— Зачем ты стирку запустила? Сегодня вообще-то мой день!
— Подождешь! Не могу же я Сашку в садик завтра грязным отправить!
— Так пусть не пачкается!
— Он ребенок, и это нормально, что он играет и бегает. И вообще, хватит устраивать скандал на пустом месте! Самой не надоело орать?
Оля с ненавистью смотрела на свою сноху. Мария тоже злилась. Ей всегда не нравилось, когда Ольга что-то говорила о ее сыне.
— Девчонки, вы чего кричите? — из спальни вышел хмурый Алексей, муж Ольги, недовольный, что его разбудили после ночной смены.
— Леш, Машка мне опять стирать не дает! — тут же пожаловалась Оля.
Алексей нахмурился еще больше. Он в принципе не любил их ссор, а сейчас, будучи в плохом настроении, сразу рявкнул на Марию:
— В чем дело? Мы же договаривались! Ты дни не различаешь? Или просто не понимаешь чего-то? Чего глупая такая?!
Глаза Марии наполнились слезами, как и всегда во время конфликтов. Она сделала пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться, затем проговорила прерывающимся голосом:
— Я просто хотела… чтобы мой сын пошел в садик в чистой одежде… разве это так плохо? Не надо кричать на меня!
Леха немного остыл и отступил в сторону, бросив:
— Сама виновата! Надо было раньше думать.
Это было справедливо, и Мария промолчала. Накануне она просто забыла, что у ее Илюшки грязные штаны, и не постирала их вместе со всей одеждой. Но разве это повод для крика?
Маша тут же решила вечером рассказать все своему мужу Паше, который по совместительству являлся братом Лехи. Два брата были очень разными — спокойный Павел, кассир в банке, и вспыльчивый Алексей, работающий токарем на заводе.
Братья женились почти одновременно и жили в одной квартире вместе с матерью и своими женами. Леха с Олей съехать не могли, потому что она зарабатывали не очень много, а Павел с Машей просто не хотели — копили деньги на ипотеку и не собирались тратиться на съем.
В трехкомнатной квартире трудно ужиться шестерым взрослым людям со своими желаниями и потребностями. Между Олей и Машей постоянно происходили стычки, а братья защищали своих жен и ругались друг с другом.
Вечером того же дня в квартире снова ссорились. Маша рассказала мужу, что Ольга опять к ней цепляется, и Павел рассердился. Он был спокойным человеком, пока дело не касалось его жены и ребенка. Конечно, он сразу же пошел к Оле. Та как раз готовила ужин мужу и его матери.
— Оль, зачем ты мою жену опять обижаешь?
— Во-первых, привет! Во-вторых, никого я не обижаю! Мы когда начали вместе жить, мы договорились, что у вас есть определенные дни для стирки и уборки, и у нас есть такие дни. Разве нет?
Павел закатил глаза, вспомнив этот договор. Ему это не понравилось еще тогда, но Леха возмущался слишком громко, и пришлось уступить.
— Ну да, договаривались… но это же ничего не значит! Если у нашего сына грязная одежда, мы можем ее постирать.
— Можете… на руках пусть стирает! Паш, твоя Машка просто забыла о том, что у Саши…
— Стоп! Я не хочу ссориться! Просто прошу тебя быть мягче!
Павел сердито смотрел на Олю. Она ему никогда не нравилась — слишком властная и грубая, не то, что его любимая Маша.
— Мягче? Пашка, ты мою жену не учи как жить! — в дверях показался Алексей. Он выспался, настроение улучшилось, но поведение брата ему все еще не нравилось.
Павел тихо выругался, но мысленно решил, что с братом ссориться не стоит, и примирительно поднял руки.
— Ладно, Лех, не сердись! Я был неправ!
Он быстро прошел мимо удивленного брата и скрылся в комнате, где тут же натолкнулся на полный обиды взгляд Маши.
— Это так ты меня защищаешь?
— Машунь, слушай, у меня на выходные есть билеты на концерт! Если сейчас поссоримся с ними, то Сашку будет не с кем оставить, — зашептал Павел.
Маша быстро прикинула, что муж прав, и кивнула. На концерт хочется? Хочется. Значит, нужно помолчать.
