Порой, бывает такое странное чувство, когда входишь в собственный дом и понимаешь, что что-то… не так? Вот вроде всё на месте — те же стены, та же мебель, тот же запах. Но что-то неуловимо изменилось. Словно кто-то переставил все вещи на пару сантиметров вправо. Вроде мелочь, а всё внутри кричит: "Это не мой дом!"
Именно с этим чувством я застыла на пороге нашей с Максимом квартиры после двух недель на Кипре. Солёный бриз и шум волн ещё звучали в моей голове, а загорелая кожа хранила тепло средиземноморского солнца. Мы вернулись домой на день раньше — сюрприз от авиакомпании, рейс перенесли. Но сюрприз ждал именно нас.
— Что... происходит? — Макс замер рядом, сжимая ручку чемодана.
В нашей прихожей стояли чужие туфли. В воздухе витал запах незнакомых духов, смешанный с ароматом выпечки. А из глубины квартиры доносились звуки телевизора и... женский голос, напевающий что-то знакомое.
— Максим? Это ты? — голос, который я узнала бы из тысячи. Свекровь. Людмила Петровна собственной персоной.
Она выплыла из кухни, вытирая руки о фартук — мой фартук! — с таким видом, будто это самая естественная вещь в мире: встречать нас в нашем собственном доме.
— Мамочка? — Макс выглядел так, словно увидел призрак. — Ты что здесь делаешь?
— Ой, детки! — она всплеснула руками. — А вы что так рано? Я думала, вы только завтра... Я решила вас встретить, прибраться, пирогов напечь. Вы же с дороги голодные, наверное!
Я медленно обвела взглядом квартиру. "Прибраться"? Наши шторы заменены на какие-то кружевные занавески, которые я в жизни не выбрала бы. На стене в гостиной появилась коллекция тарелок с петухами. А на месте моего любимого пуфика теперь красовалось старомодное плюшевое кресло.
— Людмила Петровна, — начала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — а где ключи от нашей квартиры вы взяли?
— Так у Максимушки был запасной! — она махнула рукой в сторону сына. — Помнишь, когда ты ещё до свадьбы жил, оставлял мне на всякий случай? Я их хранила как зеницу ока!
Я перевела взгляд на мужа. Он выглядел так, словно только что вспомнил о чём-то, о чём предпочёл бы забыть навсегда.
— Мам, но ты могла бы позвонить... предупредить... — пробормотал он.
— Да я хотела сюрприз сделать! — она просияла. — И вообще, что тут такого? Я же мать родная! Не чужой человек с улицы. Пойдёмте на кухню, я борщ сварила и пирожки с яблоками — твои любимые, Максимушка!
Максимушка. Ну, конечно. Я стояла, пытаясь переварить происходящее. Две недели. Она была в нашей квартире две недели. Спала в нашей постели. Копалась в наших вещах. Переставляла, перевешивала, заменяла...
— А где мой пуфик? — спросила я, указывая на чужое кресло.
— Этот страшненький? — Людмила Петровна хихикнула. — Я его на балкон вынесла. Такая безвкусица, Анечка! А это кресло — настоящая классика, из моей молодости ещё. Папа Максима в нём любил сидеть.
Я почувствовала, как внутри закипает что-то горячее и опасное. Безвкусица? Мой дизайнерский пуфик, который я выбирала месяц и купила на первую премию?
— Людмила Петровна, — я сделала глубокий вдох, — спасибо за... гостеприимство в нашем доме. Но, может быть, вам пора?
— Как пора? — она округлила глаза. — Сейчас только шесть вечера! Я специально к вашему приезду готовилась! И потом, я думала остаться на недельку-другую.
Я почувствовала, как немеют пальцы. Недельку-другую?!
— Мам, — Макс наконец-то включился в разговор, — ты могла бы нас предупредить. Мы только вернулись, устали...
— Ой, да что я, не понимаю? — она махнула рукой. — Отдохнёте! Я вам и постельку свежую постелила, и ужин приготовила. А завтра блинчики сделаю на завтрак!
Постельку. Свежую. Она спала в нашей постели!
Я поймала взгляд Макса. В его глазах читалась паника. Он знал, что я на грани.
— Людмила Петровна, — я решила быть предельно ясной, — мы очень ценим вашу заботу. Но мы хотим побыть одни. Сейчас. В нашем доме.
— Да что ты такая неласковая, Анечка? — свекровь надула губы. — Я же о вас забочусь! Максим, скажи своей жене, что маму нужно уважать!
И тут Макс меня удивил.
— Мама, — его голос стал твёрдым, — Аня права. Ты не должна была входить в нашу квартиру без разрешения. И тем более что-то здесь менять.
— Да что вы такое говорите?! — она прижала руку к груди. — Я хотела как лучше! Эта ваша квартира была такая... современная! Ни уюта, ни души! Я просто добавила семейного тепла!
Семейного. Тепла.
Я почувствовала, как моё терпение лопается, как воздушный шарик, надутый слишком сильно.
— Людмила Петровна, — мой голос звучал на удивление спокойно, — сейчас вы соберёте свои вещи и уйдёте. А завтра я приеду к вам, и мы поговорим о границах. И о том, что такое "уют" и "душа" для разных поколений.
Её лицо исказилось.
— Максим! Ты слышишь, как она со мной разговаривает? Твоя жена выгоняет твою мать!
Макс выпрямился. Я почти увидела, как он взрослеет на глазах, превращаясь из "Максимушки" в мужчину.
