С утра у Лидии Михайловны гостила особенная радость. Она напевала что-то из Пугачёвой, пока руки привычно раскатывали тесто. Сегодня приезжают! И пирог должен быть особенным — с яблоками, корицей и тем особым вкусом, который бывает только у бабушек.
Она поглядывала на часы. До приезда Павла с семьёй и Марины оставалось всего ничего. Лидия вытерла руки о передник и оглядела кухню. Скатерть новая, праздничная — берегла для особых случаев. Сервиз, что ей от мамы достался, тоже сегодня уместен. Чай в любимом самоваре уже грелся.
В последнее время они приезжали всё реже. Говорили — работа, дела, времени нет. А вот Лидии время некуда девать. Одна в трёхкомнатной квартире в центре, да ещё дача за городом, где теперь только сорняки разрастаются без хозяйского глаза.
Звонок в дверь. Наконец-то! Родные голоса, объятия, суматоха в прихожей. Паша повзрослел, вроде солиднее стал, но всё тот же мальчишка в глазах. Ирочка, жена его, как всегда, с неизменной улыбкой на лице. Их Кирюша, правнук, уже вымахал — скоро десять. А вот и Марина — племянница, всегда с каким-то новым оттенком волос, сегодня рыжеватым.
— Тётя Лида, как же у вас хорошо! — Марина обвела глазами квартиру. — И ремонт держится, надо же! Сколько лет прошло?
— Да лет пять уже, — улыбнулась Лидия.
— А наш дом весь в трещинах, — вздохнул Павел. — Стены тонкие, всё слышно. А район так себе...
Обед прошёл в обычных разговорах — о работе, о школе Кирюши. Но что-то неуловимо изменилось. Лидия заметила, как Павел с Мариной обменивались взглядами, когда она рассказывала о своих планах поменять окна на даче.
— И зачем вам, тётя, эти траты? — покачала головой Марина. — В вашем возрасте...
— А что в моём возрасте? — Лидия приподняла бровь. — Семьдесят пять — не приговор.
— Конечно-конечно, — быстро согласился Павел. — Просто деньги... знаете, сейчас лучше вкладывать.
— В недвижимость, например, — подхватила Марина. — Вот ваш район как раз очень перспективный. Цены растут с каждым месяцем.
Лидия молча разлила чай. Ну вот, опять. В последнее время их разговоры всё чаще сводились к её имуществу, к ценам на недвижимость, к тому, «как правильно распорядиться».
— А вы знаете, что у Зинаиды Петровны на пятом этаже внук квартиру продал? Прямо после... ну... — Ирочка замялась, — после её ухода.
— Вот как, — сухо ответила Лидия.
Она поставила на стол яблочный пирог, тот самый, что готовила с утра. Кирюша потянулся за куском.
— Бабушка Лида, а когда ты умрёшь, мы будем тут жить?
Тишина упала так внезапно, словно кто-то разбил хрустальную вазу. Марина дёрнулась и резко зашипела на ребёнка:
— Ты что такое говоришь?! Нельзя так!
Павел откашлялся и торопливо сменил тему:
— А помните, как мы на прошлой неделе в кино ходили? Кирюш, расскажи бабушке про роботов!
Лидия сделала вид, что не услышала, улыбнулась и положила правнуку самый большой кусок с яблочной начинкой. Но что-то в груди надломилось. Непрошенная детская искренность выдала то, о чём взрослые предпочитали молчать.
После чая Кирюша убежал смотреть мультфильмы в гостиную, а разговор взрослых снова свернул на дачу.
— Вам ведь тяжело туда ездить, тётя Лида, — заботливо говорила Марина. — Может, стоит её продать?
— Пока справляюсь, — отрезала Лидия.
— Конечно-конечно, — подхватил Павел. — Просто если что — мы всегда поможем.
