В Советском Союзе джаз был не просто музыкой, он стал символом свободы. Его яркие непредсказуемые ритмы и импровизации казались опасными. Власть считала его чуждым, буржуазным явлением, способным развратить советских людей. Но запреты только разжигали интерес. Советские джазмены не сдавались: они маскировали свои выступления, подделывали документы, меняли названия композиций, тайком собирались на квартирах, чтобы хоть ненадолго погрузиться в любимую музыку и почувствовать себя свободными.
Первые шаги: джаз приходит в СССР
Поэт Валентин Парнах стал первым человеком, который написал слово «джаз» по-русски. Его знакомство с этой музыкой произошло в 1921 году во Франции, когда в парижском кафе он услышал игру «Джазовых королей Луиса Митчелла». Рваные ритмы и импровизации перевернули его представление об искусстве. Вдохновленный, он решил привезти джаз в Советскую Россию. Вернувшись на родину в 1922 году, Парнах поселился в Москве, по соседству с Осипом и Надеждой Мандельштам. Он закупил за границей необходимые инструменты и собрал свой ансамбль, который получил название «Первый в РСФСР эксцентрический оркестр джаз-банд Валентина Парнаха».
Коллектив выступал с концертами, а сам Парнах, не будучи музыкантом, выходил на сцену в роли танцора. Их выступления были настолько необычными для советской публики, что привлекли внимание театрального режиссёра Всеволода Мейерхольда, который пригласил их участвовать в своих спектаклях. Однако далеко не все восприняли джаз всерьёз. Ильф и Петров высмеяли Парнаха и его оркестр в «Двенадцати стульях», изобразив музыкантов как шумный хаотичный ансамбль, вооружённый саксофонами, пивными бутылками и кружками Эсмарха.
Но самая жёсткая критика пришла от Максима Горького. В 1928 году он опубликовал в газете «Правда» статью «О музыке толстых», где называл джаз «музыкой безумных» и сравнивал дирижёра с человеком-жеребцом, размахивающим фаллосом. Эта статья задала тон официальному отношению к джазу в СССР: с этого момента он стал ассоциироваться с «разлагающей» западной культурой. В Большой советской энциклопедии (1952) он прямо назывался «порождением деградирующей буржуазной культуры США». Говорилось, что заимствованные у темнокожих американцев элементы музыки «предельно искажены и опошлены», что распространялся джах лишь «с коммерческой целью».
«Ах, джаз, джаз, любовь моя»: от славы к запрету
1930-е годы стали временем расцвета советского джаза – именно тогда появился знаменитый оркестр Леонида Утёсова, ставший популярным после выхода фильма «Весёлые ребята» (1934). Благодаря этой картине джаз впервые зазвучал на экране. Музыка казалась безобидной, ведь фильм рассказывал о простом пастухе, случайно ставшем звездой. Но идеологам партии джаз не нравился даже в таком формате – слишком легкомысленный, слишком иностранный. Вскоре стали появляться распоряжения о сокращении числа саксофонов в оркестрах, а музыку с западными корнями вытесняли марши и патриотические песни. Сам Утёсов был вынужден переименовать свой коллектив в «Эстрадный оркестр РСФСР», убрать из репертуара американские мелодии и заменить их вальсами и польками. В своей книге «Спасибо, сердце», он с печалью вспоминал:
«Ах, джаз, джаз, любовь моя – мой триумф и моя Голгофа... я переживал, мучился и старался отбиваться, защищать джаз, дело своей жизни...»
После войны борьба с «чуждым влиянием» усилилась. Власть развернула кампанию против «низкопоклонства перед Западом», и джаз попал под удар. Оркестры распускались, музыкантов увольняли, а саксофоны в прямом смысле гнули, чтобы их нельзя было использовать. В 1949 году известный советский джазмен Эдди Рознер, чья музыка до войны звучала даже по радио, был арестован и отправлен в ГУЛАГ. Из-за политической обстановки джаз был вытеснен в подполье: его играли в закрытых ресторанах, на домашних вечеринках и редких полуофициальных концертах, где приходилось хитрить с репертуаром. Джаз стал музыкой сопротивления – играть его означало идти против системы.
Как музыканты обманывали власть
Советские джазмены быстро поняли, что для выживания в условиях тотального контроля нужно быть изобретательными. Когда власти запретили западную музыку, они просто стали менять названия композиций и выдавать американские мелодии за произведения «прогрессивных чехословацких композиторов». Проверяющим, которые не могли отличить фокстрот от польки, этого было вполне достаточно.
Официальные концерты требовали утвержденного списка песен с печатью руководства. Чтобы обойти цензуру, музыканты договаривались заранее: на бумаге значились одни произведения, а на сцене исполнялись другие. Но даже в этих условиях оставаться в рамках официального репертуара было небезопасно. На мероприятиях присутствовали проверяющие, которые внимательно следили за тем, что звучит со сцены. Иногда приходилось играть «по нотам» лишь до тех пор, пока проверяющий не покинет зал – после этого оркестры могли позволить себе немного свободы.
Когда давление усилилось, джаз ушёл в подполье. Музыканты собирались в ресторанах, где играли для иностранных туристов, устраивали квартирники и закрытые вечеринки. Там джаз звучал без оглядки на цензуру, но даже в таких условиях нужно было быть осторожными: донос мог прийти от кого угодно, а наказание было реальным. Некоторые музыканты теряли работу, а то и свободу. Но, несмотря на риск, джаз продолжал жить – в запертых залах, в записанных на плёнку концертах, в репетициях за плотно закрытыми дверями.
«Оттепель» и надежда на свободу
После смерти Сталина отношение к джазу начало смягчаться, но постепенно. Власти больше не могли игнорировать его популярность, особенно на фоне ослабления идеологических запретов. В 1958 году в Ленинграде появился первый советский джаз-клуб «Д-58», где музыканты и любители джаза собирались, чтобы слушать пластинки, обсуждать зарубежные записи и обмениваться нотами. Там же читали редкие иностранные книги о джазе, которые привозили из командировок или переписывали вручную. Хотя клуб находился под пристальным наблюдением партийных кураторов, его существование само по себе было огромным шагом вперёд. Проверяющий от райкома даже давал «советы», например, не упоминать, что композитор американец, а говорить просто «иностранец».
Но полная свобода всё ещё оставалась недостижимой. Власти то ослабляли, то снова усиливали контроль. Любая встреча с иностранцами могла стоить карьеры: так, в 1971 году ленинградский клуб «Камертон» закрылся после того, как его участники нелегально встретились с музыкантами Дюка Эллингтона. Двух организаторов, работавших в секретных НИИ, уволили за нарушение трудового договора, запрещавшего контакты с иностранцами. Тем не менее, к 70-м джаз уже не считался главной угрозой идеологии – власти переключились на бардов и рокеров. Музыканты могли выступать официально, но успех теперь зависел не от цензуры, а от зрителей: если на концерты шли люди, джаз-ансамбли получали шанс на гастроли и студийные записи. В 80-ых публика окончательно потеряла интерес к этому направлению, а с распадом страны история советского джаза закончилась.
