Писать смешное я начала ещё в школе — сочиняла для классной стенгазеты рассказы, которые по степени юмора напоминали анекдоты про «деда, который забыл вставные зубы». То есть смешно, но с налётом трагизма (для деда). Зато одноклассники хихикали, а учительница литературы вздыхала: «Талант есть, но куда его применить?»
Применила я его в университете, когда меня затянули в КВН. Нет, не как актрису — как сценариста. Писать смешные тексты? Легко! Стоять на сцене и их произносить? Ну уж нет. Хотя, казалось бы, что тут такого? Я ж с семи лет на сцене!
Сцену я, вроде как, не боялась никогда. С семи лет родители запихнули меня в бальные танцы, и все школьные годы я щёлкала выступления на концертах и на конкурсах, как семечки. Публика? Овации? Да ерунда! Да я на сцене чувствовала себя как дома — только без тапочек и с блёстками на платье.
Но в КВНе всё оказалось иначе. Писать — пожалуйста. Выходить к микрофону — нет, спасибо. «Ты же не боишься сцены!» — уговаривали меня. «Не боюсь, — отвечала я. — Просто я писатель. Ну, или на крайний случай могу что-то сплясать. Но говорить на сцене - нет, увольте! Я лучше из-за кулис поору, изображая толпу».
Но однажды судьба подкинула мне шанс стать звездой. Наша команда готовила сценку про «писателя в творческом кризисе». И тут выяснилось, что единственный человек, способный сыграть этого самого писателя с аристократической бледностью и нервным тиком — это я. Ну, или гримёрша Люда, но у неё смены не было.
«Ты просто стоишь, держишь перо, и на реплику «О, муза!» падаешь в обморок. Всё!» — объяснял режиссёр. Звучало просто. Слишком просто.
Настал день Х. Я вышла на сцену в костюме «писателя XIX века» — цилиндр, плащ до пят, и перо, похожее на облезлый веник. Публика затихла. Свет софитов ударил в глаза. И тут я…
Увидела в первом ряду парня.
Того самого, который на лекциях всегда смеялся громче всех над моими шутками. И который сейчас смотрел на меня так, будто я была его последней надеждой на позитив в сессию.
Реплика «О, муза!» приближалась. Я подняла перо, открыла рот…
И вдруг меня прорвало.
Не вдохновение. Смех.
Тот самый, нервный, истеричный, который обычно случается в самый неподходящий момент. Например, на похоронах троюродной тёти или во время гимна СССР.
Я захихикала. Потом заржала. Потом залилась так, что цилиндр съехал набок, а перо выпало из руки. Парень в первом ряду, видимо решив, что это часть сценки, тоже начал хохотать. За ним — весь зал.
А я уже не могла остановиться. Перед глазами плыли лица команды за кулисами: капитан КВН, бледный, как мой «писательский» грим, режиссёр, машущий руками, словно пытающийся посадить самолёт в ураган, и гримёрша Люда, которая, кажется, плакала.
«О, муза!» — выдавила я сквозь смех, упав на колени.
Это был не обморок. Это была капитуляция.
Я доползла до кулис, оставив на сцене цилиндр и остатки достоинства. Сценку, конечно, провалили. Зато зрители потом говорили, что это было самое смешное, что они видели в КВН за последние годы.
Больше меня на сцену не звали. Ну и правильно. Я же писатель. Моё место — за письменным столом, где можно ржать над своими шутками тихо, без риска быть выгнанной с позором.
А парень из первого ряда… Впрочем, это уже другая история. И, возможно, тоже смешная.
😄