— Да ты не так моешь! — голос Ольги Павловны раздался с такой силой, что Маргарита вздрогнула и чуть не выронила тарелку.
Ужин давно был готов, Денис — как всегда — пообещал «через полчаса», но пришёл с работы на два часа позже. Пока он ужинал в гостиной, Маргарита мыла посуду. Руки — по локоть в пене, мысли — где-то между усталостью и бессилием. Она даже не слышала, как свекровь подошла сзади.
— Моющие средства должны быть без запаха! Денис аллергик, — продолжала Ольга Павловна, сжав губы, будто держала фронт.
Маргарита в глубине души знала: никакой аллергии у мужа не было. За три года совместной жизни он спокойно ел острое, пил красное вино и мылся с лавандой — и ни разу не чихнул. Но сейчас он сидел за столом, ковыряя вилкой в картошке, и делал вид, что не слышит.
Когда Маргарита поставила последнюю тарелку в сушилку, вытерла руки о полотенце и вышла на кухню, она надеялась, что хоть Денис вступится.
— Мам, ну не придирайся, — пробурчал он, не отрывая глаз от планшета. — Всё нормально.
— Нормально? — вскинулась свекровь. — Ты знаешь, чем она сегодня мыла пол? Химией! Запах на всю квартиру. У тебя нос заложен?
И снова — тишина.
Маргарита села напротив мужа, молча. Вилка в её руке казалась тяжелее кастрюли. Она больше не знала, где её место. Когда-то это была их общая квартира — светлая, с бирюзовыми стенами на кухне, которые они вместе красили. А теперь... Теперь всё принадлежало Ольге Павловне: и атмосфера, и порядок, и даже воздух.
Маргарита сжала губы. Сначала было временно. Ольга Павловна упала на льду — перелом шейки бедра, операция, восстановление. «Поживёт у нас пару месяцев, пока не окрепнет», — говорил Денис. Это было полгода назад.
С тех пор их уютная квартира превратилась в арену. Свекровь захватила всё: шкафы, холодильник, даже пульт от телевизора. Командовала, указывала, и каждый раз это звучало как приговор: «Ты не умеешь готовить, у тебя неубрано, и вообще — ты не подходишь моему сыну».
— Я просто хочу, чтобы у Дениски всё было хорошо, — говорила она подругам по телефону, делая вид, что Рита не слышит. — А он попал в руки этой… самоуверенной девчонки.
Вначале Маргарита пыталась говорить с мужем. Спокойно, без истерик.
— Она мне не даёт дышать, — шептала она поздно вечером, когда Ольга Павловна засыпала под сериал.
— Ну подожди, — отмахивался Денис. — Маме тяжело, ты же понимаешь. Она одна, стареет, ей нужна забота.
— А мне не нужна? — глаза у Маргариты наполнились слезами. — Ты вообще видишь, что происходит?
Он поцеловал её в висок:
— Всё наладится. Потерпи чуть-чуть.
Но «чуть-чуть» превращалось в бесконечность. Критика стала фоном. Иногда Маргарита ловила себя на том, что перестала смеяться. Даже привычка включать музыку по утрам — исчезла. Всё стало тихо. Слишком тихо.
А потом она услышала тот разговор.
Возвращалась с работы раньше обычного. Вошла в квартиру на цыпочках — не хотела будить свекровь. Но из кухни доносился оживлённый голос:
— Я тебе говорю, нашла я ей замену. Девочка из хорошей семьи, не то что эта… дизайнерша. Вся в мечтах, творческая, понимаешь ли. Денису нужна основательная женщина. У неё и папа — начальник, и руки на месте. А эта? Ходит, как тень, молчит всё время.
Маргарита застыла в прихожей. Подруга свекрови захихикала:
— Ты, Оль, прям как сваха.
— Не прям, а настоящая. Денис уже согласен встретиться. Надо спасать, пока не поздно.
На этом сердце Маргариты ухнуло вниз. Она села прямо на пол, прислонилась к стене. От бессилия, от боли, от осознания.
Она любила Дениса. Они вместе обустраивали эту квартиру, покупали мебель, красили стены. Она верила, что в нём будет светло и безопасно.
Но кто-то открыл окно — и пустил внутрь холод.
