Пока я рожала, муж отдыхал с друзьями — но он не знал, что я сделаю потом
Глава 1. Одна в самый важный день
Схватки начались неожиданно, посреди ночи. Я проснулась от тянущей боли внизу живота и мгновенно поняла — началось. Рядом мирно посапывал Кирилл, мой муж, с которым мы прожили пять лет. Я легонько тронула его за плечо.
— Кирилл, кажется, пора в роддом, — прошептала я, пытаясь справиться с нарастающей волной боли.
Он нехотя перевернулся, взглянул на часы — три часа ночи — и недовольно пробурчал:
— Лена, ты уверена? Может, это просто ложная тревога? До родов же ещё неделя.
Новая схватка пронзила моё тело, заставив меня сжаться. Я глубоко вдохнула, пытаясь дышать так, как учили на курсах для беременных.
— Нет, это точно оно. Нужно ехать.
Кирилл со вздохом поднялся с постели и начал одеваться, всем своим видом демонстрируя недовольство. Пока я собирала заранее приготовленную сумку в роддом, он несколько раз проверил телефон, хмурясь всё сильнее.
— Завтра же суббота, — сказал он, когда мы сели в машину. — У нас с ребятами была запланирована поездка на дачу к Петровичу. Шашлыки, баня... Целую неделю ждал.
Я не ответила, сосредоточившись на дыхании. Схватки становились всё интенсивнее, и мне было не до его планов на выходные. Мы ехали молча. На приёмном отделении роддома меня быстро осмотрели и сказали, что роды уже начались.
— Ну что, значит, остаешься, — констатировал Кирилл, стоя в коридоре и переминаясь с ноги на ногу. — Слушай, я тут подумал... Ты же понимаешь, что мне здесь делать нечего? Всё равно тебя забирают в родзал, а мне придётся просто сидеть и ждать неизвестно сколько.
Я смотрела на него, не веря своим ушам. Неужели он серьёзно?
— Ты хочешь уйти? — спросила я, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
— Ну, не то чтобы уйти... — он неловко потёр шею. — Просто нет смысла мне тут торчать. Ты же сама говорила, что роды могут длиться часами. Я лучше съезжу на дачу с ребятами, отвлекусь немного. Всё равно я тут ничем помочь не могу. А как родишь — позвонишь, я сразу примчусь.
Я смотрела на своего мужа и не узнавала человека, с которым прожила пять лет. Этот мужчина, отец моего ещё не родившегося ребёнка, предпочитал шашлыки с друзьями самому важному моменту в нашей жизни.
— Ты это серьёзно сейчас? — тихо спросила я, надеясь, что ослышалась, что это какая-то дурацкая шутка.
— Лен, ну не начинай, — он раздражённо закатил глаза. — Я же сказал, что приеду, как только ты родишь. Просто я не люблю больницы, ты же знаешь. И что я буду тут делать? Сидеть в коридоре и пялиться в стену? Или нервничать и мешать врачам?
Новая схватка пришла, сильнее предыдущих, я закрыла глаза, пережидая волну боли. Когда я открыла их, Кирилл уже держал в руках куртку.
— Давай, звони сразу, как родишь. Я буду на связи, — он быстро чмокнул меня в щеку и направился к выходу.
— Кирилл! — окликнула я его.
Он обернулся, явно недовольный задержкой.
— Я тебя с пятнадцати лет знаю, — проговорила я, сдерживая слёзы. — И думала, что знаю, кто ты. Но сейчас я тебя не узнаю.
Он пожал плечами:
— Лен, брось драматизировать. Тут опытные врачи, они примут роды лучше меня. Я тебе только мешать буду своим присутствием. Всё будет хорошо, ты сильная.
И он ушёл. Просто развернулся и вышел из больницы, оставив меня одну в самый важный и страшный момент моей жизни.
Схватки становились всё сильнее, я задыхалась от боли и обиды. Словно сквозь туман я слышала голос акушерки, которая помогала мне дойти до родзала, говорила что-то ободряющее.
Перед глазами всплыла картина из прошлого: мне пятнадцать, мы с Кириллом на школьной дискотеке, и он обещает никогда не оставлять меня одну. «Я всегда буду рядом, Ленка, что бы ни случилось».
А потом накатила новая схватка, и воспоминания отступили, уступив место реальности, в которой мне предстояло рожать в одиночестве, пока отец моего ребёнка жарил шашлыки на даче.
Двенадцать часов. Двенадцать часов невыносимой боли, страха и одиночества. Именно столько длились мои роды. За это время я ни разу не позвонила Кириллу, хотя телефон лежал в родовой палате. Не хотела. Не могла разговаривать с человеком, который предпочёл меня и нашего ребёнка шашлыкам и пиву.
Когда наконец раздался первый крик малыша, я расплакалась от облегчения и счастья.
— У вас мальчик, — сказала акушерка, показывая мне крошечное, сморщенное личико. — Богатырь, 3800!
Я смотрела на сына сквозь слёзы. Крохотные пальчики, пушок тёмных волос, сердитое личико — самое прекрасное, что я видела в жизни.
— Как назовёте? — спросила медсестра, заполняя документы.
Я на секунду задумалась. Мы с Кириллом давно решили, что если родится мальчик, назовём его Артёмом, в честь его деда.
— Максим, — неожиданно для себя ответила я. — Его зовут Максим.
Это было имя моего отца, который ушёл из жизни за год до моей беременности. Папа, который всегда защищал меня, был рядом в трудные моменты и учил быть сильной. Отец, который никогда не предавал.
Когда меня перевели в палату, телефон показывал семь пропущенных вызовов от мужа. Я открыла сообщения, где было несколько его встревоженных вопросов: «Как ты? Уже? Что с ребёнком?»
Вместо ответа я сделала фото сына и отправила с коротким текстом: «Максим. 3800, 54 см. Мы в порядке».
Через минуту телефон зазвонил.
— Максим? — удивлённый голос Кирилла звучал слегка заторможенно, видимо, шашлыки сопровождались изрядным количеством алкоголя. — Мы же договаривались на Артёма!
— Это было до того, как ты предпочёл шашлыки рождению сына, — спокойно ответила я.
— Лен, ну хватит уже! Я же объяснил, что всё равно бы только мешался. И вообще, ты сама знаешь, что я больницы ненавижу с детства, после того случая с отцом...
— Я рожала двенадцать часов, Кирилл. Одна.
— Но ты же не одна была, с тобой были врачи, акушерки...
