам не знаю, что это было, но…
Она сглотнула, скомканно кивнула, заглянула мне в глаза, и я вдруг понял, что жизнь после этого мгновения уже не та, что раньше. Нелепая мысль, да? Но, если быть честным, никогда прежде я не испытывал чувств, подобных этим: будто в груди открыли потайную дверь, которая была запечатана годами.
В ту ночь мы вышли из бара молча, шли по полутёмному коридору отеля. Я ощущал её присутствие так остро, что меня буквально колотило. Потом мы остановились у дверей её номера. Я хотел что-то сказать, но слова застряли. Она смотрела на меня теми глазами, где было и смущение, и откровенная нежность, и какая-то печаль. Похоже, она сама не знала, что будет.
— Спокойной ночи, — тихо сказала она и неловко улыбнулась.
Я почти машинально провёл ладонью по её щеке:
— Спокойной.
Когда она закрыла за собой дверь, я остался в коридоре, сжимая кулаки. В голове мелькало: «Что, чёрт возьми, случилось? Как мне с этим быть?» Я вернулся в свой номер, лёг на кровать, но никакого сна не было. Впервые в жизни чувствовал настоящее смятение, к которому примешивалось восторженное чувство. Словно… влюбился. Да, похоже, именно это слово. С ума сойти: в тридцать два, будучи серым командировочным волком, я влюбился.
Наутро мы встретились на завтраке: она сидела за столиком, в деловом костюме, глядя в чашку кофе. Подняла глаза на меня, коротко улыбнулась. Я подсел, стараясь поймать её взгляд, но в этом месте, с кучей коллег вокруг, мы не могли ничего сказать. Было неловко, но искра, которую я ощутил, горела внутри. Мне хотелось прикоснуться к её руке, сказать, что я чувствую, но условия не позволяли.
Целый день мы провели на переговорах, время от времени краем глаза поглядывая друг на друга. Я чувствовал, как внутри всё трепещет. Каждый наш взгляд — будто тайный сигнал. После обеда у нас была запланирована дорога домой. Обычно я радуюсь, когда командировка заканчивается, но на этот раз хотелось задержаться подольше, разузнать, что это за чувство.
Вечером мы оказались в машине, которую наш отдел арендовал для возвращения. Двое других коллег ехали с нами, сидели впереди, а мы с Наташей — на заднем сиденье. Снаружи уже темнело, фары выхватывали придорожные столбы. Я чувствовал, что Наташа рядом, ощущал тепло её локтя в нескольких сантиметрах. И снова нас накрыло молчание, ведь мы не могли говорить открыто. Но я знал: случилось нечто, что изменило всё.
Когда мы прибыли к офису ближе к ночи, все быстро разъехались. Я остался с Наташей у ворот:
— Я… завтра приезжаю с отчётами, — выдавил я. — Может, увидимся?
Она кивнула, улыбка скользнула по её губам:
— Да, конечно. У нас есть, о чём поговорить.
И снова лёгкий поцелуй, уже на ветру, под тусклым фонарём. Она чуть отстранилась:
— До завтра.
Я почувствовал внутри такой прилив счастья, что едва не рассмеялся. Что это? Любовь? Внутренний голос насмешливо предложил слово «влюблённость». Но всё равно: это было что-то такое, чего я не испытывал никогда. В дороге к себе домой я пытался разобрать мысли, но сердцу всё это было неважно: оно стучало, наполняя грудь новой силой.
Ещё несколько дней промелькнули как в тумане. Мы виделись на работе, переглядывались, иногда пересекались в коридорах, прикасались руками на коротких миг. Никто не знал, что между нами что-то произошло, но мы сами понимали: всё уже не так. Разум пытался шептать: «Что дальше? Это вообще уместно? Мы же коллеги». Но сердце перебивало: «Не упусти этот шанс. Впервые ты чувствуешь настоящую тягу к человеку».
