Когда Карина впервые услышала в трубке дрожащий голос матери, ей показалось, что это не более чем очередная семейная ссора. Что-то связанное с тем, что отец опять задержался допоздна на работе или забыл купить молоко по дороге домой. Обыденные мелочи. Она ответила коротким «Да, сейчас приеду», поднялась со стула в библиотеке и поспешила к выходу. Внутри, однако, скребло смутное беспокойство: у матери в голосе была странная интонация — смесь паники и какого-то отчаянного смирения.
Карина позвонила такси и молчала, пока городские улицы мелькали за окном. Последние месяцы и без того были трудными: отец всё чаще уезжал «по делам» и мог несколько дней не появляться дома. Мать старалась делать вид, что всё в порядке, хотя каждый раз, прикасаясь к телефону, вздрагивала, словно ждала зловещего звонка. А теперь, похоже, этот звонок всё-таки прозвучал.
Когда Карина вошла в квартиру, она увидела мать, сидящую на диване с заплаканными глазами и смятой салфеткой в руке. На журнальном столике кипой лежали платки — все мокрые. Казалось, она плачет уже несколько часов.
— Мам, что случилось? — тихо спросила Карина, пытаясь не поддаваться панике.
Мать взглянула на неё покрасневшими глазами и вздохнула. В обычный день, возможно, она начала бы оправдывать отца, говорить что-то вроде: «Он устал… Ему нужна поддержка…» Но сейчас она произнесла всего несколько слов:
— Твой папа уходит.
И в этой короткой фразе было столько горечи и пустоты, что Карине на миг стало трудно дышать. Отец уходит. Куда? Почему? Ведь это звучит как приговор — рушится семья, рушится весь их привычный мир.
— Как… — Карина хотела добавить «…он мог?», но слова застряли в горле.
Мать тихо шмыгнула носом, пересела ближе к дочери и скомкала салфетку в руках.
— Он ушёл… к твоей… подруге.
Карина не сразу поняла смысл фразы. В ней будто заклинило логику. Как это — ушёл к подруге? Она что-то слышала о таких историях, видела в сериалах: отцы убегают из семей к молодым любовницам. Но чтобы это была её собственная школьная подруга?
— К кому? — она почувствовала, как внутри поднимается волна тошноты.
— К Алине, — прошептала мать.
Алина. Её ровесница. Её одноклассница ещё с младших классов, вместе сидели за партой в девятом, делились косметикой, обговаривали мальчишек. И вот… Карина не находила слов. Её сердце колотилось так, что казалось, вот-вот пробьёт грудную клетку.
Мать укрыла лицо руками. Карине захотелось кричать, но она не могла выдавить ни звука. Отец… и Алина?! Это же бред. Может, шутка какая-то, нелепое недоразумение? Но, глядя на отчаяние матери, она понимала: всё реально.
— Ты уверена? — тихо спросила она, и голос её зазвучал как чужой.
— Да… он сам сказал. Сказал, что у них всё серьёзно, — слова давались матери с трудом, словно каждый слог резал её изнутри. — Я не могу… не могу…
Она разрыдалась, и Карина машинально обняла её за плечи, хотя внутри самой всё стыло от ужаса и отвращения. Отец, которого она считала самым надёжным и ответственным человеком в семье, совершил такой поступок. Как можно было вообще поглядывать в сторону девчонки, которая чуть ли не вчера отмечала своё совершеннолетие?!
Разум Карины метался в хаосе, а слова матери только раскаляли атмосферу:
— Говорит, что… возможно, она ждёт ребёнка.
Словно удар током пронзил Карину. Чувство боли превратилось в бурлящий вулкан омерзения, ярости, страха. Значит, это всерьёз. Не просто интрижка. Разве такое бывает? Тварь! Предатель! Стало казаться, что она в каком-то дурном сне: отец бросил мать ради юной любовницы, которая к тому же была её подругой!
Сквозь слёзы мать добавила:
— Но я… я не могу… Я не согласна… я не хочу разводиться… — Она дрожала, смотрела на дочь, как утопающий, ища спасения. — Он вернётся, я уверена. Не может быть, чтобы он просто бросил нас.
Карина встрепенулась. Слова матери поразили её не меньше, чем новость об отце. Не хочет разводиться?! Как можно вообще продолжать жить с человеком, способным на такое?