Я не стала продолжать этот бессмысленный разговор.
— Приедешь завтра в часы посещений, — сказала я и отключилась.
Глядя на спящего сына, я вдруг поняла, что приняла решение. Решение, которое зрело, видимо, давно, но оформилось только сегодня, в этом родильном доме, когда человек, которому я доверяла больше всех, предал меня в самый важный момент.
Но Кирилл ещё не знал, что я собираюсь сделать потом.
Глава 2. Цена невнимания
Кирилл появился в родильном доме через день, когда первый шок и усталость от родов немного отступили. Он принёс огромный букет роз и пакет фруктов, явно пытаясь загладить вину. Небритый, с виноватой улыбкой, он выглядел как нашкодивший мальчишка.
— Лен, извини, — начал он с порога. — Я понимаю, что ты обиделась. Но давай не будем портить такой момент, у нас же сын родился!
Я молча смотрела на него, держа Максима на руках. Малыш спал, причмокивая во сне. Такой маленький и беззащитный.
— Артём такой красавец, — Кирилл подошёл ближе, разглядывая сына. — Вылитый я в детстве!
— Максим, — поправила я. — Его зовут Максим.
Кирилл нахмурился.
— Слушай, ну это как-то неправильно. Мы же договаривались. Может, переделаем документы? Он же ещё маленький, это просто формальность.
— Нет.
Кирилл сел на край кровати, пытаясь взять меня за руку, но я отодвинулась.
— Ленка, ну перестань! Ты же понимаешь, я глупость совершил. Но я исправлюсь, буду помогать с малышом, обещаю.
Я посмотрела ему в глаза:
— Где ты был эти двенадцать часов, Кирилл? Что делал, пока я боролась за жизнь твоего сына?
Он отвёл взгляд.
— Ну... как и говорил, на даче. С ребятами.
— И как шашлыки? Вкусно было? — моя улыбка была холодной, и Кирилл это заметил.
— Лен, хватит уже. Случилось то, что случилось. Давай просто забудем и начнём наслаждаться родительством, окей? — он потянулся погладить Максима по голове. — Эх, Тёмыч...
— Максим, — снова поправила я. — И не смей учить меня прощать такое. Я двенадцать часов кричала от боли, думала, что умру, а ты в это время пил пиво и веселился.
— Да не веселился я! — раздражённо воскликнул Кирилл, отчего Максим вздрогнул во сне. — Я места себе не находил, постоянно спрашивал у ребят, нормально ли то, что ты не звонишь. Даже Петровича достал, он же врач всё-таки...
Я слушала и не верила своим ушам. Он действительно не понимал, что сделал. Не осознавал всей глубины своего предательства.
— Кирилл, я не хочу сейчас это обсуждать. Я устала, — сказала я, укладывая сына в прозрачную больничную кроватку. — Приходи завтра. Или лучше через день, когда нас будут выписывать. Привези детское кресло для машины.
Он явно не ожидал такой холодности. Мы прожили вместе пять лет, и обычно после ссор я быстро оттаивала. Кирилл привык, что я не умею долго сердиться.
— Ленка, ну не будь такой, а? — он попытался обнять меня, но я отстранилась. — Ну хочешь, я извинюсь ещё раз? Извини! Я виноват, признаю. Но я же приехал, цветы вот привёз...
— Какие же вы все одинаковые, — вдруг сказала я, вспоминая свою мать. — Думаете, букет цветов может компенсировать предательство.
Память услужливо перенесла меня на двадцать лет назад. Мне девять, я сижу на крыльце нашего деревенского дома и жду маму. Она ушла три дня назад, сказав, что едет в город за новым платьем для меня к школе. Но так и не вернулась.
Отец молча курит на веранде, его лицо осунулось, под глазами залегли тени.
— Пап, а мама когда вернётся? — спрашиваю я в сотый раз.
— Не знаю, Леночка, — тихо отвечает он, туша сигарету. — Не знаю.
Мама вернулась через неделю, загорелая, с новой причёской. Бросила на стол пакет с дешёвым синим платьем и букет увядших гвоздик.
— Ну что вы тут нос повесили? — весело спросила она, словно ничего не произошло. — Соскучились?
Позже я узнала, что она ездила на море с новым ухажёром, каким-то дальнобойщиком, который бросил её через три дня. А вся эта история с платьем была лишь предлогом.
Отец простил тогда. И прощал ещё много раз, пока она окончательно не ушла, когда мне исполнилось четырнадцать. Забрала деньги, отложенные на мою учёбу, и исчезла с очередным любовником, оставив на столе записку и дешёвые розы в пластиковом стаканчике.
«Простите, так будет лучше для всех. Люблю вас».
Я выбросила те цветы в мусорное ведро. Как и записку.
— Лена, ты чего молчишь? — голос Кирилла вернул меня в реальность.
— Ты просто приезжай на выписку, хорошо? — я отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
Он вздохнул, но спорить не стал. Поцеловал сына в лоб и направился к выходу.
— И не забудь детское кресло, — напомнила я ему вслед.
Эти три дня в роддоме я использовала, чтобы всё хорошенько обдумать. Впервые за долгое время я видела ситуацию ясно, без розовых очков. Просматривая фотографии в телефоне, я заметила, как Кирилл постепенно менялся за эти пять лет. Сначала он смотрел на меня с обожанием, потом с привязанностью, затем с привычкой, а в последний год — с едва скрываемым раздражением.
Я листала фотографии и видела, как он отдалялся от меня с каждым днём. Наша свадьба, медовый месяц, первая годовщина... А потом всё меньше совместных фото, всё больше его посиделок с друзьями, рыбалок, каких-то корпоративов. В последние месяцы беременности он почти не появлялся дома, объясняя это загруженностью на работе.
Я вспомнила, как три месяца назад он отказался ехать со мной на УЗИ, где должны были определить пол ребёнка. «У меня важное совещание, Лен, ничего не могу поделать». А вечером я случайно увидела в его инстаграме фото с рыбалки, опубликованное в то самое время, когда должно было идти «важное совещание».
Я не устроила скандал, лишь молча показала ему снимок. Он пробормотал что-то о том, что совещание отменили в последний момент, и он не хотел меня расстраивать.
Моя мама называла это «синдромом лягушки в кипятке» — когда ты настолько привыкаешь к постепенно ухудшающейся ситуации, что не замечаешь, как она становится невыносимой. Если бросить лягушку в кипяток, она выпрыгнет. Но если поместить её в холодную воду и постепенно нагревать, лягушка адаптируется к повышающейся температуре, пока не сварится заживо.