В доме воцарилось спокойствие… Но ненадолго.
Маша и Павел смотрели какой-то фильм, когда Оля вдруг начала кричать на их сына. Сашка был маленьким хулиганом и частенько залезал в комнату к дяде.
— Что там опять такое? — Паша выключил кино и направился в зал.
Оля отчитывала плачущего Сашку, который сразу же бросился к отцу и спрятался за его спиной. Леха тоже вышел из комнаты, Маша поспешила следом за Пашей. Елена Андреевна была в гостях у подруги и не могла вмешаться в ситуацию, хотя это она обычно разнимала братьев и всех успокаивала.
— Оль, чего ругаешься? — тихо спросил Павел.
— Ваш Сашка мою помаду всю истратил! Она, между прочим, денег стоит! И сколько раз мы говорили, чтобы ваш сын не лазил в нашу комнату!
— Саш, ты правда это сделал?
Мальчик помотал головой, потом горячо заговорил, искренне смотря отцу в глаза:
— Пап, я не лазил к ним! Я ничего не делал!
— А помада куда делась? Я ее, что ли, истратила? Я только три дня назад ее купила!
Маша выступила вперед, отодвигая сына себе за спину. Она не любила, когда Ольга начинала вот так выступать и обижать ее малыша. Конечно, иногда Сашка и сам был виноват, но все же Маша заступалась за сына в любом случае.
— Не кричи на моего сына! Раз он сказал, что не брал, значит, не брал!
Ольга беспомощно оглянулась на мужа. Алексей пожал плечами — он тоже понимал, что, кроме Сашки, помаду явно никто не трогал.
— Маш, давай вы просто возместите нам ущерб за помаду, и мы разойдемся.
— Какой ущерб? Наш сын ничего не сделал!
Теперь разозлились все. Сашка тихо отошел в сторону, радуясь, что родители на его стороне. Он надеялся, что они не найдут его рисунков в тетрадке, выполненных помадой тети Оли такого красивого ярко-алого оттенка. Кто же виноват, что помадой так интересно красить? Саша не хотел сначала ее брать, но руки сами потянулись к маленькой блестящей вещичке, оставленной на столике без присмотра.
— Да с вами вообще невозможно жить! — кричал Леха.
— Так и валите отсюда! — на той же тональности отвечал брат. — Не нравится — на выход!
Их жены тоже не молчали, вспоминая все прегрешения друг друга. Оля кричала, что Машка с Пашей не умеют воспитывать сына и не могут жить нормально, как все люди. Маша отвечала ей:
— Вы сами виноваты во всем! Вы всегда начинаете ссору первыми!
— Так это потому, что вы косячите!
Братья были уже готовы кинуться друг на друга, как вдруг входная дверь открылась — это пришла Елена Андреевна. Она с порога поняла, что здесь опять ссора, и устало вздохнула. Ей хотелось пожить спокойно, но какой тут покой с таким цирком на дому.
— Что у вас опять случилось?
Наступило молчание, всем было как-то неловко признаваться, что перебранка началась из-за помады. Наконец, Ольга выступила вперед и бросила:
— Их сын опять лазил в нашу комнату! Сколько раз можно просить так не делать?! Пусть лучше следят за ним!
— Ты нашего сына не трогай! — опять взвилась Маша.
— Вот видите! Вместо того, чтобы сказать сыну так не делать, они кричат на нас! Елена Андреевна, это же ужасно!
Елена кивнула. Она понимала, что есть личные границы, которые Саша нарушал, а Маша с Павлом закрывали на это глаза. Но им трудно было что-то доказать.
— Ребят, вы не хотите разъехаться? — вдруг спросила она. Елена Андреевна давно думала об этом, но все никак не решалась озвучить вслух, ведь квартира принадлежала еще ее родителям, и было жалко с ней расставаться. Но что не сделаешь ради мира в семье.
— Разъехаться?! Но мы же не можем!
— Съехать-то мы хотим, мам, но ты же знаешь, что денег у нас нет, — напомнил Леха. Он мечтал о том, чтобы жить отдельно, но пока их с Олей зарплат не хватало на то, чтобы съехать, ведь ему еще надо было выплачивать кредит, который он взял на машину. Да и других проблем хватало.
