Если бы судьба спросила у молодого подъесаула Александра Ханжонкова: «Чем займёмся после Русско-японской войны? Продолжим махать шашкой или станем снимать кино?» — он, вероятно, ответил бы: «Кино! Но с казачьим размахом!»
Роковой электробиограф
Родившись в дворянской семье, Ханжонков, как и полагается истинному донскому казаку, начал с военной карьеры. Но судьба подсунула ему билет в электробиограф — первый ростовский кинотеатр. Просмотр фильмы оказался роковым: вместо сабли и коня Ханжонков выбрал киноплёнку и проектор. «Эх, нелегко будет без лошади, но попробуем!» — должно быть, подумал он, скупая зарубежные ленты и открывая торговый дом «Э. Ош и А. Ханжонков». Партнёрство развалилось, но наш герой не пал духом. Взял кредиты, привлёк банкира Озерова (который, видимо, решил: «Кино — дело надёжнее облигаций!») и основал фирму «А. Ханжонков и Ко».
От кинопримитива к искусству
Первые шаги в синематографе были скромны: документалистика, прокат, да незавершённый «Палочкин и Галочкин». Но уже к 1909 году Ханжонков развернулся вовсю. Его ателье на Житной улице напоминало муравейник: здесь экранизировали Лермонтова («Песнь про купца Калашникова»), воссоздавали свадьбы XVI века и даже снимали «Драму в таборе подмосковных цыган». Журнал «Сине-фоно» восхищённо писал: «Наконец-то не просто съёмки пьяных медведей на ярмарке, а настоящая драма!»
Ханжонков собрал вокруг себя блестящую команду: режиссёр Василий Гончаров, актёр Иван Мозжухин (будущая звезда немого кино) и кукольный волшебник Владислав Старевич, чей кукольный мультфильм «Прекрасная Люканида, или борьба усачей с рогачами» прославил его на весь мир. Старевич, кстати, доказал: жуки-рогачи сражаются на экране куда азартнее, чем некоторые депутаты в тогдашней Думе.
Мозжухин и его черт
Но главным триумфом стала «Оборона Севастополя» (1911) — первый русский полнометражный фильм. Зрители рыдали, критики хлопали, а Ханжонков, довольный, получал орден Святого Станислава «за полезную деятельность». Полезную — это мягко сказано! Он ещё и научные картины снимал: о сельском хозяйстве, медицине и даже о пьянстве. В последнем, персонаж Ивана Мозжухина, допившись до белой горячки, видел чёртика, выползающего из бутылки. Спецэффекты В. Старевича были так убедительны, что некоторые зрители после сеанса к спиртному не прикасались годами.
Революция и эмиграция
При этом у главного кинопродюсера дореволюционной России были серьезные проблемы со здоровьем. В 1913 году, в 36-летнем возрасте он оказался прикованным к инвалидному креслу. Впрочем, более чем успешной работе акционерного общества «Ханжонковъ и Ко» это ничуть не мешало. Вплоть до революции, которая перевернула с ног на голову буквально все. И кинопроизводство тоже.
В 1917-м ханжонковская фабрика в Москве осталась на жене, а сам он, прихватив с собой костыли и режиссёра Бауэра, рванул в Ялту — «Где солнце, море и никаких комиссаров!» Насчет комиссаров Ханжонков, конечно, погорячился: они не заставили себя ждать. После разгрома Врангеля пришлось эмигрировать: Константинополь, Милан, Вена... Попытки наладить кинопроизводство за границей провалились. «Звуковое кино? — вздыхал Ханжонков. — Да здесь даже немое не снимается!»
Снова дома
В 1923 году его заманила назад советская власть: «Вернись, Саша! У нас тут новая кинофабрика «Русфильм» открывается!» Ханжонков вернулся. Нарком Луначарский приветствовал его телеграммой: «Сердечно присоединяюсь к чествованию Ханжонкова, как замечательного деятеля русской кинематографии. Рад, что он вернулся, чтобы помочь советскому кино». Но это только на словах. А на деле — бесценный опыт главнейшего русского кинопромышленника оказался советской республике совершенно не нужен. Да «Русфильм», в который его так звали, уже закрылся, не успев толком открыться. Пришлось Ханжонкову крутиться: работать консультантом в «Госкино», завпроизводством в «Пролеткино» и так далее. Пока в 1926 году не грянул арест по делу о финансовых злоупотреблениях. «Где деньги, Лебовски?» — допытывались следователи. Но доказательств не нашли, выпустили, однако, запретив работать в кино. «Ну что ж, — философски решил Ханжонков, — буду писать мемуары. А костыли использовать вместо пресс-папье».
Последние годы
В 1934 году, доведённый до нищеты, Ханжонков написал отчаянное письмо начальнику Главного управления кинофотопромышеленности при СНК СССР Борису Шумяцкому: «Помогите, а то помру от голода вместе с женой!» Власть смилостивилась — дала персональную пенсию. «350 рублей? — усмехнулся Ханжонков. — Зато теперь я полноправный член рабочей семьи. Пусть в инвалидном кресле».
Последние годы он прожил в Ялте, писал воспоминания и наблюдал, как немецкие оккупанты маршируют мимо его дома на Боткинской. Умер в 1945-м, пережив и войну, и революции, и собственные кинематографические авантюры.
Сегодня Ханжонкова помнят, как пионера русского кино, который доказал: даже казак может променять саблю на кинокамеру. А если в кадре вдруг появится чёртик из бутылки — тем веселее!