Когда они уходили, Лидия вдруг заметила, как Ирочка окинула взглядом люстру в прихожей и шепнула что-то Павлу. А Марина задержалась у шкафа, где стояла мамина ваза. «Настоящий хрусталь, тяжёлая какая», — пробормотала она, взвешивая вазу в руке.
Когда дверь за ними закрылась, Лидия не пошла, как обычно, мыть посуду. Она тяжело опустилась в кресло и долго смотрела в окно, на сгущающиеся сумерки.
«Неужели они ждут только этого? — горькая мысль обожгла сознание. — Неужели я для них — только квартира в центре и дача за городом?»
В глазах защипало. Но она не заплакала. Просто сидела, глядя в одну точку, и чувствовала, как внутри растёт решимость.
Разговор на скамейке
Городской парк купался в золоте осени. Лидия шла по аллее, шурша опавшими листьями — этот звук всегда напоминал ей детство. Вера ждала на их обычной скамейке, той самой, что стояла чуть в стороне от главной дорожки, под старым клёном. Сорок лет дружбы, и почти десять — еженедельных встреч в этом парке.
Вера помахала рукой. Она была в своём неизменном сиреневом берете и с тростью, хотя ходила ещё бодро. Просто трость придавала ей, как она говорила, «аристократичности».
— Опаздываешь! Я уже подумала, что решила меня бросить, — улыбнулась Вера.
Лидия вздохнула и опустилась рядом. Они сидели молча, наблюдая, как на детской площадке малыши карабкались по горке, а молодые мамы снимали их на телефоны.
— Смотри, каким я была счастливым, когда не знала телефонов, — усмехнулась Вера, кивая на играющих детей.
Обычно Лидия поддержала бы эту тему, но сегодня мысли текли по другому руслу.
— Знаешь, вчера Паша с Мариной приезжали...
— И как? — Вера мгновенно уловила что-то в голосе подруги.
— Кирюша спросил, будут ли они жить в моей квартире, когда я умру.
Вера хмыкнула и покачала головой:
— Дети — они как лакмусовая бумажка. Повторяют то, что дома обсуждают.
Тяжёлый вздох сорвался с губ Лидии:
— Знаешь, иногда мне кажется, что я для своих просто удобный кошелёк. Или даже не кошелёк, а... сейф с отложенным доступом. Вроде и любят, но постоянно проверяют — не заржавел ли замок.
Вера не ответила сразу. Она задумчиво постукивала тростью по земле, наблюдая за рыжей собакой, что носилась за голубями на соседней лужайке.
— У меня та же история, — наконец произнесла она. — Племянники приезжают по графику, как на работу. И каждый раз — новые разговоры про квартиру. То стояк прорвало у соседей и они беспокоятся за мои хоромы, то крыша потекла и надо проверить. А на прошлой неделе поймала их за разговором в коридоре — спорили, кто возьмёт мою старую мебель, а кто хрусталь.
Лидия невесело усмехнулась.
— Они ждут, когда я уйду, и спорят, кто получит мою квартиру, — продолжала Вера. — Думаю, они её просто продадут и забудут обо мне через месяц.
Она повернулась к подруге и вдруг улыбнулась какой-то новой, решительной улыбкой:
— А я хочу, чтобы мой дом приносил пользу. Лучше оставить тем, кто действительно нуждается.
— О чём ты? — Лидия подняла брови.
— Я решила переписать завещание. Есть у меня одна дальняя родственница, Вероника. Молодая девчонка, учится в медицинском, снимает комнатушку на окраине. Приезжала ко мне пару раз — просто так, без напоминаний. Сидела, чай пила, расспрашивала про молодость мою. Представляешь, ей правда интересно! Вот ей и оставлю квартиру.
Лидия внимательно слушала, и что-то внутри неё откликалось на каждое слово подруги. Она вспомнила детский дом №5, мимо которого часто проходила, когда ездила на дачу. Жёлтое здание с облупившейся краской, а во дворе — старые качели и песочница с поломанным бортиком.