— Я знаю, что у вас денег нет, — Елена опять вздохнула. — Ладно, ребят, пойдемте ужинать. Там и поговорим.
Они редко собирались все вместе за столом, но в этот раз все были заинтригованы и послушались. Братья переглянулись, взглядами спрашивая друг у друга, в чем дело, но оба и предположить не могли, что сделает мама.
Когда все расселись, Елена Андреевна еще немного помолчала, собираясь с мыслями, затем обвела всех взглядом и сказала:
— Я буду говорить, а вы не спорьте со мной. Эту квартиру мы разменяем на двушку и однушку с доплатой. Я буду жить с тем, кто будет жить в двушке, то есть, я думаю, с Машей и Пашей. У вас сын, и в однушке всем будет тесно. Да и с Сашкой мы уже привыкли в одной комнате обитать… Тем более у вас есть деньги на доплату. Я знаю это.
Мария с Павлом переглянулись и кивнули, им не было нужды скрывать свой заработок.
— Мам, это классный вариант, — Лехе было неудобно, что мама решает их проблемы, так что говорил это смущенно, растерянно потирая затылок. — Но разве тебе не жалко квартиру?
— Сынок, мне уже за шестьдесят. Все равно, когда-то это все достанется вам с Пашей. Так не лучше ли сейчас помочь вам устроиться в жизни? Там, глядишь, и у вас с Олей детишки пойдут.
Елена подмигнула младшему сыну, и тот слегка покраснел. На самом деле, они с Олей просто думали, что им нужно сначала встать на ноги, а потом уже рожать. Но если у них будет своя квартира, хоть и однушка, то тогда все резко упрощалось.
— Мам, ты не пожалеешь?
Елена Андреевна только махнула рукой, улыбнувшись настороженным сыновьям и их женам. Она очень старалась не показать, какая горечь у нее внутри, и как ей плохо от одной мысли о продаже квартиры. И у нее это получилось. Все немного оживились и стали обсуждать квартиру, что можно улучшить здесь, чтобы продать подороже, и в каком районе они хотят купить себе новое жилье.
В итоге выяснилось, что всем нравится один и тот же район и примерно одно и то же место. Оля внезапно посмотрела на сноху другими глазами. Раньше она не думала, что у них может быть что-то общее.
— Может, в гости будем ходить?
— Собираться по праздникам? — засмеялась Мария. — Ты только помаду прячь!
Все засмеялись, и напряжение окончательно развеялось. Елена Андреевна смотрела на детей с улыбкой, осознавая, что ее жертва просто необходима, иначе они просто перегрызутся тут в четырех стенах.
Как ни странно, после этого решения Елены Андреевны в доме почти не ссорились. Молодые люди ощущали скорый переезд и мирились с мелкими неудобствами. Маша и Оля даже немного подружились, хотя каждая могла вспомнить обидные слова, которые они бросали друг другу в пылу ссор.
* * *
Через четыре месяца, лежа рядом с Лехой в новой квартире, Оля тихо сказала:
— Как-то непривычно, да?
— Да уж… раньше раздражали, а теперь скучно как-то, — засмеялся Алексей.
— Не то чтобы скучно… скорее, слишком тихо.
— Можем пошуметь с тобой! — Леха обнял жену. — Или заведем своего маленького нарушителя спокойствия. Что скажешь?
— А как же работа?
— Три года всего, Оль! Потом малого можно будет в садик отдать, а мы дальше будем с тобой работать. Тем более молодым семьям поддержка идет!
— А если это будет девочка? — лукаво спросила Ольга, которая и сама давно хотела ребенка.
— И отлично, если девочка. Надеюсь, она будет похожа на тебя!
Алексей мягко поцеловал жену, и она ответила ему. В это же время буквально в пятнадцати минутах от их дома, в одной из комнат уютной двушки лежала Елена. Она понимала, что все сделала правильно, и старалась не переживать из-за того, что с квартирой родителей пришлось расстаться. Счастье детей стоило того.
Автор: Наталья Селеш
Наталена
Машка с самого детства была бестолковой, бесшабашной растрепой. Мама ее это очень хорошо понимала и держала свою девицу в ежовых рукавицах. И то не всегда успевала за ней уследить.