Я была той самой лягушкой. Медленно варилась в котле наших отношений, не замечая, как вода вокруг меня становится всё горячее.
Но роды стали точкой кипения, моментом истины. В ту минуту, когда Кирилл вышел из родильного дома, оставив меня одну, что-то внутри меня сломалось окончательно. Или, возможно, наоборот — срослось и окрепло.
План созрел сам собой. На третий день я позвонила своей лучшей подруге Ире.
— Ира, мне нужна помощь, — сказала я без предисловий.
— Что случилось? — тут же встревожилась она. — С малышом всё в порядке?
— С ним всё хорошо. Я хочу, чтобы ты помогла мне собрать вещи.
— Какие вещи? — не поняла Ира.
— Мои и Максима. Я ухожу от Кирилла.
В трубке повисла тишина.
— Лена, ты уверена? — наконец спросила она. — Это серьёзный шаг. Может, гормоны после родов...
— Ира, это не гормоны, — перебила я. — Помнишь, ты сама говорила мне ещё год назад, что он охладел? Что перестал относиться ко мне с уважением? Я не слушала тебя тогда, но ты была права.
— Что он сделал? — голос Иры стал жёстче.
Я рассказала ей всё: про роды, про шашлыки, про то, как он даже не подумал извиниться по-настоящему.
— Сволочь, — выдохнула она. — Конечно, я помогу. Что нужно делать?
— Я выписываюсь послезавтра. Кирилл приедет за нами. Я поеду с ним домой, но не останусь там. Мне нужно, чтобы ты приехала через пару часов после нас и помогла забрать самое необходимое.
— А куда вы поедете?
— К папиной сестре, тёте Наде. Я уже созвонилась с ней, она сказала, что мы можем жить у неё сколько потребуется. Ты же помнишь, у неё большой дом за городом.
— Помню, — Ира помолчала. — Лен, ты правда этого хочешь?
Я посмотрела на спящего Максима. Мой маленький мальчик заслуживал отца, который будет рядом в трудную минуту. Который не испугается трудностей и не сбежит при первой возможности.
— Да, — твёрдо ответила я. — Я хочу этого.
В день выписки Кирилл приехал вовремя, с букетом белых лилий и воздушными шарами. Он выглядел радостным и каким-то обновлённым, словно ничего не случилось. Привёз детское кресло, как я и просила, и даже заранее установил его в машине. Суетился вокруг меня и Максима, фотографировал нас на телефон, выкладывал в соцсети с хэштегами #ясталпапой и #счастливаясемья.
Я играла свою роль — улыбалась на фото, благодарила за цветы. Внутри была пустота.
Дома Кирилл показал мне, как он подготовился к нашему приезду: в детской собрал кроватку, развесил игрушки, которые мы вместе выбирали несколько месяцев назад. В холодильнике были продукты, в ванной — новые полотенца для малыша.
— Видишь, я всё-таки не такой пропащий, — улыбнулся он, обнимая меня со спины, пока я укладывала Максима в кроватку. — Я буду хорошим отцом, вот увидишь.
Я развернулась и посмотрела ему в глаза:
— Кирилл, ты не был рядом, когда рождался твой сын. Это не исправить никакими шариками и игрушками.
Его лицо помрачнело.
— Опять начинаешь? Я же извинился! Что ещё мне сделать? На колени встать?
— Нет, не нужно, — я покачала головой. — Просто дай мне время, хорошо? Я очень устала. Пойду лягу.
Он пожал плечами и отправился на кухню, где вскоре загремел кастрюлями, видимо, решив приготовить обед.
Я прилегла на кровать и отправила Ире сообщение: «Мы дома. Приезжай через два часа».
Глава 3. Решительный шаг
Ира приехала, когда Кирилл отлучился в магазин за детской смесью, которую мы забыли купить заранее. Она вихрем ворвалась в квартиру, крепко обняла меня и тут же принялась за дело.
— Так, где твои вещи и документы? — спросила она, оглядывая комнату.
Я кивнула на заранее приготовленный список:
— Вот, я всё выписала. Самое необходимое для меня и Максима. Остальное потом заберу, когда всё уляжется.
Пока Ира собирала вещи, я написала Кириллу короткое письмо. Долго думала, как объяснить ему свой уход, но в итоге решила быть предельно краткой:
«Кирилл,
Я ухожу. Не потому, что разлюбила, а потому что заслуживаю большего. Заслуживаю мужчину, который будет рядом в трудную минуту, а не сбежит жарить шашлыки. Максим заслуживает отца, на которого можно положиться.
Не ищи нас. Я свяжусь с тобой сама, когда буду готова поговорить о будущем. Да, ты сможешь видеться с сыном, но не сейчас. Мне нужно время.
Елена»
Положив письмо на кухонный стол, я в последний раз оглядела квартиру, где прошли пять лет моей жизни. Здесь мы были счастливы. Здесь я узнала, что беременна. Здесь мы с Кириллом планировали наше будущее.
Будущее, которое теперь выглядело совсем иначе.
— Ты готова? — тихо спросила Ира, держа в руках две большие сумки с нашими вещами.
Я кивнула, взяла Максима на руки и направилась к выходу. В этот момент зазвонил мой телефон — Кирилл.
— Не бери, — сказала Ира. — Потом перезвонишь.
Я отклонила вызов, и мы вышли из квартиры.
Дом тёти Нади находился в тридцати километрах от города, в небольшом посёлке, утопающем в зелени. Двухэтажный, с просторной верандой и яблоневым садом, он всегда был для меня символом спокойствия и уюта. В детстве я часто гостила здесь на летних каникулах, помогала тёте ухаживать за огородом и кормить кур.
Тётя Надя, младшая сестра моего отца, овдовела десять лет назад и жила одна. У неё не было детей, и весь запас нерастраченной материнской любви она щедро изливала на меня и других племянников. Когда я позвонила ей из роддома и рассказала о ситуации, она без колебаний предложила нам с Максимом переехать к ней.
— Дом большой, места всем хватит, — сказала она. — А мне веселее будет, а то одна совсем.
Тётя Надя встретила нас на крыльце, вытирая руки о фартук:
— Приехали, голубки! Давайте скорее в дом, я уже и комнату приготовила, и обед на плите.
Она бережно взяла Максима из моих рук, умело поддерживая его головку:
— Ишь какой богатырь! Весь в деда пошёл, такой же крупный. Максимка, значит... Хорошее имя, крепкое.