— Я была у нотариуса на прошлой неделе, — продолжала Вера. — Знаешь, такое чувство, будто камень с души сняли. Племянники даже не знают. Пусть думают, что всё по-старому.
Вдруг она засмеялась — легко, будто девчонка:
— Это мелочно, наверное. Но хоть развлекусь напоследок, когда они узнают!
Порыв ветра сорвал с клёна целую охапку листьев, и один из них — ярко-красный — опустился на колени Лидии. Она задумчиво покрутила его в руках.
— А знаешь, — медленно произнесла она, — ты права, Вера. Совершенно права.
Они посидели ещё немного, болтая о мелочах, вспоминая молодость, обсуждая новый сериал, что крутили по первому каналу. Но внутри Лидии уже зрело решение. И было в этом что-то освобождающее.
Через три дня, когда Павел позвонил узнать, не нужна ли помощь с уборкой на даче, Лидия ответила, что всё сделала сама. А ещё через день она надела своё синее платье, взяла сумочку, в которой лежали все документы на квартиру и дачу, и вышла из дома.
Офис нотариуса находился в соседнем квартале. Лидия шла медленно, размышляя о том, что собиралась сделать. Но сомнений не было. В конце концов, это её жизнь и её выбор. И пусть это будет её маленькая месть — а может, и урок для тех, кто слишком рано начал делить шкуру неубитого медведя.
Нотариус — молодая женщина с аккуратным пучком на затылке — внимательно выслушала её пожелания, задала несколько уточняющих вопросов и кивнула:
— Я подготовлю все документы. Вам нужно будет прийти через два дня для подписания.
Возвращаясь домой, Лидия чувствовала странную лёгкость. Будто избавилась от тяжёлой ноши, которую несла годами. Впервые за долгое время она ощущала себя по-настоящему свободной и... живой.
День расплаты
Кабинет нотариуса казался неожиданно тесным для Павла. Он постоянно поправлял галстук и косился на сестру. Марина сидела рядом, нервно постукивая ногтями с ярко-красным маникюром по кожаной папке на коленях. В папке — все документы, что могли понадобиться, чтобы «поскорее закрыть этот вопрос».
Прошло три месяца с тех пор, как тётя Лида ушла. Тихо, во сне. Никто не ожидал, что это случится так скоро. Ещё неделю назад она звонила, интересовалась, как у Кирюши дела в школе...
— Нервничаете? — участливо спросила нотариус, расставляя бумаги на столе.
— Нет-нет, — торопливо ответил Павел. — Просто формальности всегда утомляют.
Марина бросила на него взгляд и еле заметно кивнула. Они готовились к этому дню. Вчера до двух ночи сидели на кухне у Павла, обсуждали, что и как. Планировали ремонт в квартире тёти, прикидывали, за сколько можно продать дачу.
— За триста пятьдесят точно возьмут, район хороший, — убеждала Марина. — Сами не тянем, а деньги разделим поровну.
— Квартиру тоже продадим? — спрашивал Павел.
— Зачем?! С ума сошёл? У вас вон Кирюша растёт, скоро своя комната нужна будет.
Ирочка сидела рядом, помалкивала. Потом вдруг спросила:
— А может, она оставила что-то ещё кому-то? Мало ли...
Павел отмахнулся:
— Да кому? У неё, кроме нас, никого. Всю жизнь одна прожила. Даму эту свою, Веру, она давно схоронила.
И вот теперь они сидели в душном кабинете, ожидая, когда официально станут владельцами наследства. Марина уже заказала каталоги мебели, присмотрела новый диван взамен старого, на котором тётя любила дремать по вечерам.
— Итак, — нотариус откашлялась и надела очки. — Я зачитаю последнюю волю Лидии Михайловны Соколовой, изложенную в её завещании, датированном двадцатым сентября прошлого года.