— Мама, Аня никого не выгоняет. Она просит тебя уважать наше личное пространство. И я с ней согласен. Пожалуйста, собирай вещи. Я вызову тебе такси.
Следующие два часа были настоящим испытанием. Людмила Петровна собиралась с такой скоростью, словно надеялась, что мы передумаем. Она всхлипывала, бросала на меня испепеляющие взгляды и постоянно апеллировала к Максу:
— Сынок, неужели ты позволишь этой... своей жене так обращаться с родной матерью?
Но Макс был непреклонен. Когда дверь за свекровью наконец закрылась, мы оба рухнули на диван, словно марионетки с обрезанными нитками.
— Я не могу поверить, — прошептала я, оглядывая нашу преображенную квартиру. — Она действительно это сделала.
Макс молча взял меня за руку.
— Прости, — сказал он наконец. — Я должен был предвидеть что-то подобное. Мама всегда была... настойчивой.
— Настойчивой?! — я не могла сдержать истерический смешок. — Она полностью игнорирует наши границы! Это вторжение!
— Знаю, — он потер переносицу. — И я благодарен, что ты не устроила скандал. Хотя имела полное право.
Я встала и медленно прошлась по квартире, осматривая все изменения. Петухи на стенах. Кружевные салфетки под вазами. Фотографии Макса в детстве, расставленные по всем поверхностям. И это только то, что было видно сразу.
— Завтра я поеду к ней, — сказала я решительно. — И мы расставим все точки над i.
— Я поеду с тобой, — Макс подошёл и обнял меня сзади. — Это и моя ответственность тоже.
Я повернулась к нему.
— Нет. Это разговор между женщинами. Между свекровью и невесткой. Я хочу, чтобы мы поняли друг друга раз и навсегда.
Разговор со свекровью.
На следующее утро я стояла у двери квартиры Людмилы Петровны с пакетом свежих булочек. У меня было твёрдое намерение расставить всё по местам. Когда она открыла дверь, её лицо выражало смесь обиды и настороженности.
— Анечка? — она явно не ожидала меня увидеть. — А Максим где?
— Дома, — я улыбнулась. — Можно войти? Я принесла к чаю.
В её квартире было именно так, как я и представляла: тяжелые шторы, массивная мебель, коллекции фарфоровых статуэток и те самые тарелки с петухами. Но здесь это выглядело органично. Это был её дом, её пространство, её представление об уюте.
— Людмила Петровна, — начала я, когда мы сели за стол с чаем, — я пришла поговорить о вчерашнем.
— Можешь не продолжать, — она поджала губы. — Я всё поняла. Я вам не нужна. Сын женился и забыл мать.
Я глубоко вздохнула. Это будет непросто.
— Нет, вы не поняли. Речь не о том, нужны вы нам или нет. Речь о границах и уважении. Вы вошли в наш дом без разрешения. Изменили его по своему вкусу, не спрашивая, и думали остаться там жить. Как бы вы себя чувствовали, если бы я сделала то же самое с вашей квартирой?
Она моргнула, явно не ожидая такого вопроса.
— Но... это другое! Я мать!
— А я жена. И наш дом — это наше пространство. Так же, как эта квартира — ваше. Вы бы хотели, чтобы я пришла сюда, выбросила ваши статуэтки и повесила абстрактные картины?
— Какая глупость! — она хмыкнула, но я заметила, как её взгляд невольно метнулся к полке с коллекцией фарфора.
— Вот именно. Это была бы глупость и неуважение. Так почему вы думаете, что можете делать то же самое в нашем доме?
Повисла пауза.
— Я просто хотела помочь, — сказала она наконец. — В вашей квартире… никакого тепла.
— Это ваше восприятие, — мягко ответила я. — Для нас она уютная и современная. Это вопрос разных вкусов и поколений. И это нормально.
Мы проговорили больше двух часов. О семье, о границах, о разных поколениях. О том, как можно любить друг друга, не переступая личное пространство. Это был непростой разговор, с обидами и слезами.
Когда я уходила, Людмила Петровна провожала меня до двери:
— Анечка, — сказала она внезапно, — а можно я приду к вам на ужин на следующей неделе? Просто в гости…
Я улыбнулась:
— Конечно, Людмила Петровна. Мы будем рады. И я даже испеку тот самый яблочный пирог, рецепт которого вы мне давали.
Когда я вернулась домой, Макс встретил меня с тревожным лицом.
— Как всё прошло? Она очень расстроена?
Я села рядом с ним на диван.
— Знаешь, кажется, у нас наконец-то появился шанс наладить нормальные отношения. Без вторжений на чужую территорию.
Он обнял меня с облегчением.
— И ещё, — добавила я, — пока я была у твоей мамы, заказала новые замки. Нам обоим нужно кое-чему научиться. Ты — отпускать свою маму, а я — строить границы.
Макс рассмеялся и поцеловал меня:
— Я уберу тарелки с петухами?
— Нет, — я улыбнулась. — Одну оставим. На память о том, как важно уважать чужое пространство. И о том, что иногда нужно просто поговорить, чтобы понять друг друга.
А потом мы вместе начали возвращать нашу квартиру. И знаете? Мой пуфик на самом деле отлично смотрелся рядом с креслом свекрови. Иногда даже самые разные стили могут уживаться вместе — главное, чтобы это был общий выбор, а не одностороннее решение.
И да, Людмила Петровна теперь звонит перед визитом. Каждый. Раз.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