— Мам, очнись, — она невольно повысила голос. — Он тебя предал! Да как можно… прости, но это же невозможно простить.
Мать лишь затрясла головой и замолчала, словно внутри неё рухнули стены и теперь она отказывалась смотреть правде в глаза.
Карина ничего не могла сказать. Она понимала: мать находится в глубоком шоке. Но в глубине души ей становилось всё горше от того, что мать надеется на какое-то «чудесное возвращение», когда всё уже очевидно рассыпалось в прах.
Тем вечером Карина позвонила отцу сама. Телефон долго не отвечал, а потом голос отца, холодный и чужой, произнёс короткое «Да?» без единой тёплой нотки.
— Пап, это я, — проговорила она, чувствуя, как внутри всё сжимается от обиды.
— Карина… — он явно не знал, что сказать.
— Скажи, что всё это ложь, — вырвалось у неё. — Скажи, что ты не мог… с Алиной…
Молчание. Слышалось только его дыхание. И вот, когда он, наконец, заговорил, Карина поняла: нет никакой ошибки.
— Я не хотел, чтобы так получилось, — начал он. — Но, Карина, ты уже взрослая. Жизнь не всегда… не всегда идёт по плану. Я полюбил её. И она меня тоже.
Это прозвучало как плевок в душу. Карина почувствовала, что голос у неё срывается:
— «Полюбил»?! Тебе не стыдно?! Это же моя подруга! Ты понимаешь, что ты сделал?
— Понимаю, — вздохнул отец. — Но чувства нельзя контролировать. Я… не хотел причинять боль. Просто так случилось.
— «Так случилось»? — горькая ухмылка проступила на лице Карины, хотя отец, конечно, не мог этого видеть. — Ты бросаешь маму, а она до сих пор плачет и отказывается разводиться, веришь? Она всё ещё ждёт тебя! Ты хоть в курсе, как ты нас всех предал?
— Карина, давай не будем устраивать драму, — сухо произнёс он. — Мы с твоей мамой давно отдалились друг от друга. Может, это вообще лучше для всех.
— Лучше для всех?! — Карина чуть не вскрикнула. — И даже то, что Алина, возможно, беременна? Тебе это тоже кажется «лучше для всех»?!
В ответ — снова тягостная пауза.
— Не тебе меня судить, Карина. Я твой отец, и я всё равно люблю тебя. Просто ты пока не можешь понять.
Она почувствовала, как в глазах жжёт от слёз. Её отец, который считал себя чуть ли не образцом семейного мужчины, теперь звучал так, словно оправдывает банальную измену.
— Отлично. Делай, что хочешь, — процедила она. — Жаль, что ты для меня больше не отец.
И бросила трубку.
Внутри у неё будто бушевал пожар. Мать, которая не хочет разводиться, отец, который спокойно пересматривает всю жизнь… И Алина. Как она могла? Ведь они дружили столько лет! Делились секретами, обсуждали учёбу и планы на будущее, а она… Как-то сразу в голове всплыло: Алина часто заходила к ним в гости, улыбалась её родителям, отцу приносила какие-то смешные открытки «для настроения»… Неужели ещё тогда между ними что-то происходило?
В эту ночь Карина почти не спала. Мать тихо лежала в соседней комнате. Карина слышала, как она то и дело встаёт, идёт на кухню, пьёт воду и возвращается в кровать. Утром они сидели на кухне, уплетая остывшие бутерброды, и избегали смотреть друг на друга.
— Я… всё равно буду ждать, — вдруг сказала мать, сжав руку дочери. — Он вернётся. У них этот… порыв. Ну… люди делают ошибки.
Карине хотелось кричать: «Нет же! Это не просто ошибка, это запредельное предательство!» Но, видя болезненную решимость в глазах матери, она промолчала.
Прошло несколько дней. Отец не звонил, лишь написал матери короткое сообщение, что поживёт отдельно, пока всё не утихнет. Карина подумала, что это верх трусости — «Поживу отдельно»; смешно звучит, когда ты уже разваливаешь семью и якобы строишь новую жизнь в другой квартире, рядом с молодой девушкой, которая, возможно, носит твоего ребёнка.