Марина подалась вперёд, Павел выпрямился. «Двадцатое сентября? — пронеслось в голове. — Это ведь после того нашего последнего визита...»
— «Я, Соколова Лидия Михайловна, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю...»
Они почти не слушали стандартные формулировки. Марина уже представляла, как будет встречать гостей в просторной гостиной тёти.
— «...квартиру по адресу улица Пушкинская, дом 15, квартира 47, передаю в собственность Петровой Веронике Андреевне».
Марина моргнула. Павел подался вперёд:
— Простите, кому?
Нотариус оторвала взгляд от бумаг:
— Петровой Веронике Андреевне. Это внучатая племянница покойной подруги Веры Степановны...
— Но это невозможно! — голос Марины взлетел до неприличных высот. — Какая Вероника? Мы даже не знаем никакую Веронику!
Нотариус невозмутимо продолжила:
— «Загородный дом и земельный участок по адресу деревня Ольховка, улица Садовая, дом 8, передаю в собственность Детскому дому №5 города Москвы для организации летнего отдыха воспитанников».
В кабинете повисла тяжёлая тишина. Марина смотрела на нотариуса так, будто та только что сообщила ей о начале ядерной войны.
— Это какая-то ошибка, — прошептал Павел. Его лицо стало бледным, на лбу выступили капельки пота. — Тётя Лида никогда бы...
— Завещание составлено и оформлено в соответствии со всеми требованиями закона, — ровным голосом отчеканила нотариус. — Я лично присутствовала при его составлении и могу подтвердить, что Лидия Михайловна находилась в полном здравом рассудке.
Марина вскочила, опрокинув стул:
— Что за бред?! Она бы никогда так не поступила! Это обман! Кто-то повлиял на неё! Эта... эта Вероника, она что-то сделала! Она запудрила мозги старой женщине!
— Марина, сядь, — глухо произнёс Павел. Он медленно осознавал происходящее. — Давай разберёмся...
— С чем тут разбираться?! — Марина перешла на крик. — Нас обманули! Надо оспаривать! У неё было что-то с головой, она...
— Лидия Михайловна прошла медицинское освидетельствование перед составлением завещания, — нотариус положила перед ними ещё одну бумагу. — Вот заключение специалистов. Всё полностью законно.
Павел взял документ трясущимися руками. Подписи, печати — всё на месте. Внезапно его словно ударило:
— Двадцатое сентября... Это ведь через три дня после нашего визита. После того, как Кирюша...
Он замолчал, вспомнив детский вопрос за столом: «Бабушка Лида, а когда ты умрёшь, мы будем тут жить?»
Марина опустилась на стул. Её губы дрожали:
— Она что, обиделась? Из-за глупого детского вопроса лишила нас всего?
Павел покачал головой. Перед глазами мелькнули картинки — как они с Мариной обсуждали при тёте стоимость квартир в её районе, как Ирочка рассказывала про соседку, чью квартиру продали сразу после похорон, как сама Марина оценивающе поглядывала на хрустальную вазу...
— Нет, не из-за вопроса, — тихо сказал он. — Из-за нас.
Нотариус откашлялась:
— Если позволите, — она протянула им конверт. — Лидия Михайловна просила передать вам это письмо после оглашения завещания.
Павел взял конверт. Знакомый почерк тёти — аккуратный, с лёгким наклоном. «Павлу и Марине».
Марина выхватила у него конверт и дрожащими пальцами сорвала печать. Развернула сложенный вчетверо лист бумаги и начала читать вслух:
«Дорогие мои Павлуша и Мариночка! Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет. Не сердитесь за моё решение. Вы молоды и полны сил, у вас всё впереди. А эта девочка, Вероника, очень напомнила мне меня в юности — упорная, целеустремлённая, но без поддержки. Уверена, она сохранит память обо мне.
Что же касается дачи — помните, как вы всегда говорили, что она слишком далеко и ездить туда неудобно? Теперь вам не придётся беспокоиться об этом.