В доме пахло свежеиспечённым хлебом и яблочным пирогом. Тётя Надя провела нас на второй этаж, где подготовила светлую комнату с большой кроватью и старинной деревянной колыбелью.
— Это ещё твоего отца колыбель, — пояснила она. — Твой дед сам её смастерил. Крепкая, до сих пор как новенькая.
Вещи мы разобрали быстро. Максим уснул в дедовской колыбели, словно та была создана специально для него. Я присела на край кровати, вдруг ощутив навалившуюся усталость. Телефон продолжал разрываться от звонков Кирилла — судя по всему, он уже вернулся домой и нашёл моё письмо.
— Может, ответишь ему? — спросила тётя Надя, принеся мне чашку горячего чая. — Не мучай мужика-то, небось с ума сходит.
— Пусть помучается, — я отключила звук на телефоне. — Он меня мучил двенадцать часов, пока я рожала одна.
Тётя покачала головой, но спорить не стала. Она всегда уважала чужие решения.
— Ладно, отдыхай. А я пока обед доготовлю. Тебе сейчас силы восстанавливать нужно.
Оставшись одна, я подошла к колыбели и долго смотрела на спящего сына. Его крохотные кулачки были плотно сжаты, словно он готовился к борьбе. «Тебе не придётся бороться, малыш», — подумала я. — «Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив».
Следующая неделя прошла в какой-то сюрреалистичной тишине. Кирилл звонил по тридцать раз в день, писал сообщения, которые становились всё отчаяннее. Я не отвечала, лишь иногда просматривала их, чтобы быть в курсе его эмоционального состояния.
«Лена, пожалуйста, ответь. Я с ума схожу! Где вы?» «Скажи хотя бы, что с вами всё в порядке!» «Я обзвонил всех твоих подруг, никто ничего не говорит. Что происходит?» «Лена, я люблю тебя. Вернись, пожалуйста. Я всё исправлю!» «Я заявил в полицию о вашем исчезновении. Пожалуйста, позвони мне»
Последнее сообщение заставило меня напрячься. Полиция — это уже серьёзно. Посоветовавшись с Ирой, я решила всё-таки ответить ему.
«Мы в безопасности. Не нужно полиции. Нам нужно время».
Его ответ пришёл мгновенно:
«Лена! Наконец-то! Где вы? Я приеду, поговорим. Я всё осознал, был не прав»
«Нет, Кирилл. Не приезжай. Я свяжусь с тобой, когда буду готова».
«Но я должен увидеть сына!»
«Ты должен был быть на его рождении. Но тебя не было».
После этого сообщения он не писал два дня. Я знала, что это затишье перед бурей.
Буря грянула в воскресенье, когда я укачивала Максима на веранде. Во двор въехал чёрный внедорожник Кирилла. Значит, он всё-таки выяснил, где мы находимся. Скорее всего, через моих родственников — может, позвонил моей двоюродной сестре, которая не знала о нашей ситуации.
Кирилл выглядел ужасно: небритый, с покрасневшими глазами, в мятой рубашке. Он выскочил из машины и бросился к веранде:
— Лена! Наконец-то! Я думал, с ума сойду!
Тётя Надя вышла из дома и встала рядом со мной, словно защищая.
— Кирилл, я же просила не искать нас, — спокойно сказала я.
— Ты что, серьёзно? — он остановился у ступеней веранды. — Ты уходишь с моим сыном, не говоришь, где вы, и ожидаешь, что я буду сидеть сложа руки?
— Ты прекрасно знаешь, почему я ушла.
— Из-за того, что я не был на родах? — он всплеснул руками. — Лена, это же не повод разрушать семью! Да, я поступил как идиот, признаю! Но это же не преступление!
— Для меня это хуже преступления, — ответила я, прижимая к себе проснувшегося и начавшего хныкать Максима. — Это предательство, Кирилл. В самый важный момент нашей жизни ты выбрал шашлыки с друзьями.
— Я же извинился! Что ещё мне сделать? — он поднялся на несколько ступеней. — Лена, давай поговорим нормально. Без этого... театра.
— Молодой человек, — вмешалась тётя Надя, — вы бы успокоились сначала. Видите, ребёнка напугали своими криками.
Кирилл глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки.
— Извините. Я просто... Лена, пожалуйста, давай поговорим.
Я молча кивнула и передала Максима тёте:
— Отнеси его, пожалуйста, в дом. Я поговорю с Кириллом.
Мы сели на скамейку в саду. Яблони уже начали цвести, и нежно-розовые лепестки иногда падали нам на плечи. Кирилл нервно теребил рукав рубашки:
— Лена, я все эти дни думал. Много думал. И да, я понял, какую глупость совершил.
— Это не глупость, Кирилл. Глупость — это когда ты забыл купить молоко или перепутал дату встречи. А ты просто показал, кто ты есть. Что для тебя действительно важно.
— Лен, это не так! — он попытался взять меня за руку, но я отстранилась. — Ты и Максим — самое важное в моей жизни.
— Только не надо этих фраз из дешёвых фильмов, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Мы не самое важное для тебя. Если бы было так, ты был бы рядом, держал бы меня за руку в родзале, переживал бы вместе со мной, а не жарил мясо с друзьями.
Он молчал, опустив голову.
— Знаешь, когда начались схватки, и я разбудила тебя, — продолжала я, — первое, что ты сказал, было о том, что у тебя планы на завтра. Не «как ты себя чувствуешь» или «всё будет хорошо». А «у меня завтра шашлыки». Это и есть твои приоритеты, Кирилл.
— Лен, я правда облажался, — он поднял на меня глаза, полные раскаяния. — Но люди ошибаются! Неужели одна ошибка перечёркивает всё, что между нами было?
— Это не одна ошибка, — я покачала головой. — Это просто последняя капля. Вспомни, когда ты последний раз интересовался, как прошёл мой день? Когда последний раз делал что-то просто для меня, а не потому, что я попросила? Когда ты в последний раз смотрел на меня так, как смотрел, когда мы только начали встречаться?
Он молчал, и в этом молчании был ответ.
— Я хочу развода, Кирилл, — тихо сказала я.
— Что? — он вскинул голову. — Лена, ты с ума сошла! У нас только что родился ребёнок!
— Именно поэтому. Я не хочу, чтобы Максим вырос с отцом, который будет рядом только когда ему удобно.
— Но я буду рядом! Я уже сказал, что осознал свою ошибку!
