Я до сих пор помню тот момент, когда мне в голову впервые закрались сомнения насчёт отцовства. Нет, вру, не то чтобы я тогда сразу всё понял, просто внутри что-то стрельнуло. Но мозг, как водится, отмахнулся: «Да брось, ты сам себя накручиваешь. Придумываешь проблемы на ровном месте». А зря… Я был уверен, что дети — это святое, что в семье подобные вещи не могут быть обманом. Кто ж знал, что годы спустя эта уверенность сыграет со мной злую шутку?
Если бы десять лет назад кто-то подошёл ко мне и сказал: «Слушай, братан, у тебя, возможно, чужой ребёнок растёт», — я бы просто заржал ему в лицо. Да и ругнулся бы наверняка: кто он такой, чтоб лезть с такими оскорбительными предположениями? Я бы счёл его больным на голову или завистником. Но прошли годы, и я сам оказался в такой дурацкой ситуации, что иногда возникает желание заорать: «Верните мне мои иллюзии обратно, я был счастлив в неведении!»
Начну по порядку. Меня зовут Вадим. Сейчас мне тридцать восемь, а история началась, когда я был в полном расцвете сил, на пике уверенности — лет двадцать восемь-двадцать девять. В тот момент мы с Верой (это моя бывшая жена) были вместе уже три года. Любовь, страсть, всё как положено. Мне она казалась самой честной, самой верной и самой понятливой женщиной на свете. Мы с ней поженились по взаимной любви, у нас родился первый ребёнок. Мой сын… или, как потом выяснилось, не совсем мой.
Да я бы и не допёр до этого сам, если бы не болтливость людей. Представьте: прошло лет десять с момента появления первенца, мы даже второго уже завели (точнее, она завела…), всё шло, казалось, своим чередом. Хотя признаюсь, в браке мы уже тогда частенько ругались — кризис семьи, быт затянул, страсть сошла на нет. Но до серьёзных мыслей о разводе дело не доходило. Детей-то я любил, с женой более-менее уживался. А потом началась одна невесёлая история.
Помню тот злополучный вечер. Я только с работы вернулся, уставший, как собака. Захожу домой, а там — сюрприз! Сидит в гостиной подруга жены, Катька. Любительница «потрындеть», но так, чтобы устроить под конец драму. Я поначалу даже обрадовался: хоть что-то свежее в домашней рутине. Но замечаю: Вера выглядит напряжённой, Катька тоже какая-то ошарашенная.
— Привет, мужики, — говорю, самодовольно так, подразумевая, что сейчас, мол, поужинаю, и всё будет окей.
— Привет, — Катька кивает, потом на меня так зыркает и быстро взгляд отводит.
— Что за новости? — спрашиваю. — Сидите как на допросе.
Вера отмахивается: «Да ничего, мы просто болтали…» И тут Катька внезапно встревает:
— Слушай, Вадим, а ты не в курсе, что твой сын… ну, первый… ты ведь сомневался, что он твой?
Вот просто представьте мои глаза в этот момент. Я никогда в жизни не сомневался открыто — держал какие-то мимолётные мысли где-то глубоко, но это не было чем-то, о чём я говорил вслух. И тут такая прямая атака!
— Ты чего несёшь? — выдавил я. — С ума сошла?
На что Катька посмотрела на Веру, а та — хоп, отвернулась и уставилась в пол. И у меня сразу внутри всё перевернулось: «Почему она молчит? Почему не возражает, не возмущается?» Обычно ведь как: если тебя ложно обвиняют в чём-то, ты орёшь, протестуешь, возмущаешься. А она молчит!
— Вы мне что хотите сказать? — повторил я уже жёстче.
И тут пошёл бабий трёп о том, что, дескать, у Веры когда-то была интрижка, ещё до свадьбы, и что не факт, что ребёнок мой. Катька, видимо, решила действовать с наскока — то ли совесть замучила, то ли с Верой повздорила и решила отыграться, рассказав мою «темную» семейную тайну. Я сперва не поверил. Сложно себе представить этот шок. Как будто тебе заявляют: «А знаешь, ты не ты, и жизнь твоя — тоже не твоя».
Вера сидела бледная, крутит в руках салфетку, но молчит. Я её спрашиваю:
— Так это правда? Отвечай! Я не уймусь, пока не услышу.
Она всхлипнула, порыдалась чуток и призналась, что «могло быть». Типа да, была какая-то связь на стороне, но она уверена, что ребёнок — мой, потому что она высчитывала даты, все эти женские штуки. Словом, с её логикой выходило, что генетически я — отец. Но сомнения-то уже в голове.
Я, конечно, взбесился:
— Какого чёрта ты мне втирала всё это время, что я отец, не предупредила, что есть вероятность?