Самое главное наследство я уже передала вам — свою любовь. Жаль только, что вы не успели это понять.
Всегда ваша, тётя Лида».
Марина медленно опустила письмо. На белой бумаге расплылось тёмное пятно — слеза.
— Но мы же... — начала она и замолчала.
Потому что ответить было нечего.
Цветы на новой аллее
Павел сбавил скорость, вглядываясь в знакомый поворот. Год прошёл с похорон тёти Лиды, и они с Мариной впервые решились приехать сюда.
— Притормози, — Марина тронула его за плечо. — Вон там.
Знакомая калитка, но забор уже другой — свежевыкрашенный, с табличкой «Загородная база Детского дома №5».
Они припарковались поодаль. Павел заглушил мотор и несколько минут просто сидел, глядя на дом, где раньше тётя выходила их встречать.
— Пойдём? — Марина вытащила из сумки небольшой пакет с рассадой — незабудки и колокольчики, тётины любимые.
Детские голоса доносились со двора. Через щель в заборе они увидели, как всё изменилось. На месте старой теплицы красовалась детская площадка, под яблоней появилась уютная беседка. Мальчишки гоняли мяч, девочки качались на качелях.
— А тюльпаны, — прошептала Марина, указывая на центральную дорожку.
Вдоль аллеи к дому цвели тюльпаны разных оттенков. Тётя давно мечтала о такой красоте, но всё жаловалась — сил не хватает одной. А они только обещали помочь...
— Она всё правильно сделала, Паш, — тихо сказала Марина. — Посмотри, как они радуются.
Дверь дома открылась, и на крыльцо вышла женщина средних лет с добрым, усталым лицом. Заметив их, она направилась к калитке.
— Вы, должно быть, родственники Лидии Михайловны? — спросила она. — Я Анна Сергеевна, директор детского дома. Мы вас ждали.
Павел удивлённо взглянул на сестру.
— Я позвонила вчера, — пояснила Марина. — Хотели посадить цветы в память о тёте.
Анна Сергеевна провела их по участку, показывая, что изменилось за год. Дом преобразился — стал светлее, наполнился детскими голосами и смехом.
— В комнате вашей тёти сейчас мастерская, дети делают поделки, рисуют, — рассказывала директор. — А её вещи мы сохранили. Ребята должны знать историю этого места.
К ним подбежал рыжий мальчуган лет пяти:
— А вы кто?
— Мы родственники той бабушки, которая раньше здесь жила, — ответила Марина, стараясь не выдать дрожь в голосе.
— Бабушки Лиды? — глаза мальчика распахнулись. — Она добрая фея, которая подарила нам этот дом!
Марина отвернулась, пряча слёзы. Павел присел перед мальчиком:
— Да, малыш. Она была очень доброй.
Они посадили цветы возле беседки. Когда Павел разрыхлял землю, ему вспомнилось, как тётя учила когда-то маленького Кирюшу отличать сорняки от полезных растений. А они всё спешили обратно в город, придумывая отговорки...
На обратном пути в машине долго молчали.
— А знаешь, — наконец сказала Марина, — мамин сервиз, который я хотела продать... Оставлю его. Пусть Кирюша помнит.
Павел кивнул. Он думал о том, что завтра возьмёт отгул и свозит сына на кладбище. Хватит откладывать важное — работа никуда не денется.
В это время в квартире Лидии Михайловны в центре Москвы молодая женщина расставляла медицинские справочники. Вероника бережно поправила фотографию пожилой женщины на столе — они виделись всего несколько раз, когда она приезжала с Верой Степановной.
— Спасибо вам, — прошептала она. — Я сохраню память о вас.
На подоконнике цвели фиалки — бывшие тётины. Вероника ухаживала за ними с любовью. И они отвечали ей цветением — будто радовались, что жизнь продолжается.