***
На кухне снова пахло уксусом. Ольга Павловна с утра натирала плитку — «после Ритки всё жирное» — и теперь сидела у окна, с чашкой ромашкового чая и газетой, которую никто не читал, но она её всегда раскладывала «для ума».
Денис в последнее время всё чаще ужинал не дома.
— Задержусь, дела на работе, — коротко писал он в мессенджере, и всё.
Маргарита перестала готовить на двоих. Она разогревала себе что-то простое и уходила в комнату, будто была в гостях в собственной квартире. За дверью шелестели тапки свекрови и её фразы — колючие, как репей:
— Ну вот, опять с этим кетчупом… желудок убьёшь.
— Ты вообще чем занята весь день? Уборка никакая.
— Мальчику тяжело, а ты даже не стараешься его поддержать.
Иногда Маргарите казалось, что она тонет в сиропе притворной заботы. Свекровь улыбалась при Денисе — «ну я просто волнуюсь за вас, дети» — но как только он выходил, её лицо менялось. Это была борьба. Холодная, методичная.
А Денис всё меньше смеялся, всё реже смотрел ей в глаза. Он стал как тень — сдержанный, закрытый, будто чего-то ждал.
В какой-то момент Рита поняла: она задыхается.
Именно тогда она устроилась на новую работу. Дизайн-студия в центре города, маленькая, уютная. Там пахло кофе и свежим принтом. Коллеги были вежливы, но один человек сразу выделился.
Станислав.
Вдовец, отец взрослой дочери, чуть за сорок. Он не был красавцем, но в его взгляде было то, чего Рите давно не хватало — уважение. Когда она рассказывала о своих проектах, он слушал. Когда она путалась в словах — он ждал. А ещё он приносил пироги, которые сам пёк. «Для всех, но у Риты сегодня важная презентация — ей двойной кусочек», — говорил он с улыбкой.
Она сначала смущалась. Потом — начала смеяться. От души, а не из вежливости. В её жизни снова появилось солнце — не в виде мужчины, а как ощущение: я есть, меня слышат, я важна.
Однажды, выйдя с работы, она столкнулась с Денисом. Он подвозил мать из поликлиники и остановился у их офиса. Свекровь скривилась при виде Риты.
— А вот и наша креативщица. Ты, надеюсь, не забыла про ужин?
Маргарита промолчала.
— Денис, она теперь с мужчиной работает, — подчеркнуто громко добавила Ольга Павловна. — Ты бы знал, как она с ним смеётся.
Он ничего не ответил. Но вечером, дома, между ними прорвалось:
— Ты флиртуешь с этим Станиславом?
— Что?
— Ты думаешь, я не слышу, как ты с ним разговариваешь по телефону? Как ты смеёшься?
— Я смеюсь, потому что он не делает мне больно. Потому что он не упрекает. Потому что я живая рядом с ним.
Он долго молчал. Потом выдохнул:
— Я больше тебе не доверяю.
— И что ты хочешь?
— Ты пока… съезжай. На время. Успокоимся. Разберёмся.
— Куда?
Он отвёл взгляд.
— Хоть к родителям. Просто… сейчас так будет лучше.
Она смотрела на него, не веря своим ушам. В груди разрасталась пустота. Но он продолжал:
— Мама познакомила меня с одной девушкой… Катей. Мы с ней… просто общаемся пока. Она хорошая. Спокойная. Я не знаю, что это, но… мне нужно подумать.
В ушах звенело. Маргарита чувствовала, как дрожит поджилками, но голос её был ровен:
— Хорошо. Я съеду.
На следующее утро её чемодан стоял у двери. Свекровь была удивительно молчалива. Только провожая взглядом, прошептала:
— Всё встаёт на свои места.
Маргарита не поехала к родителям. Она сняла маленькую студию у парка, с высокими окнами и скрипучим полом. В первую ночь она расплакалась. Во вторую — включила музыку. А на третью — Станислав позвонил, и, не заходя в квартиру, протянул ей пакет с ароматным чаем и двумя пирожными.
— Если когда-нибудь захочешь просто посидеть в тишине — я рядом, — сказал он тихо, не нарушая её покой.
