Ирина раскладывала свежие полотенца в ванной комнате – четвертый раз за последние две недели. Привычное движение руки превратилось в нервный жест: она аккуратно, почти демонстративно расправляла каждую складочку, будто выговаривая немым языком всю свою усталость.
Из кухни доносился громкий смех Валентины – золовки мужа, которая уже полторы недели «гостила» вместе со своим благоверным Михаилом. «Гостила» – какое же условное слово. Будто временно, будто ненадолго. А на деле – полноправная хозяйка в чужом доме.
Ирина прикрыла глаза. Глубокий вдох – попытка сохранить самообладание. Выдох – сдержать накопившееся раздражение. Еще вчера муж Виктор пожал плечами: «Ну что поделаешь? Родственники…» Эта его извечная мягкотелость – самое раздражающее в этой ситуации.
Валентина громко звенела посудой. Михаил что-то рассказывал, периодически постукивая ложкой о край тарелки. Их голоса заполняли каждый угол квартиры, каждую щель, каждый закуток её личного пространства.
«Опять куриный суп», – подумала Ирина. Именно его Валентина готовила уже третий день подряд. Причем использовала исключительно её, Ирины, курицу из морозилки, её сметану, её специи. Словно хозяйка здесь именно она.
Утренние кофе, которые муж привык пить в тишине, теперь превратились в шумные посиделки. Завтраки – в обильные трапезы с обсуждением чужих болезней и соседских сплетен. Даже любимое кресло Виктора было занято – Михаил расположился в нем с таким видом, будто это его родное место.
Ирина вспомнила, как две недели назад они с радостью встречали гостей. Валентина – сестра Виктора, они виделись нечасто. Михаил – тоже симпатичный мужик, с юмором. Планировался короткий визит – пара дней, максимум неделя. И вот – две недели спустя – никаких признаков отъезда.
Она вернулась на кухню. Улыбка – натянутая, вежливая. Глаза – усталые, но контролирующие каждое движение гостей.
– Валечка, может, еще чаю? – спросила она таким тоном, в котором одновременно звучали и гостеприимство, и еле сдерживаемое раздражение.
Валентина даже не повернулась. Только махнула рукой:
– Давай, родная. Ты у нас такая хозяюшка!
«Хозяюшка», – эхом отозвалось в голове Ирины. Горько. Обидно. Она – хозяйка, а чувствует себя служанкой в собственном доме.
Виктор, услышав разговор, поднял глаза от газеты. Встретился взглядом с женой. В его глазах – виноватость, понимание, но опять же – нерешительность. Он не готов был что-то менять, не готов портить отношения.
«Боже, какое же это испытание – гостеприимство», – подумала Ирина, наливая чай.
Крик души сквозь телефонную трубку
Телефонный звонок дочери Анне стал для Ирины глотком свежего воздуха. Наконец-то – живой человек, который может услышать, может понять, может посочувствовать.
– Мам, что происходит? – голос Анны тут же наполнился тревогой. – Ты как будто не своя.
И Ирина сорвалась. Слова полились быстро, комками, сбивчиво – так копившаяся неделями усталость требовала немедленного выхода.
– Да что ты себе позволяешь? – начала она почти шёпотом, косясь на кухню, где все ещё звенели тарелки и велась оживлённая болтовня. – Они уже две недели как приросли к нашей квартире! Валентина такая – готовит на моей кухне, стирает моим стиральным порошком, даже чайник мой теперь считает своим!
Анна слушала, и Ирина чувствовала, как дочь буквально физически напрягается на другом конце провода. Она знала эту дочернюю реакцию – сейчас будет решение.
– Папа что? – короткий вопрос.
– Папа? – Ирина горько рассмеялась. – Твой папа? Он опять как вата – мягкий, уступчивый. «Ну что поделаешь, родственники», – передразнила она мужа. – Да что ж это такое?!
Михаил за стеной громко кашлянул. Ирина замолчала, прижав трубку к груди. Подождала, пока звук стихнет. Потом снова прильнула к телефону:
– Я уже с ума схожу, дочка. Две недели! Две! Они даже не думают уезжать. Валентина уже примеряется к моему шкафу – вчера спрашивала, где я храню постельное бельё.
Анна молчала секунду-другую. Потом произнесла:
– Я поняла. Сейчас всё устрою. Папе и не говори ничего. Я сама.
В голосе дочери Ирина услышала что-то такое, от чего у неё потеплело на душе. Стальное, решительное. Не такое, как у мягкотелого Виктора. А настоящее, дочернее – защитное.
– Только аккуратно, – прошептала она.
– Мам, – фыркнула Анна, – я же не маленькая.
Положив трубку, Ирина почувствовала облегчение. Словно кто-то услышал её немой крик о помощи. Словно появилась надежда на освобождение.
Тонкий намёк с острым привкусом
Андрей появился в квартире родителей жены внезапно – как хирург, которому срочно позвонили для сложной операции. Войдя, он моментально считал обстановку: натянутые улыбки Ирины, вальяжная поза Михаила в любимом кресле тестя, суетливые движения Валентины вокруг кухни.
Запах жареной картошки, смешанный с едва уловимым напряжением, висел в воздухе. Ирина суетилась у плиты, Виктор листал старый журнал, делая вид, что полностью погружен в чтение. Михаил азартно рассказывал какую-то очередную байку – голос громкий, уверенный, будто он хозяин положения.