— Знаешь, когда люди показывают, кто они на самом деле, нужно им верить, — я встала со скамейки. — Ты показал мне, кто ты, когда ушёл из роддома. И я тебе верю.
Кирилл вскочил следом за мной:
— Лена, ты не можешь так поступить! Он мой сын! Я имею право его видеть, воспитывать!
— Конечно, имеешь, — кивнула я. — Никто не собирается лишать тебя родительских прав. Ты сможешь видеться с ним, участвовать в его жизни. Но я не буду с тобой.
— Это послеродовая депрессия, — он схватил меня за плечи. — Тебе нужна помощь. Поедем домой, всё наладится.
Я высвободилась из его хватки:
— Не прикасайся ко мне. И не смей говорить о послеродовой депрессии, словно ты что-то понимаешь в этом. Где ты был, когда я рыдала от боли? Где ты был, когда я не спала сутками с новорожденным?
Кирилл отступил на шаг, на его лице отразилось что-то похожее на осознание:
— Лена, я... я всё исправлю. Клянусь. Дай мне шанс.
— Ты уже получил все шансы, которые заслуживал. Теперь я буду думать только о себе и Максиме.
Он стоял посреди цветущего сада, потерянный и растерянный, и в первый раз я не почувствовала к нему ни любви, ни жалости. Только усталость.
— Я подам на развод через месяц, — сказала я. — А пока можешь навещать Максима. Раз в неделю, предварительно согласовав со мной время. И не вздумай приезжать без предупреждения.
Прошло три месяца. За это время многое изменилось. Я подала на развод, и Кирилл, к моему удивлению, не стал препятствовать. Возможно, он тоже понял, что нам больше не по пути.
Я открыла онлайн-магазин детской одежды — бизнес, о котором мечтала ещё до беременности, но который Кирилл считал «пустой тратой времени». Дела шли неплохо, я могла работать дома, не отрываясь от Максима, и постепенно становилась финансово независимой.
Кирилл приезжал каждую неделю. Первое время он всё ещё пытался убедить меня вернуться, приносил цветы, дорогие подарки. Я была непреклонна. Постепенно он смирился и переключил всё внимание на сына.
И вот что удивительно — Кирилл оказался хорошим отцом. Он никогда не пропускал свои дни посещений, всегда приезжал вовремя, привозил что-то для Максима, внимательно выслушивал мои рекомендации по уходу за ребёнком. Когда Максим подрос и научился держать голову, Кирилл стал забирать его на несколько часов — возил в парк, на детские площадки, рассказывал и показывал ему мир.
Глядя на то, как бережно он держит сына, как искренне радуется каждому его достижению, я иногда думала: может, я слишком сурова? Может, стоило дать ему второй шанс?
Но потом я вспоминала те двенадцать часов родов, свой страх, одиночество и боль. Вспоминала, как звонила ему, а он не брал трубку. Как потом объяснял это тем, что «телефон разрядился». И понимала, что приняла правильное решение.
Глава 4. Неожиданный поворот
В один из летних дней, когда Максиму исполнилось девять месяцев, Кирилл приехал на своё обычное посещение. Он выглядел каким-то особенно взволнованным, даже нервным.
— Лена, нам нужно поговорить, — сказал он после того, как уложил Максима спать. — Наедине.
Мы вышли в сад. Стоял тёплый июльский вечер, воздух был напоен ароматом цветов и скошенной травы. Кирилл молча протянул мне телефон с открытой фотографией красивой светловолосой девушки с младенцем на руках.
— Это Вика, — сказал он тихо. — И моя дочь, Арина. Ей семь месяцев.
Я смотрела на фото, пытаясь осмыслить услышанное. Дочь? Семь месяцев? Это значит...
— Да, она родилась через два месяца после Максима, — Кирилл опустил глаза. — Я должен был сказать тебе раньше, но не знал как.
Я молчала, переваривая информацию. Значит, пока я была беременна, Кирилл встречался с другой? И она тоже забеременела?
— Как давно вы вместе? — спросила я, удивляясь собственному спокойствию.
— Мы не вместе, — он покачал головой. — Это была случайная связь на корпоративе, почти два года назад. Мы встретились всего пару раз, а потом она позвонила и сказала, что беременна. Я не верил сначала, думал, что она врёт, хочет денег...
— И поэтому ты ничего мне не сказал?
— Да. А потом она исчезла, перестала выходить на связь. Я решил, что она либо избавилась от ребёнка, либо всё-таки соврала о беременности. И... честно говоря, я с облегчением выбросил это из головы. У нас же с тобой всё было хорошо, ты была беременна Максимом...
— И когда ты узнал правду?
— Три недели назад. Она нашла меня в соцсетях, прислала фотографии Арины. Сказала, что сделала ДНК-тест, и он подтвердил, что я отец. Она не просит ничего, просто решила, что я имею право знать.
Я смотрела на Кирилла и не узнавала человека, с которым прожила столько лет. Как он мог так легко обмануть меня? Так просто предать?
— И что ты собираешься делать? — спросила я.
— Я буду помогать им, конечно. Арина моя дочь, я хочу участвовать в её жизни, — он посмотрел мне в глаза. — Но я подумал, что должен сказать тебе. Ты имеешь право знать, почему... почему я иногда буду пропускать встречи с Максимом.
Я усмехнулась:
— Значит, теперь у тебя двое детей от разных женщин? И ты будешь разрываться между ними?
— Я справлюсь, — Кирилл выпрямился. — Они оба мои дети, и я не собираюсь быть плохим отцом ни для одного из них.
— Знаешь, что самое ироничное? — я покачала головой. — Если бы ты рассказал мне о своей измене и ребёнке раньше, я бы, наверное, тебя простила. Мы бы пытались сохранить семью ради Максима. Но теперь... теперь я благодарна судьбе, что ушла от тебя.
Кирилл сжал кулаки:
— Лена, я знаю, что сильно виноват перед тобой. Но я правда хочу всё исправить. Хочу быть хорошим отцом для наших детей.
— Наших? У Максима и этой девочки нет ничего общего, кроме отца-предателя, — я развернулась, чтобы уйти, но остановилась. — Знаешь, когда ты бросил меня в больнице, я думала, что это худшее, что ты мог сделать. Но оказывается, ты умеешь удивлять.
В его глазах появились слёзы:
— Лена, пожалуйста...
— Можешь продолжать видеться с Максимом, как договаривались. Ради него, не ради тебя. Но не смей приводить сюда эту женщину или её ребёнка. И если твои новые «семейные обязательства» заставят тебя пропустить хоть одну встречу с сыном без уважительной причины, я подам на ограничение твоих родительских прав. Это понятно?