— Да я сама была уверена… — бормотала она. — Ну вот так, простите, виновата, сглупила…
Катька сидела с видом «Ну вот, я всё сказала, пожалуй, пойду». И тихо так:
— Я только хотела, чтобы всё было честно, чтобы ты понимал, на что тратишь жизнь, деньги и так далее.
У меня буквально голова взорвалась от этого лицемерия. «Чтоб всё было честно» — хоть стой, хоть падай! Я пропахал на эту семью немало, горбатился, в отпуск с ними ездил, в больничках дежурил, уроки первые помогал делать. А тут оказывается…
Катька ушла, я остался с Верой наедине, и тут мы устроили просто грандиозный скандал. В памяти у меня всё смешалось в один яростный ком. Я кричал:
— Зачем ты утаила?
— Да я думала, это ничего не значит! — всхлипывала она.
— «Ничего не значит»? Твою мать, это — жизнь ребёнка, и, возможно, не моего ребёнка!
— Нет, нет, я была уверена!
В итоге я принял решение делать ДНК-тест. Веру поставил перед фактом: «Если откажешься — можешь сразу собирать вещи». Она не стала возражать, клянётся, мол, всё равно докажет, что я отец. Ну ладно, договорились.
Пока мы ждали результатов, в доме было тихо, как на кладбище. Ни она со мной не говорит, ни я с ней. Только в воздухе одна сплошная нервотрёпка. Я старался, конечно, при детях держать улыбку. В голове бардак: «А если действительно я ему не отец? Что тогда делать? Бросать жену? Бросать ребёнка? Он же мне родной, десять лет воспитывал! Да как теперь это развидеть?»
Все эти дни я спал как на иголках, почти не ел, на работе постоянно путался в отчётах. А Вера ходит с заплаканными глазами, видно, что ей самой стыдно, но и гордость не даёт напрямую попросить прощения. И в какой-то момент я подумал: «Ладно, всё равно я любил её… Может, и она любит меня. Бывают ведь в жизни заскоки…»
Однако тест всё расставил по своим местам. Когда я держал в руках конверт, меня прям трясло: «Сейчас моя жизнь либо налаживается, либо рушится окончательно». И когда я прочёл: «Вероятность отцовства 0%», кровь отхлынула от головы. Словно реальность меня ослабила, дала подзатыльник и бросила.
Я долго молчал. Потом тихо, без истерик сказал:
— Твой косяк, Вера, просто космический…
Она была на грани обморока, чуть не падает:
— Я не верю! Не может быть! Тест, наверное, ошибся!
— Какие ошибки? Делаются эти тесты в лабораториях, где точность 99,9%!
Но она стояла на своём. Мол, это брак в системе, она уверена, что я отец, нужно перепроверить. Пришлось вторую экспертизу делать, уже в другом центре, для чистоты. И, разумеется, результат тот же: «Вероятность отцовства 0%». Всё, приговор подписан.
Тогда Вера пошла в атаку:
— Ну это было до нашей свадьбы, до твоего официального статуса мужа, так что чего ты злишься? Я сама не знала!
Я в ответ:
— И что теперь, я должен простить тебе этот «косяк»? Ты же вводила меня в заблуждение.
— Да мне жаль, но что я могла сделать? Я любила тебя и не хотела тебя терять…
Несколько дней я пил. Реально, как подросток после первой неудачной любви, заливая горе водкой. Смотрю на пацана — а он ведь не виноват. Он уже вырос, я помню, как мы вместе ходили на рыбалку, как он рисовал мне открытки на 23 Февраля, как я учил его кататься на двухколёсном… И что делать? В душе всё расколото.
Естественно, моя мама, узнав, была возмущена:
— Гони её в шею, эту вертихвостку! Никакого прощения!
— Ма, тихо… там же ребёнок всё-таки…
— Какой ребёнок? Не твой! Никаких обязательств!
Но у меня язык не повернулся сына бросить. Он же за 10 лет стал частью меня. К тому же, тогда Вера уже была беременна вторым, вернее, мы думали, что беременна от меня. Я сам на узи ездил, имя выбирал.
Да, второй ребёнок. Забавно, что оказалось потом, что и это не мой. Но давайте не будем забегать вперёд. На момент, когда грянула «правда» про первенца, мы ждали второго. У меня оставалась надежда: «Ну ладно, первый — по запарке, да и чёрт с ним, отцовство не отменяет того, что я его люблю. Но второй точно мой!»
Я собрал жену на разговор:
— Ладно, давай так. Первый — ошибка. Я могу понять, хотя проглотить трудно. Но если второй окажется моим, мы будем жить ради детей, попробуем построить всё заново. Но больше мне никогда не ври, понятно?
— Понятно, — тихо сказала Вера, при этом опять стыдливо потупив глаза.