– Садись, Андрюша, – Ирина протянула ему тарелку. – Как раз успел к ужину.
Её глаза – целый диалог без слов. «Спаси», – кричали они. «Придумай что-нибудь». Андрей едва заметно улыбнулся, кивнул.
Михаил продолжал историю о каких-то ремонтных работах. Валентина вторила, звеня вилкой о тарелку. Виктор изредка вставлял короткие реплики – вежливо, но без особого интереса.
– А вот у меня в прошлом году… – начал было Михаил.
– Кстати, – перебил Андрей, – интересная у нас в семье традиция заведена. – Он говорил легко, будто речь шла о погоде. – Если гости остаются больше двух недель, они начинают частично оплачивать коммунальные расходы.
В комнате повисла такая тишина, что было слышно, как где-то в соседней квартире играет старый советский телевизор.
Михаил медленно опустил вилку. Валентина замерла с кусочком картошки на полпути ко рту. Виктор чуть было не выронил журнал, но вовремя перехватил.
– Это как? – осторожно спросила Валентина.
Андрей пожал плечами – максимально небрежно и естественно:
– Ну как… Место занимаешь, значит, и за коммуналку часть скинуться положено. У нас уже не один год так заведено. – И добавил с мягкой улыбкой. – Справедливо же?
Ирина старалась не рассмеяться. Виктор спрятал улыбку за журналом. А гости… гости вдруг стали до невозможности серьёзными.
– А сколько обычно? – выдавил Михаил.
– Ну как минимум половина, – невозмутимо отозвалась Ирина. – С учётом питания и всего такого.
Валентина нервно переглянулась с мужем. Картошка на её вилке так и не добралась до рта.
Андрей откусил кусочек хлеба, будто ничего не произошло. Но в его глазах плясали торжествующие чертики. Операция по освобождению квартиры шла по плану.
Напряжение нарастало – медленно, но верно. Как удавка, которую незаметно затягивают. Михаил теребил край скатерти. Валентина нервно постукивала ложкой по краю тарелки.
– Ну что ж, – протянул Михаил, – надо подумать…
И тут же разговор быстро перетек в другое русло – о погоде, о новостях, о чём угодно. Только не о коммунальных расходах.
Андрей победил. Тихо, изящно, без скандала. Просто положил на стол карту, которую гости не могли не понять.
Ирина посмотрела на зятя с обожанием. Виктор – с восхищением. Михаил с Валентиной – с едва скрываемым смущением.
Ужин продолжался. Но что-то в атмосфере уже неуловимо изменилось.
Утренний исход
Рассвет застал Михаила и Валентину в состоянии лихорадочной суеты. Вещи, которые за две недели буквально разлились по всей квартире, нужно было собрать максимально быстро и незаметно. Словно воры, они метались от шкафа к шкафу, от полки к полке, торопливо складывая разбросанные за это время вещи.
Ирина, несмотря на раннее утро, уже была на ногах. Она стояла в проёме кухни, скрестив руки на груди, и наблюдала за сборами с каким-то странным, почти торжествующим спокойствием. Виктор, только что проснувшийся, растерянно моргал, глядя на эту утреннюю суету.
– Валечка, может, чаю перед дорогой? – голос Ирины был до невозможности любезен. Слишком любезен.
Валентина вздрогнула:
– Ой, некогда как-то, – она виновато улыбнулась. – Столько дел накопилось дома…
Михаил суетился особенно активно. Он то и дело оглядывался на Андрея – того самого зятя, который вчера за ужином так элегантно дал понять, что их присутствие было слишком обременительным.
– Мы ненадолго забегали, – бормотал Михаил, сгребая разбросанные по креслу вещи. – Совсем чуть-чуть…
Ирина молчала. Её взгляд – спокойный, чуть насмешливый – говорил больше, чем любые слова. Виктор, заметив её торжество, едва заметно улыбался.
– Ну что ж, – Валентина натянула куртку, – мы пойдём?
– Конечно, – Ирина отступила от дверного проёма, будто нехотя. – Счастливого пути.
Михаил протиснулся первым, волоча огромную сумку. За ним – Валентина, которая то и дело оглядывалась, словно боясь что-то забыть. Или hoping, что её всё-таки остановят.
Но никто не остановил.
Хлопнула входная дверь. Затем – звук шагов по лестничной площадке. Потом – отдалённый шум закрывшейся парадной.
Виктор первым нарушил повисшую тишину:
– Ну вот и всё.
Ирина рассмеялась – громко, облегчённо, с каким-то диким торжеством.
– Андрюша – просто герой! – она обняла зятя. – Ты видел, как они рванули?!
Виктор подошёл, положил руку на плечо жены:
– Ну что ты, они же родственники…
– Родственники, – передразнила Ирина. – Которые две недели жили за наш счёт!
Андрей только усмехнулся. Его миссия была выполнена блестяще – без скандала, без обид, но с чётким и ясным посланием.
За окном начинался новый день. Свежий, свободный. Без бесконечных разговоров, без чужих вещей, разбросанных по квартире, без бесцеремонного вторжения.
Ирина прижалась к мужу, чувствуя невероятное облегчение. Виктор поцеловал её в макушку.
– Кофе? – спросил он.
– Обязательно, – ответила Ирина. – Только для нас двоих.