Ситуация тем временем продолжала спускаться по нисходящей спирали: мать то плакала, то героически демонстрировала готовку обеда «как будто всё нормально», а Карина мучилась внутренним отвращением и к ней тоже. Зачем она всё это терпит?
Когда подруга-однокурсница спросила Карину, что случилось — та выглядела бледной, потерянной, — она внезапно разрыдалась прямо в коридоре университета. Рассказала всё, не вдаваясь в интимные подробности, но упомянув, что отец ушёл и беременность… Подруга ахнула и не нашлась, что сказать, только обняла Карину.
В один из таких мрачных дней Карина решилась позвонить Алине. Может быть, она хоть какие-то объяснения даст? В конце концов, это была её лучшая подруга — по крайней мере до недавнего времени.
— Привет, — сказала Алина, и в её голосе Карина уловила тревогу.
— Ты в порядке? — горькая ирония плескалась в вопросе. — Счастлива?
Алина вздохнула.
— Карина, мне очень жаль, что всё так получилось. Я… я не планировала ничего подобного.
— Не планировала? Вы с моим отцом просто «поскользнулись» и оказались вместе? Ты же понимала, что делаешь?
— Я не хотела влюбляться, это случилось как-то само. Он говорил, что в семье у него всё давно охладело, что… он несчастлив, — Алина говорила дрожащим голосом, но Карина не могла найти в себе ни капли сочувствия.
— Ах, несчастлив, — передразнила она. — И теперь ты беременна, да?
— Я не уверена, — тихо прозвучало в ответ. — Мне ещё нужно пройти обследование.
— То есть ещё даже и не факт. А моя мать уже изводит себя. Отлично!
Алина всхлипнула:
— Прости меня, Карина. Я понимаю, что для тебя это… предательство. Но… я действительно люблю его. И он любит меня.
— Знаешь, — прервала её Карина, — это прозвучит жестоко, но лучше бы я тебя никогда не знала.
Она отключила вызов. Горькие слёзы навернулись на глаза, и вспомнились школьные годы, когда они с Алиной хихикали над какими-то глупостями, над стилем одежды учителей… И вот теперь перед ней — чужая женщина, которая разрушила её семью, а может, и свою жизнь тоже.
Пока Карина пыталась хоть как-то учиться, жить, мать продолжала терпеливо ждать «возвращения» отца. И становилось только хуже. Вскоре выяснилось, что слухи о беременности оказались правдой: Алина действительно носила ребёнка. И отец открыл это матери открытым текстом по телефону, мол, «Прошу, давай обойдёмся без скандала, у неё будет наш ребёнок…»
«Наш ребёнок?» — мать Карины чуть не упала в обморок, услышав это словосочетание. Карина тогда злилась ещё сильнее: Как он смеет говорить такое, будто с радостью ждёт ребёнка от подруги своей дочери?! Как будто мама и дочь для него уже не существуют.
В очередной раз Карина пыталась убедить мать подать на развод, хотя бы ради самоуважения. Но та только упрямо качала головой:
— Я не могу. Я люблю его и верю, что он одумается. А эта беременность… может, это ловушка, чтобы заманить его.
Карина понимала, что мать вцепилась в призрачную надежду. Снова и снова она ломала голову: Почему взрослые люди поступают так нелепо и жестоко?
Время шло, отец как будто вообще перестал считать нужным разговаривать с дочерью. Когда Карина дозванивалась до него, он отвечал сухо, говорил, что «они» заняты, что «у Алины токсикоз», и бросал трубку. Мать тоже перестал навещать, ограничиваясь короткими звонками.
Однажды вечером, когда гул обид и одиночества стал невыносимым, Карина приняла твёрдое решение: нужно увидеть отца лично. Больше никаких этих телефонных руганей. Скажет ему всё в глаза — пусть посмотрит дочери в лицо.
Она знала адрес съёмной квартиры, в которой они теперь жили. Как узнала? Слухами, случайными обрывками материной речи, а ещё по фотографиям в соцсетях, где Алина щеголяла новыми шторами и подписывала что-то вроде: «Наше уютное гнёздышко». Карина, кипя от негодования, как-то раз вычислила геолокацию поста и всё.