Внутри созрела дилемма: продолжать жить по-старому — рабочая рутина, командировки, привычная зона комфорта — или отдаться этому чувству. Я не представлял, как строить отношения, да и Наташа, судя по всему, сама пока не определилась. Возможно, она рассматривала случившееся как мимолётную вспышку. Но я понимал, что уже не смогу так просто отступить.
В какой-то момент мы с ней остались вдвоём в офисной переговорной, уже после рабочего дня. Она была явно взволнована, крутила ручку в руках. Я сел напротив: — Наташа, я… кажется, с ума схожу. Никогда не думал, что могу так…
Она опустила глаза: — Я тоже не ожидала. И не знаю, что теперь.
Мы проговорили полчаса, не найдя чёткого решения, лишь подтвердив, что не хотим терять это чувство. Но и прыгать в омут с головой, не обсудив всё, страшно. Я внезапно рассмеялся: — Никогда бы не подумал, что в тридцать два года испытаю первую настоящую любовь.
Она улыбнулась и тронула мою руку: — А я думала, ты равнодушен ко всем.
Так мы сидели, чувствуя, что жизнь сдвинулась, и одновременно не зная, куда нас это приведёт. Может, будут сложности на работе, осуждение коллег. Может, мы сами не потянем. Но в этот вечер я впервые ощутил, насколько сильно могу желать быть рядом с кем-то.
Когда я вернулся домой, меня преследовало странное, но чудесное ощущение полёта. Влюбился, — вторил внутренний голос. — И хоть всё непредсказуемо, тебе это не важно. Я посмотрел в зеркало, увидел там немного растерянного, но счастливого человека. Вот в чём фокус: все эти годы я даже не знал, чего мне не хватало. И теперь, кажется, понял.
Как сложатся наши отношения дальше — у меня нет ответа. Возможно, это окажется разовой вспышкой, которая быстро угаснет. Возможно, перерастёт в мощное чувство, и я наконец оседлаю другую жизнь, без бесконечных командировок. А может, мы найдём способ любить друг друга, продолжая работать вместе. Я понятия не имею. Но одно ясно: я уже не прежний. Тот поцелуй открыл во мне новую глубину, дарующую сумасшедшую энергию.
Сидя за столом в маленькой кухне, я листал календарь командировок на будущее. С каждым листком всё отчётливее понимал: теперь я не хочу вот так бездумно кататься туда-сюда. У меня есть повод оставаться. При мысли о Наташе на губах вновь расползлась глуповатая улыбка. Я достал телефон, набрал её номер. Хотелось услышать голос.
— Привет. Я… надеюсь, не поздно?
— Привет, — послышался её тихий смех. — Всё нормально. Я как раз думала о тебе.
Мы разговаривали минут десять о всякой ерунде, но для меня эти десять минут оказались важнее всех предыдущих лет моих холодных, бесцветных будней. Да, я не знаю, чем всё закончится, но впервой раз эта неопределённость не пугает меня, а дарит ощущение приятного волшебства.
Взяв в руки календарь с командировками, я прикинул, как можно сократить часть поездок, поручить их кому-то ещё. Моя рутина может перестать быть рутиной, если я позволю себе этот шанс. Завтра мы снова увидимся в офисе, и, возможно, сделаем ещё один шаг навстречу.
Наверняка будет непросто, но ведь я уже сделал шаг в область «неизвестное». А оно, похоже, может быть прекрасным.
Так что пусть всё идёт, как идёт. Никогда не поздно влюбиться, и всё прочее пусть подождёт. Я закрываю календарь, выключаю свет. Завтра начинается новая глава моей жизни — та, в которой мне впервые хочется больше, чем просто «ещё один рабочий день» с номерами отелей. Теперь у меня есть Наташа — и чувство, которое я считал недоступным мне. И пусть будущее туманно, я уже сделал первый вдох в новом для меня мире любви.
Конец