Вроде бы мы помирились, точнее, заключили перемирие. Я продолжал жить в семье, да и не бросать же беременную жену на улицу! Но теплоты уже не было. Я как будто стал чужим. Вера пыталась, конечно, загладить вину: стряпала мне пироги, обещала, что всё пойдёт на лад. Я старался её не упрекать при детях. Да и в целом, знаете, когда видишь беременную женщину, не хочется ее добивать эмоционально — какая-никакая защита материнства у нас в крови.
Родился второй ребёнок, девочка. Радости у меня было много: всё-таки дочь! Тёща приехала, стала помогать. Я пытался забыть прошлые обиды, возился с малышкой, радовался каждому её «агу». И мне казалось, что всё может исправиться: мол, второй точно мой, и теперь жизнь пойдёт по-новому.
Прошло четыре года. Я как-то более-менее привык к роли папы для двоих. К старшему у меня уже сложились отцовские чувства, которые трудно было отключить, пусть и понимал, что биологически он чужой. Но в сердце он всё равно мой — всё-таки воспитал его, вырастил, видел его первые шаги. А дочка была моей личной гордостью: я вёл её в садик, приносил домой подарки, баловал. Вера стала вести себя спокойнее, хотя иногда у нас вспыхивали ссоры.
И вот наступил момент, который перевернул меня ещё раз. Причём я к тому времени как-то уже, знаете, притерся к факту: «Первый — не мой». Ну и ладно. Мало ли у кого какие грехи. Да и десять лет прошло с момента рождения, мы построили, как говорится, нечто похоже на нормальную семью.
Но тут… Ох, держитесь. Я случайно зашёл в Верин телефон, хотел посмотреть фото дочки на новый год. И наткнулся в галерее на скрин переписки в мессенджере. Там были полуголые фото одного мужика, а Вера посылала ему смайлы, сердечки. Я офигел. Сижу, листаю дальше — а там всё, упоминание «наконец мы в воскресенье встретимся, дети будут у свекрови…». Ну вы понимаете.
Я в ярости, конечно, предъявил ей:
— Ты офигела?! Ты опять шуры-муры крутишь? Что на этот раз?
— Да это подруга мне пересылала, я просто… это шутка такая!
— Какая, к чёрту, шутка? Не делай из меня идиота!
Слово за слово, возникла мысль сделать ДНК-тест и на второго ребёнка. Глупо? Может быть. Но после всей этой истории с первенцем, я уже перестал верить её заверениям. Если один обман раскрылся, почему бы не быть второму?
Когда я сказал об этом Вере, она вцепилась в меня с воплем:
— Ты что, не доверяешь мне?! Я же больше не изменяла!
— А фотографии в телефоне это кто? Дед Мороз с сердечками?
— Да говорю тебе, это глупая шутка!
Но я уже был невменяем от ревности и обиды. Я помчался, как одержимый, забирать материалы для теста. В этот раз она попыталась сопротивляться, сказала, что не даст прядь волос дочери. Но я всё равно как-то ухитрился взять расчёску и втихую пакетик с волосами дочки унести.
Скажу честно, пока ждал результаты, я, с одной стороны, понимал, что будет полный трындец, если и она не моя. С другой стороны, у меня было жгучее желание пролить свет на эту тайну, чтобы не жить в дураках.
В итоге пришёл отчёт из лаборатории. В тот момент я был на работе, вскрыл электронное письмо. И снова эти цифры: «Вероятность отцовства 0%». У меня буквально замкнуло в голове. Я думал, что такое бывает только в дешёвых сериалах, а тут — на тебе, вторая серия. Меня ото всюду обманули.
Я не помню, как доехал домой. Гнал на машине, как бешеный. Меня распирало от ярости, хотелось разнести всё в пух и прах. Зашёл в квартиру, говорю:
— Собирай вещи! Сейчас же, нафиг!
Вера мгновенно всё поняла — видимо, увидела этот дикий взгляд. Стала умолять:
— Подожди, давай выясним всё мирно, может, ошибка? Как первая лаборатория могла ошибиться? Может, это опять некачественная проверка…
Я заорал:
— Уже никакой второй проверки не будет. Ты один раз так меня уже пыталась надуть, типа «не верю результату». Я тебе не верю, понял? Пошла вон!
На крик выбежала тёща, которая как раз была у нас в гостях:
— Вадим, что случилось? Ты с ума сошёл?
— Я с ума сошёл?! Да это ваша доченька всех за нос водит! И я растил чужих детей!
Дальше пошёл треш. Тёща принялась орать, мол, какую ересь я несу, «это всё Катька-вредина вас подставила», «какая разница, кто биологический отец, главное — кто воспитывает». Ну да, для них, может, и не принципиально, кто платит по счетам, лишь бы платил. А вот для меня это было принципиально.