Она подошла к многоэтажке поздно вечером. Подъезд был не заперт. Лифт, грязные стены — обыденная серость. Когда отец открыл дверь, она увидела в его глазах нервное изумление. Неужели он и правда не ожидал, что дочь может появиться?
— Карина… зачем ты пришла? — проговорил он полушёпотом.
Она почувствовала, что внутри у неё всё дрожит от напряжения. Не улыбаться же ему в ответ.
— Я поговорить хочу. Ты, наверное, не против?
За его спиной показалась Алина, бледная, с чуть округлившимся животом. Ну вот и подтверждение, — со злой горечью подумала Карина.
— Давайте в комнату пройдём, — предложил отец, стараясь выглядеть спокойным.
Они зашли в узкую гостиную, где на столике стояла чашка чая, а рядом лежала книга о беременности. Карина вздрогнула, узнав некоторые наши школьные книги, которые будто стали декорацией этого безумия.
— Ну? — спросил отец. — Говори.
Карина глянула на Алину, потом перевела взгляд на отца:
— Ты сам не видишь, что ты творишь? Ты совсем разрушил нашу семью. Мама сутками плачет, отказывается от разводов, говорит, что ты вернёшься. Ты бросил меня, свою дочь… ради чего? Тебе так нужно всё это?
Он отвёл глаза.
— Карина, я тебя не бросал. Да, мы теперь не живём вместе, но я ведь остаюсь твоим отцом.
— Неужели? — едкая нотка прорвалась наружу. — Тогда почему ты не звонишь? Почему мама тебе не нужна?
Алина украдкой вытерла слёзы. Похоже, ей тоже было несладко в этой ситуации. Но Карина не испытывала к ней жалости.
Отец устало прикрыл лицо рукой:
— С мамой у нас давно… мы жили просто ради привычки. А теперь всё изменилось. Я чувствую, что у меня появляется шанс на новую жизнь.
— Какую жизнь? Когда у тебя есть уже взрослая дочь, почти ровесница твоей любовницы! Тебе не кажется всё это… отвратительным?
— Я понимаю, тебе трудно принять, — осторожно сказал он. — Но люди меняются, их чувства меняются. Я не смог…
Он запнулся, видимо, ища оправдания. Потом тихо добавил:
— Я хочу быть счастлив. Твоя мама тоже найдёт свой путь, я уверен.
Карина чуть не захохотала в голос.
— Да ты хоть знаешь, что она хочет? Она хочет, чтобы ты вернулся! И ждёт, как верная собака, хотя ты поступаешь с ней, как с мебелью.
Лицо отца сморщилось от боли или от стыда. Алина рядом сидела, прижимая к себе подушку. Кажется, она что-то понимала, но боялась вмешаться.
Наступила тяжёлая пауза, в которую вдруг вплёлся стук дождя в окно. Заоконная темнота казалась особенно густой. Карине пришла в голову мысль, что, возможно, у каждого своя правда. Может, отец правда несчастен с матерью. Может, Алина не хищница, а просто глупая девчонка, внезапно запутавшаяся. Но всё равно боль была слишком резкой.
— Зачем ты разрушил моё доверие к тебе? — вырвалось у неё шёпотом. — Ты всегда был для меня примером, пап…
Отец поднял голову:
— Я не хотел разрушать твою жизнь. Ты уже взрослая, поймёшь меня со временем. Люди живут не только ради детей, Карина. Я не могу… я не могу пожертвовать своей любовью.
Она почувствовала, что злость сменяется пустотой. Отец выбрал себя. В выборе между обязанностью к семье и своей личной страстью он решил пойти туда, где, как ему кажется, счастье.
— Ладно, — глухо выдавила Карина, — делай как знаешь. Только не говори потом, что я не предупреждала. Мама никогда тебе этого не простит. Да и я, наверное, тоже.
— Карина… — начал он, но она махнула рукой.
— Не надо. Всё уже ясно.
Она вышла из квартиры, захлопнув дверь. Во дворе дождь моросил, под ногами чавкала грязь. Карина зябко поёжилась и отправилась домой пешком, чтобы хоть как-то дать выход мыслям.
Шёл октябрь, она брела под ливнем без зонта, мокрая насквозь, и чувствовала, что внутри у неё будто выжженная земля. В голове вертелась странная мысль: А вдруг мама права и когда-нибудь отец спохватится? Но он ведь уже ждёт ребёнка от Алины. Может ли он бросить теперь и её, вернуться к бывшей семье? Сомнительно.