***
Новая квартира была маленькой, с одним окном и скрипучей кроватью. Но в ней не было запаха ромашкового чая, тяжёлых шагов за спиной и тишины, натянутой, как струна. Здесь дышалось легче.
Первые дни Рита провела в полусне — спала под пледом, ела суп из пластиковой миски и не разбирала чемодан. Никто не спрашивал, почему так грязно, не указывал, как правильно кипятить чайник. А ещё никто не звонил. Ни Денис, ни свекровь.
На работе она погрузилась в проект: макеты, верстка, обсуждения. Станислав не задавал лишних вопросов, просто подходил и оставлял кофе на столе. Иногда звал на обед — тихо, без нажима.
— Ты сейчас как будто вышла из темноты, — сказал он однажды. — Но ещё щуришься на свет.
Она не ответила. Но вечером, впервые за долгое время, зажгла свечу. Просто так.
Прошёл месяц. Когда зазвонил телефон, она едва не выронила вилку.
Денис.
Она не брала трубку. Сердце билось, как у подростка. На третьем звонке всё-таки ответила.
— Привет, — голос был тихим, почти виноватым. — Как ты?
— Нормально.
— Я… Я был неправ. Катя… это не то. Она просто… красивая. Но ничего больше. Мама… тоже поняла. Она сказала, что я идиот.
Рита молчала.
— Можно я приеду? Просто поговорить.
Через полтора часа он стоял на пороге с цветами. Тот самый букет, который он дарил ей три года назад на годовщину. Он растерянно улыбался:
— Я скучаю. Дай мне шанс всё вернуть.
Маргарита смотрела на него долго. Он стал другим. Бледным, постаревшим, в глазах — растерянность, неуверенность. Тот, кто когда-то казался опорой, теперь просил о пощаде.
— Ты хочешь вернуть меня… или чувство вины перед матерью?
— Нет… тебя. Я понял, насколько был слеп. Пожалуйста.
Она прошла на кухню, не приглашая. На столе, рядом с кружкой чая, лежал аккуратно сложенный лист бумаги.
— Что это? — спросил Денис, взглядом указав на него.
— Прочитай.
Он взял записку. Это был её почерк — ровный, с чуть вытянутыми буквами.
«Благодарю за всё. Но я больше не буду бороться за любовь, которой больше нет».
Он посмотрел на неё с болью:
— Ты уже решила?
Она кивнула.
— Я уже выбрала себя.
Он ушёл молча. Без упрёков. Без «вернись». Только захлопнул дверь — и с той стороны осталась его тень.
***
Был март. Солнце проглядывало между облаками, пробираясь сквозь стеклянную крышу торгового центра. Люди толпились в кофейнях, шуршали пакетами, торопливо перебирали вешалки с весенними куртками. В этом шуме — будто ничто не могло выбиться из потока.
Денис шёл, не глядя по сторонам, с сумкой наперевес и пустотой в голове. Он пришёл сюда за новой рубашкой — но, по правде говоря, просто не хотел возвращаться домой. Мать была вечно недовольна, Катя давно ушла из его жизни, оставив за собой лёгкий след духов и тяжёлый осадок в душе. Всё казалось серым, смазанным.
И вдруг — цвет.
Он остановился, как вкопанный.
На эскалаторе напротив поднималась Рита. В светлом пальто, с распущенными волосами и лёгким смехом на губах. Рядом стоял Станислав — он что-то говорил, жестикулируя рукой, а она кивала и смеялась. Не натянуто, не из вежливости.
По-настоящему.
Они не заметили его. Прошли мимо, в сторону книжного. Рита поправила шарф, склонилась к Станиславу, что-то прошептала. Он наклонился ближе. Их движения были синхронны — как у людей, которым рядом хорошо.
Денис стоял, сжимая телефон в руке. Палец невольно скользнул по контакту: Маргарита. Он мог нажать. Сказать что-то. Попросить. Вернуть?
Нет. Он понял.
Поздно.
Она больше не ждёт. Не надеется. И не боится. Она просто живёт. Не для него — для себя.
Он разжал пальцы. Телефон опустился в карман. Впервые за долгое время ему стало по-настоящему холодно.
В какой момент нужно перестать бороться за семью, а начать бороться за себя?
Поделитесь мнением в комментариях.