Все девочки, как девочки, а эта...
С утра в тугую корзиночку на Машкиной голове вплетены матерью разноцветные ленты: глаза Машины от этого сделались по-китайски загадочными. На плечиках висит коричневое отглаженное платьице и черный свеженький передник. Гольфики ажурные, с помпончиками. Воротничок и манжеты аккуратно, с ревом (потому что под маминым присмотром) два раза отпороты, на третий раз пришиты как следует – от середины по краям. Туфельки начищены. Чудо, что за девочка, хоть в кино снимай.
А вечером домой является чудо-юдо-рыба-поросенок! Гольфы на ногах – гармошкой! Манжеты - испачканы. На коленях прислюнявлены листы подорожника (на носу – тоже, на всякий пожарный случай). Разноцветные ленты выбились из сложносочиненной корзиночки и развеваются хвостом. Да и вообще – вся прическа такая... такая... В общем такая романтичная лохматость вполне сошла бы, если бы не колючки от бурьяна, запутавшиеся в волосах.
На кармашке черного передника расползлось жирное пятно – Машка на обеде туда положила котлету с хлебом. Она, конечно, совсем не виновата, что любит есть, когда читает. После большой перемены по расписанию стоял урок чтения. И что, голодать ей? Изменять своим привычкам? Котлетка была такая ароматная, поджаристая. Хлебушек – мягкий. Ну и...
Училка, потянув носом, вытащила у Машки котлету из кармана двумя пальцами и выкинула в урну. Маша – в рев.
- Да как так можно еду выбрасывать! Вы же сами говорили!
Класс заволновался. Память у класса отличная. Учительница Галина Петровна, молоденькая, вчерашняя студентка, совсем недавно читала ребятам грустный рассказ «Теплый хлеб». И все плакали. А Мишка Григорьев – громче всех, так ему было жалко лошадку! И сейчас он тоже орал! Галина Петровна краснела и бледнела. Урок был сорван. Она что-то там бекала-мекала – бесполезно. Учительский авторитет падал стремительно в глубокую пропасть.
Пришлось ей врать ученикам, что хлебушек она «просто положила в ведро, а вечером отнесет птичкам». Да кто ей поверит! В итоге в Машином дневнике размашисто, с нажимом, жирнющее замечание: «Сорвала урок котлетами!!!»
И на погоны – Кол! Точнее, единица, подписанная в скобочках (ед.), чтобы Маша не умудрилась исправить оценку на четверку.
После вечерней взбучки и плача Ярославны в туалете, куда ее заперли на сорок минут, стирки манжет, гольфиков и передника – вручную, под материнским присмотром, Машка дала себе зарок никогда и ни с кем не спорить. Себе дороже. Думаете, она покорилась? Как бы не так! Она просто решила все делать по-своему, не спрашивая ни у кого советов. Взрослые врут – точка. Уж сама, как-нибудь.
Вот так столовская котлета определила нелегкий Машин жизненный путь.
Отца своего она не знала. Мама рассказывала, что он геройски погиб.
- На войне? – Машка округляла глаза, которые быстро заполнялись скорбными слезами.
- Э-э-э, ну не то, чтобы... - терялась мама, — ну...
- Попал в авиакатастрофу, — на голубом глазу четко оттарабанила бабушка, мамина мама, ответ на сложный вопрос, — ушел в крутое пике!
Ну, бабушка-то знала, в какое «пике» ушел папа Маши. Но разве стоило об этом говорить маленькой девочке, как две капли похожей на своего папашеньку? Пусть вспоминает его, как героя. Героя-любовника чертова!
Красивая и смелая дорогу перешла Машиному папе, когда Наталья была на седьмом месяце. Да какая там красота: курица с длинной жилистой шеей. И ходила эта курица... как курица: вытягивая ту самую длинную шею, словно высматривая, кого клюнуть. Балерина-а-а, черт бы ее драл! И ножки у балерины были длинные, желтые, куриные. Лапки несушки, а не ноги. С Натальей близко не сравнить.
Мама Маши светилась здоровьем и полнотой. Таких женщин хочется потискать и искренне засмеяться от удовольствия:
- Ах, душечка, Наталья Петровна! . . .
. . . ДОЧИТАТЬ>>