Дома мать сидела на кухне, укрывшись пледом. Завидев мокрую Карину, вскочила, воскликнула:
— Доченька, ты вся промокла, я сейчас полотенце принесу.
Но Карина лишь устало посмотрела на неё:
— Мам, хватит. Прекрати ты себя мучить. Подавай на развод. Папа не вернётся.
Мать отшатнулась, словно получила пощёчину.
— Не смей так говорить! — вдруг с неожиданной резкостью выкрикнула она. — Мы прожили вместе много лет. Это всё… это не может быть правдой. Он просто запутался.
Карина горько вздохнула. И поняла, насколько безнадёжны эти разговоры. Мать то выходила из себя, то снова плакала, то внезапно начинала готовить пышные пироги «к приходу отца», будто боялась, что, если перестанет, тот точно не появится.
Так протянулись недели, во время которых Карина почти не разговаривала ни с отцом, ни с Алиной. Мать оставалась в подвешенном состоянии: официально развода не было, но отец уже жил в другой семье. Единственные новости доходили через каких-то дальних родственников, которые говорили, что у Алины проходит беременность нормально, отец вроде бы счастлив, хоть и озабочен расходами.
Карина чувствовала, что эта круговерть затягивает её в воронку отчаяния. Той же ночью она вдруг проснулась от жуткого ощущения: ей снился кошмар, будто дом рушится, а её отец стоит по ту сторону обломков с чужой семьёй, смеясь над ней. Резко поднялась и уже не могла уснуть, глядя в потолок. Как жить, когда доверие к самым близким людям уничтожено?
Однажды, обессиленная, она отправилась к психологу в студенческий центр, о чём даже не сказала матери. Психолог, выслушав, посоветовал искать опору в себе, не пытаться спасать мать, если та не хочет меняться, и разрешить себе чувствовать все эмоции — ярость, отчаяние, обиду, что угодно.
Когда Карина вышла, у неё было странное ощущение, что она жила как бы чужой жизнью, пытаясь быть ответственной и справедливой дочерью, а теперь надо научиться быть верной самой себе.
Вскоре случилась кульминация: отец внезапно позвонил ей сам, настойчиво попросил о встрече, сказал, что очень хочет поговорить. Карина насторожилась, но согласилась.
Они встретились в парке неподалёку от её университета. Осенние деревья стояли обнажёнными, ковёр из красно-жёлтых листьев устилал дорожки. Отец выглядел постаревшим, с тенью в глазах, но по-прежнему в его лице скользила какая-то решимость.
— Прости меня, Карина, — сказал он, когда они сели на скамейку. — Я знаю, что поступил подло.
В ней всё сжалось от слова «подло» — значит, он сам это признаёт?
— Я не знаю, могу ли я тебя простить, — честно ответила она. — Для меня ты перестал быть тем человеком, которого я уважала.
— Я понимаю. Но я хотел, чтобы ты знала: я готов помогать тебе, если нужно. Понимаешь, я остаюсь твоим отцом.
— Ты сейчас серьёзно? — Карина почувствовала раздражение. — Думаешь, дело в деньгах? Мне не нужна помощь, я хочу, чтобы ты прекратил морочить маме голову. Скажи ей прямо, если не вернёшься, пусть она перестаёт надеяться!
Он тяжело вздохнул:
— Я пытался, но она не хочет слушать… Говорит, что готова простить, лишь бы я вернулся. А я… у меня скоро родится ребёнок. Я не могу дважды предать Алину.
От этого признания у Карины потемнело в глазах. Значит, мать живёт призраком, а отец фактически старается от неё дистанцироваться, но не может добить этот брак окончательно — из чувства вины?
— И что мне теперь? Счастливо махать вам на свадьбе? — горько бросила Карина.
Отец поморщился, очевидно, эти слова его ранили.
— Я не прошу у тебя благословения. Просто хочу, чтобы мы сохранили хоть какие-то отношения. Ты ведь моя дочь.
— Поздно, — прошептала она, чувствуя, как слёзы подступают к горлу. — Я не вижу в тебе родного человека.