Он кивнул, опустив голову.
— И ещё, Кирилл. Ты должен мне объяснение. Где ты на самом деле был, когда я рожала? — я смотрела ему прямо в глаза. — Потому что теперь я не верю, что ты просто жарил шашлыки с друзьями.
Он на мгновение замер, затем выдохнул, словно сдаваясь:
— Я был с ней. С Викой. Она позвонила в ту ночь, сказала, что ей нужно поговорить о ребёнке, что она передумала и хочет, чтобы я участвовал в жизни дочери. Я... я запаниковал. Не знал, что делать. И когда ты разбудила меня из-за схваток, я увидел в этом возможность... разобраться с Викой, пока ты в больнице.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Всё было ещё хуже, чем я думала.
— Ты оставил меня рожать одну, чтобы встретиться с любовницей?
— Лена, я был идиотом, я знаю, — он попытался взять меня за руку, но я отшатнулась. — Я хотел уладить всё до рождения Максима, чтобы потом целиком посвятить себя вам. Это была чудовищная ошибка, я понимаю.
— Ошибка? — я горько рассмеялась. — Ошибка — это когда ты перепутал дату встречи или забыл купить молоко. А ты... ты предал меня самым подлым образом.
— Лена, пожалуйста...
— Уходи, — я развернулась и направилась к дому. — И не приезжай в ближайшие две недели. Мне нужно время, чтобы решить, хочу ли я вообще когда-нибудь тебя видеть.
Той ночью я не сомкнула глаз. Перебирала в памяти нашу совместную жизнь, пытаясь понять, когда всё пошло не так. Когда Кирилл начал изменять? Были ли намёки, которые я пропустила? Моменты, когда следовало насторожиться?
И я вспомнила. Последние месяцы беременности Кирилл действительно стал отдаляться. Часто задерживался на работе, ссылался на важные встречи, ездил в «командировки». Я списывала это на усталость, на его переживания о будущем отцовстве, на финансовые хлопоты — ведь нам предстояли новые расходы.
А он всё это время, возможно, общался с ней. С этой Викой, которая тоже была беременна от него. От мысли об этом к горлу подкатывала тошнота.
Я вышла на веранду, вдохнула прохладный ночной воздух. Небо было усыпано звёздами, и я вдруг вспомнила, как в молодости мечтала о счастливой семье, о муже, который будет любить меня так же преданно, как мой отец любил маму, несмотря на все её предательства.
Как же я была наивна. История повторилась, только теперь я оказалась в роли своего отца — преданной, брошенной, с ребёнком на руках. Но в отличие от папы, я не собиралась прощать и принимать обратно предателя.
На рассвете я приняла решение. Максим и я заслуживали нового начала. Чистого листа. Без лжи, предательства и вечного чувства второго места.
Две недели спустя, когда Кирилл снова появился на пороге нашего дома, я встретила его со спокойной решимостью. Он выглядел осунувшимся, под глазами залегли тени.
— Спасибо, что позволила прийти, — сказал он тихо. — Я скучал по Максиму.
— Он тоже скучал, — ответила я. — Он в детской, можешь пойти к нему.
Кирилл неуверенно переминался с ноги на ногу:
— А мы? Мы можем поговорить?
— После того, как побудешь с сыном. У нас будет серьёзный разговор.
Он кивнул и направился в детскую. Я наблюдала из дверного проёма, как Кирилл играл с Максимом, как искренне смеялся, подбрасывая его вверх, как нежно держал, когда показывал игрушки. Этот человек мог бы стать хорошим отцом, если бы не был таким ужасным мужем.
Через час Кирилл вышел из детской, осторожно прикрыв за собой дверь:
— Уснул. Как же быстро он растёт! Уже голову так хорошо держит...
— Кирилл, нам нужно поговорить, — я указала на кухню.
Мы сели за стол. Я заранее приготовила документы и разложила их перед собой.
— Это соглашение о разводе, — сказала я, глядя ему в глаза. — И соглашение об опеке над Максимом.
Кирилл побледнел, но не выглядел удивлённым.
— Ты действительно хочешь этого? — тихо спросил он.
— Да. И дело не только в том, что ты не был на родах, — я сделала глубокий вдох. — Хотя это стало последней каплей. Дело в том, что ты давно перестал быть мужчиной, на которого я могу положиться.
— Из-за Вики? Лена, это была ошибка...
— Нет, не только из-за неё. Ты изменился, Кирилл. Или, возможно, просто перестал притворяться. Последний год ты жил своей жизнью, в которой мне места почти не осталось. Я смирилась бы с этим, если бы речь шла только обо мне. Но теперь есть Максим, и я не хочу, чтобы он рос, глядя на такие отношения.
Кирилл медленно пролистал документы:
— Ты всё продумала... А что насчёт квартиры? Машины?
— Квартира остаётся тебе, она в ипотеке, и я не претендую на неё. Машина тоже твоя. Я забираю только свои личные вещи и то, что нужно Максиму.
— А как же алименты? — он удивлённо посмотрел на меня.
— Тебе придётся платить их, конечно. Это в соглашении. Двадцать пять процентов от дохода на содержание ребёнка. И ты сможешь видеться с ним два раза в неделю.
Он долго смотрел на бумаги, затем поднял на меня глаза:
— А если я откажусь подписывать?
— Тогда будем решать через суд, — спокойно ответила я. — Но в интересах Максима лучше сделать это мирно. И в твоих интересах тоже — суд может быть менее благосклонен к тебе, учитывая обстоятельства.
— Какие обстоятельства? — насторожился Кирилл.
— Вика и Арина. То, что у тебя есть ребёнок на стороне. То, что ты бросил жену в родильном доме, чтобы быть с любовницей.
Он вздрогнул:
— Это удар ниже пояса, Лена.
— Это реальность, Кирилл.
Мы долго сидели молча. За окном смеркалось, в саду пели птицы, где-то лаяла собака. Такой мирный, обычный вечер для таких непростых решений.
— Дай мне несколько дней подумать, хорошо? — наконец сказал он. — Это серьёзный шаг.
— Хорошо, — кивнула я. — У тебя есть неделя.
Кирилл вернулся через пять дней, с подписанными документами. Выглядел он осунувшимся, но решительным.
— Я всё подписал, — сказал он, протягивая мне папку. — Но у меня есть условие.
— Какое? — я настороженно взглянула на него.