Я пошёл в комнату, начал кидать вещи Веры в чемоданы. Она бегала, хватала меня за руки:
— Остановись, давай поговорим! Я не хотела… Я просто боялась, что ты меня бросишь ещё тогда, и так получилось…
— Чего так получилось? Как можно «так получилось» родить от другого? Да ещё и дважды, понимаешь?!
Тут я уже не выдержал и наговорил ей кучу гадостей. Я её не бил, конечно, это не в моих правилах, но выместил словесно всё, что копил. Она ревела, но видела, что я решительно настроен на развод. И правильно, потому что после такого не прощают.
Потом был тяжёлый период бумажной волокиты и юридических вопросов. Моя мама и мой отец настаивали: «Оформляй официально, что дети тебе не родные, чтобы алименты на них не платить». И знаете, я колебался. Ведь по факту я воспитывал их как своих. С другой стороны, осадок такой: «Меня обвели вокруг пальца».
Семья Веры стала утверждать, что я бесчеловечный монстр. Мол, дети выросли с тобой, а ты их бросаешь. А я спрашиваю:
— А почему я должен всю жизнь оплачивать чужие грехи?
— Ты отец им по сути, они любят тебя!
— Да, я им не враг, я не собираюсь им вредить. Но вы поймите, меня унизили и предали.
В итоге с женой мы развелись. Официально. Об отцовстве я отказался, предоставив результаты тестов. Младшей дочке было уже пять, когда всё окончательно завершилось. Законодательно признали, что я не отец. Споры по алиментам были долгими, но суд учёл, что я не являюсь биологическим родителем, и жена сняла свой иск, когда поняла, что перспектив ноль, да и отношения уже в клочья разорваны.
Самое сложное, что дети не понимали, почему я вдруг уехал и не живу больше с ними. Особенно старший. Он ведь ко мне привязан. Ему уже на тот момент стукнуло двенадцать, и он задавал вопросы: «Пап, а куда ты пропал? Почему ты не заходишь вечером?» Я не знал, как ему это объяснить. Раз он однажды позвонил мне по телефону, просил: «Приедь в школу на собрание». А я не знал, как сказать, что больше не считаюсь его папой официально. И я чувствовал себя мерзко, потому что любил же его, и до сих пор есть остаток этой любви. Но жить с мамой, которая меня обманывала, я не могу.
Когда я наконец-то рассказал всю правду одному близкому другу, он сказал:
— Слушай, тебе надо было не дожидаться второго «кидалова», а уйти ещё после первого теста.
— Может, и надо, — пожал я плечами, — но сам понимаешь, я тогда думал, что второй-то точно мой…
Ну и вот, прошло уже почти год с лишним после нашего развода. Я живу один, иногда встречаюсь с девочкой, но никаких серьёзных отношений пока не завожу. Психологическая травма — будь здоров. У меня, честно, доверия к женщинам теперь на нуле. Может, это когда-нибудь пройдёт, но пока так. При каждой новой знакомой ощущаю паранойю: «А вдруг опять провернуть хотят аферу, родить от соседа и на меня повесить?»
Сын иногда мне пишет в соцсетях, периодически спрашивает, могу ли я купить ему какую-то вещь. И я иногда покупаю — не могу ведь отморозиться, я к нему привык. Девочку я тоже не ненавижу, но сам факт, что она не моя, реально разрушил всё семейное счастье.
Недавно Вера заявлялась, пыталась со мной поговорить:
— А может, мы что-то вернём? Дети по тебе скучают…
Я смотрел на неё и думал: «Какая же ты лицемерка… Дважды соврала про отцовство, и теперь хочешь вернуться?» Прям вспоминаются её фразы: «Это точно твои дети». И когда один раз прокололась, всё равно убеждала, что второй — сто процентов мой. Но второй-то тоже не мой!
— Нет, Вера, у меня больше нет к тебе ни доверия, ни желания возобновлять что-либо, — ответил я.
— Но дети…
— Дети, да. Я их не настраиваю против тебя, если об этом речь. Но и полноценной семьёй мы не будем никогда.
Она ещё пыталась обвинить меня в том, что я бросаю детей на произвол. Но я сказал:
— Подожди, чьих детей? Где их настоящий отец? Пусть он участвует в жизни, платит алименты, поддерживает. Или их несколько?
— Да откуда я знаю, — вырвалось у неё, и это прозвучало особенно гадко.
Я понял, что разговор окончен. Закрыл перед ней дверь. Это, возможно, самый жёсткий поступок, что я совершал, но и терпеть уже не было сил.
Сейчас смотрю на всю эту ситуацию со стороны и думаю: «Что за бред я пережил?» Но бывает и хуже, говорю себе. Тут главное — не опускать руки и не терять голову. У меня здоровье есть, есть работа, которая кормит, есть родители, которые меня поддерживают. Наверное, со временем встречу женщину, которая не будет носить в себе этот подвох. В конце концов, не все же врут, есть и порядочные люди.