Он хотел было обнять её, но она отодвинулась. Встала со скамейки и, не прощаясь, пошла прочь, оставив отца сидеть среди осенних листьев.
По пути Карина ловила себя на мысли, что чувствует не столько ярость, сколько странную пустоту. Наверно, это и есть точка, после которой уже не осталось ни боли, ни ужаса — только факт: семья разрушена, и ничего не вернуть.
Вечером она села рядом с матерью, которая сидела перед телевизором, но, похоже, ничего не видела на экране.
— Мам, — тихо сказала Карина, — я говорила с папой. Он не вернётся. Он ждёт ребёнка, понимаешь?
— Он просто запутался, — машинально повторила мать, устало поднимая глаза.
Карина вздохнула.
— Мы ведь не можем вечно жить этой надеждой, правда? Мы можем подумать о себе. Ты ещё молодая, у тебя может сложиться новая жизнь. И у меня тоже…
Но она видела, что мать не слышит её. Словно заперлась в своей скорлупе. Карина поняла, что заставить мать что-то делать невозможно — придётся отпускать и это. Она обняла мать, прошептала:
— Ладно, я буду рядом, сколько смогу. Но не мучайся так, умоляю…
Мать склонила голову ей на плечо и разрыдалась. Возможно, это были её последние слёзы перед тем, как придёт осознание. А может, она и дальше будет жить в отрицании. Карина уже не имела сил спорить.
Прошли месяцы. Официально мать не подавала на развод, а отец тем временем стал отцом ещё одного ребёнка. Никто из троих — ни Карина, ни мать, ни отец — не получали полного душевного успокоения. Карина в какой-то момент съехала в общежитие при университете: хотела меньше видеть материнскую бесконечную печаль, меньше чувствовать, что всё вокруг пропитано драмой.
От Алины она слышала лишь то, что та «старается наладить жизнь», если общие знакомые случайно упоминали. Карина никак не реагировала — ей казалось, что та жила в каком-то другом измерении, а она сама сделала шаг в сторону, обрубив связь.
Когда Карина смотрела со стороны, то видела, как отец пытается оправдать себя, заботясь о своей новой семье. Мать остаётся в пустой квартире с альбомом фотографий и воспоминаниями, упорно отгоняя мысль о разводе. А Карине досталось то, что ей пришлось повзрослеть за раз, осознав: близкие люди способны предать, и понять это крайне тяжело, но придётся как-то жить дальше.
В глубине души она чувствовала, что частичка её детской веры в доброе и надёжное умирает безвозвратно. Но есть и новая сила — осознание, что только она сама отвечает за свою жизнь и душевное состояние. Мать избирает страдать и надеяться, отец — убежать и строить новую жизнь, а вот она, Карина, будет искать дорогу дальше, даже если придётся научиться жить без отцовского участия, без старой дружбы и без старых иллюзий.
В тот день, когда отец прислал ей сообщение с поздравлением на день рождения («С днём рождения, доченька. Люблю тебя. Прости, что всё так вышло»), Карина, посидев над телефоном пару минут, решила, что не станет отвечать. Она уже сказала ему всё, что хотела. И нет никаких слов, которые могли бы заполнить пропасть между ними. Возможно, когда-нибудь она найдёт способ не ненавидеть его. Но сейчас — ещё нет.
Она затянула шнурки на кроссовках, бросила телефон на кровать и вышла на улицу, где светило осеннее солнце. Даже после предательств и боли жизнь продолжалась. Стоит ли ей останавливаться? Скорее нет. Ей ещё учиться, искать работу, общаться с новыми людьми, выстраивать собственное будущее. И никто не имеет права отнять у неё эту новую дорогу.
Поднимая лицо к небу, Карина чувствовала в сердце гулкое эхо, где сплелись горечь и некая странная свобода. Мир оказался несправедлив, близкие люди оказались не теми, за кого она их принимала. Но, возможно, именно эта правда сделает её сильнее.
Она сделала глубокий вдох и пошла вперёд, оставляя позади семейные руины, в которых всё ещё бродили призраки матери и прошлого. И, пусть ответов ни на один свой «почему» она не получила, одно было ясно: теперь она сама кузнец своей жизни. И она не позволит никому — ни отцу, ни бывшей подруге, ни даже убитой горем матери — забрать у неё будущее.
Конец