— Я хочу быть хорошим отцом для Максима. Настоящим отцом, который участвует в его воспитании, а не просто приходит раз в неделю поиграть. И для Арины тоже. Я не хочу повторять ошибок своего отца, который бросил нас.
Я внимательно посмотрела на него:
— Что ты предлагаешь?
— Я буду приезжать чаще. Хотя бы три-четыре раза в неделю. Я хочу быть рядом, когда он начнёт ходить, говорить, когда пойдёт в школу... Я хочу быть частью его жизни, Лена. Я облажался как муж, но не хочу облажаться как отец.
Я задумалась. Что бы ни произошло между нами, Максим имел право на отцовскую любовь и заботу. И если Кирилл действительно готов быть настоящим отцом — почему нет?
— Хорошо, — согласилась я. — Но с одним условием: никогда не подводи его. Если обещал прийти — приходи. Если взял на себя обязательство — выполняй. Потому что разочаровать меня — это одно, а разочаровать ребёнка — совсем другое.
Кирилл кивнул:
— Обещаю. И я докажу, что ты не ошиблась, давая мне этот шанс.
— Это не тебе шанс, — уточнила я. — Это Максиму шанс иметь нормального отца.
Глава 5. Новые горизонты
Прошёл год. Самый сложный и в то же время самый удивительный год в моей жизни. Год, когда я заново научилась доверять себе, строить планы и смотреть в будущее с оптимизмом.
Максим рос здоровым и счастливым мальчиком. В десять месяцев он сделал первые шаги, в одиннадцать сказал первое слово — «мама», а к году у него был уже небольшой словарный запас из десятка слов, среди которых, к моему удивлению, было и «папа».
Кирилл сдержал обещание. Он приезжал три-четыре раза в неделю, никогда не пропуская визиты. Иногда просто играл с Максимом, иногда забирал его на прогулки, а иногда даже оставался на ночь, чтобы я могла выспаться или съездить в город по делам.
Наш развод прошёл быстро и без осложнений. Кирилл выплачивал алименты вовремя и даже больше, чем было указано в соглашении. Он покупал для Максима игрушки, одежду, оплачивал детский сад.
Постепенно наши отношения перешли в русло спокойного сотрудничества ради ребёнка. Мы могли обсуждать вопросы воспитания, здоровья и образования Максима без скандалов и обвинений. Иногда я даже ловила себя на мысли, что мы стали лучшими родителями после развода, чем могли бы быть, оставаясь в браке.
Моя жизнь тоже наладилась. Онлайн-магазин детской одежды процветал, я даже наняла двух помощниц для обработки заказов. Мы с Максимом по-прежнему жили у тёти Нади, но я уже присматривала небольшой домик неподалёку — хотелось своего угла, хоть я и безмерно благодарна тёте за приют в трудное время.
В социальной жизни тоже появились перемены. Я стала чаще выбираться в город, встречаться с подругами, даже сходила на несколько свиданий, хотя ни одно из них не переросло во что-то серьёзное. Впрочем, я и не стремилась к новым отношениям — мне хватало забот о Максиме и развитии бизнеса.
В первый день рождения Максима мы устроили небольшой праздник в доме тёти Нади. Приехали Ира с мужем, мои двоюродные сёстры с детьми, соседи с малышами. И Кирилл, конечно.
Он приехал утром, помогал с приготовлениями, надувал шарики, развешивал гирлянды. Максим радостно бежал к нему, и Кирилл подхватывал его на руки, подбрасывал вверх, вызывая счастливый смех.
— Па-па! — кричал Максим, хлопая в ладоши.
Глядя на них, я чувствовала странную смесь эмоций: горечь от того, что наша семья распалась, и в то же время облегчение, что мы смогли построить новые, здоровые отношения ради нашего сына.
После праздника, когда все гости разъехались, и Максим уснул, утомлённый впечатлениями, мы с Кириллом сидели на веранде, потягивая чай.
— Спасибо, Лена, — вдруг сказал он.
— За что? — удивилась я.
— За то, что не лишила меня сына. За то, что дала возможность быть отцом. Я знаю, у тебя были все основания отстранить меня от его воспитания.
Я пожала плечами:
— Это было бы несправедливо по отношению к Максиму. Каким бы ты ни был мужем, это не значит, что ты не можешь быть хорошим отцом.
Кирилл помолчал, глядя на звёздное небо:
— Знаешь, тот день, когда ты ушла... Это был самый страшный день в моей жизни. Я вернулся домой, увидел твою записку и понял, что разрушил всё, что у нас было. Сам, своими руками.
— Всё к лучшему, — я сделала глоток чая. — Если бы не тот день, мы бы продолжали жить во лжи. Ты бы скрывал Арину, я бы мучилась от подозрений, и в конце концов мы бы всё равно расстались, только более болезненно.
— Да, наверное, ты права, — он вздохнул. — Кстати, про Арину... Я хотел бы, чтобы она и Максим познакомились. Они ведь брат и сестра, хоть и сводные.
Я напряглась. Об этом я как-то не думала.
— Не знаю, Кирилл... Максим ещё маленький, он не поймёт, кто она такая.
— Сейчас, возможно, не поймёт. Но со временем они подрастут, и лучше, если они будут знать друг о друге с детства, а не узнают внезапно, когда станут старше.
Я задумалась. В его словах был смысл. Максим имел право знать о существовании сестры. Да и мне, признаться, было любопытно увидеть эту девочку, узнать, на кого она похожа.
— Хорошо, — согласилась я. — Но не сразу. Давай подождём, пока им исполнится хотя бы по два года.
— Договорились, — Кирилл улыбнулся. — Спасибо.
Мы познакомили детей, когда им исполнилось по два с небольшим года. Встреча произошла в городском парке, на нейтральной территории. Я нервничала, не зная, чего ожидать, но всё прошло удивительно хорошо.
Арина оказалась очаровательной светловолосой девочкой с серьёзными карими глазами — папиными глазами. Она была тихой и застенчивой, в отличие от энергичного и общительного Максима. Он сразу же взял сестру за руку и потащил к песочнице, где начал показывать, как строить замки.
— Ай-на! — уверенно сказал он, показывая на девочку. — Сест-я!
Мы с Кириллом переглянулись, удивлённые тем, как легко дети нашли общий язык. Рядом стояла Вика — высокая стройная блондинка, ничем не напоминающая тот образ роковой разлучницы, который я себе нарисовала. Обычная молодая женщина, немного уставшая и настороженная.
