Эта постройка — воплощение самых смелых фантазий, «мегапроект одного человека», занимавший Вагнера с юности. «Для своих произведений я хотел бы иметь полностью собственный театр», — писал Вагнер своему королю. По счастью для композитора, Людвиг увлечен был и его музыкой, и его мифологией, и его планами создать «центр великогерманского духа» в одном, (отдельно взятом) провинциальном городке. Байройт, кстати, возник не случайно: здесь не было ни избалованной публики, ни зараженной скепсисом интеллектуальной элиты.
О демократичности замысла, «театре для всех» говорит уже крайняя простота отделки и материалов построенного наконец фестивального дома. Только фасадом театр уподобляется стандартам эпохи. Предпочтя многоярусной театральной подкове греческий амфитеатр, создатель посадил зрителя в неудобные жесткие кресла без подлокотников. Словно он хотел уровнять всех в общении с музыкой. А чтобы прекрасное звучало прекрасно, внутренний интерьер театра практически полностью был исполнен из дерева: колонны, обшивка зала, сцена, оркестровая яма… Дерево, резонируя, создает особенную тембровую окраску. И наконец, яма (главное изобретение композитора) помещена под сцену и отделена от зала перегородкой, что помогает зрителю не отвлекаться и слышать все голоса.
Торжественное открытие фестивального театра состоялось в августе 1876, (четыре года спустя после закладки) премьерой Кольца нибелунга. На торжественном открытии присутствовала вся европейская знать, а также многочисленные поклонники и музыканты, в том числе Петр Чайковский, Григ, Сен-Санс. Все рассчитывали на продолжение, но следующий фестиваль от безденежья пройдет лишь пять лет спустя. Вагнер успеет увидеть на сцене Байройтского театра Парсифаль. Только после его смерти, в репертуар будут добавлены пять других опер зрелого периода и сформируется то, что сейчас именуют вагнеровскимоперным фестивалем под руководством очередного пристрастного потомка. Фестивалем, попасть на который — большая удача.