— Спасибо, что согласились на эту встречу, — сказала она, глядя, как наши дети играют вместе. — Для Арины важно знать своего брата.
Мы разговорились. Оказалось, что Вика — менеджер в той же компании, где работал Кирилл. Их связь действительно была мимолётной, и она никогда не претендовала на роль его жены или подруги. Узнав о беременности, она просто решила оставить ребёнка, не требуя ничего от Кирилла, кроме элементарного признания отцовства.
— Я сама выросла без отца и знаю, как это тяжело, — объяснила она. — Не хотела того же для своей дочери. Но и разрушать чужую семью не собиралась.
— Моя семья разрушилась не из-за тебя, — заверила я её. — А из-за его выбора не быть рядом, когда я в нём нуждалась.
Вика понимающе кивнула:
— Кирилл рассказал мне про роды. Это было... неправильно с его стороны.
— Очень мягко сказано, — усмехнулась я.
Мы проговорили несколько часов, наблюдая, как дети играют то вместе, то порознь, но всегда с оглядкой друг на друга. К концу дня Максим и Арина уже держались за руки и делились игрушками, как старые друзья.
— А знаешь, — сказала я Кириллу, когда мы прощались, — может, всё действительно сложилось к лучшему. Максим получил сестру, я — свободу, а ты — шанс стать настоящим отцом для своих детей.
Он задумчиво посмотрел на меня:
— А ты? Ты счастлива, Лена?
Я посмотрела на Максима, который махал ручкой уезжающей Арине, на своё отражение в витрине магазина — уверенную молодую женщину, так не похожую на ту растерянную роженицу годичной давности, и улыбнулась:
— Да, Кирилл. Пожалуй, впервые за долгое время я действительно счастлива.
Эпилог. Пять лет спустя
Максиму исполнилось шесть, и он готовился идти в первый класс. За эти годы многое изменилось. Я купила небольшой уютный дом недалеко от тёти Нади и перевезла туда нас с сыном. Мой бизнес разросся до сети магазинов детской одежды, я даже открыла небольшую швейную мастерскую, где шили эксклюзивные вещи по индивидуальным заказам.
Кирилл оставался важной частью жизни Максима. Он не пропускал ни одного значимого события, будь то утренник в детском саду или первое соревнование по плаванию. Максим и Арина виделись регулярно, и между ними сформировалась настоящая братская привязанность, несмотря на разных матерей и разные дома.
Моя личная жизнь тоже наладилась. Два года назад я познакомилась с Андреем — архитектором, который проектировал расширение для моего магазина. Высокий, с добрыми глазами и спокойной улыбкой, он покорил сначала Максима своим умением строить удивительные замки из песка, а затем и меня — своей надёжностью и искренностью.
В отличие от Кирилла, Андрей был из тех мужчин, которые держат слово. Если обещал — делал. Если не мог — честно говорил об этом. С ним я впервые почувствовала, что такое настоящее партнёрство, когда можешь полностью доверять человеку и знать, что он не подведёт в трудную минуту.
Когда я забеременела снова, Андрей был рядом на каждом УЗИ. Он массировал мне спину, когда она болела, готовил специальные блюда для беременных, читал книги о родах и воспитании детей. А когда начались схватки, он отвёз меня в роддом и провёл со мной все восемь часов родов, держа за руку и подбадривая.
Наша дочь Алиса родилась в солнечный апрельский день. Пока акушерка обмывала малышку, Андрей обнимал меня, шепча слова благодарности и любви. В тот момент я поняла, что жизнь действительно удивительна: иногда самые болезненные события ведут к самому большому счастью.
Сегодня мы всей семьёй — я, Андрей, Максим и двухлетняя Алиса — собирались на школьную ярмарку, где будущие первоклассники и их родители могли познакомиться с учителями и школьными правилами. Кирилл тоже должен был присоединиться к нам с Ариной.
Наши отношения с Кириллом давно перешли в фазу спокойной дружбы. Он женился на Вике год назад, и я была искренне рада за них. Они ждали третьего ребёнка — общего сына, и Кирилл светился от счастья каждый раз, когда говорил об этом.
Жизнь сложилась странным, непредсказуемым образом. Если бы кто-то сказал мне шесть лет назад, в тот момент, когда Кирилл бросил меня в роддоме, что всё обернётся таким счастьем для всех нас, я бы не поверила.
Но иногда нам нужно пройти через самые тёмные моменты, чтобы увидеть свет. Нужно набраться смелости и сделать решительный шаг, даже если он кажется пугающим и болезненным. Потому что только так, отпустив прошлое и перестав цепляться за несбывшиеся ожидания, мы можем открыть дверь в будущее, которое окажется лучше, чем мы могли себе представить.
Я смотрю на свою новую, счастливую семью и не жалею ни о чём. Всё, через что я прошла, сделало меня сильнее, мудрее и счастливее. И хотя Кирилл не оказался тем мужчиной, о котором я мечтала, он подарил мне Максима — самое ценное сокровище в моей жизни.
А главное — те двенадцать часов, когда я рожала одна, научили меня главному: никогда не соглашаться на меньшее, чем я заслуживаю. Никогда не позволять другим определять мою ценность. И никогда не бояться начать всё сначала, если это путь к настоящему счастью.
Когда Максим подрос и спросил меня, почему мы с его папой расстались, я рассказала ему правду — простыми словами, без обвинений. И закончила словами, которые, надеюсь, он запомнит на всю жизнь:
— Иногда, чтобы найти правильный путь, нужно сначала свернуть не туда. Главное — вовремя понять это и набраться смелости изменить направление. Максим уснул в дедовской колыбели, словно та была создана специально для него. Я присела на край кровати, вдруг ощутив навалившуюся усталость. Телефон продолжал разрываться от звонков Кирилла — судя по всему, он уже вернулся домой и нашёл моё письмо.
— Может, ответишь ему? — спросила тётя Надя, принеся мне чашку горячего чая. — Не мучай мужика-то, небось с ума сходит.
— Пусть помучается, — я отключила звук на телефоне. — Он меня мучил двенадцать часов, пока я рожала одна.
Тётя покачала головой, но спорить не стала. Она всегда уважала чужие решения.
— Ладно, отдыхай. А я пока обед доготовлю. Тебе сейчас силы восстанавливать нужно.
Оставшись одна, я подошла к колыбели и долго смотрела на спящего сына. Его крохотные кулачки были плотно сжаты, словно он готовился к борьбе. «Тебе не придётся бороться, малыш», — подумала я. — «Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив».