Деревня в тайге, 1995 год.
Вечер. Вокруг темно, но в «Причале»— местной разливайке, что стоит на краю деревни, у реки,— светло и тепло. Заведение представляет собой добротный сруб с тёмной крышей, над входом висит покосившаяся вывеска, на которой когда-то можно было разобрать краску букв, но теперь она облупилась от дождей и зимних морозов.
Внутри пахнет гарью, копчёным мясом и крепким алкоголем. В центре, возле кирпичного мангала, потрескивает огонь, на решётке шкворчит жирная свиная лопатка, а рядом дымятся куски оленины. За стойкой, покрытой пятнами от пива и самогонки, стоит хозяин заведения— низкорослый мужчина с густыми бровями и щетинистой физиономией. Он молча протирает стакан, слушая пьяные разговоры посетителей.
Андрей, сидит за одним из столов у стены, одной рукой придерживая стакан мутного самогона, а другой крутя в пальцах дешёвую папиросу. Его лицо скрыто в полумраке, только огонь от печи выхватывает резкие черты— обветренную кожу, грубый шрам на скуле. Напротив него два охотника. Один, с бородой и в поношенной куртке, наклоняется ближе, стучит костяшками пальцев по столу и начинает говорить:
— Ты не поверишь, Андрюха… такое на себе испытал— и дьяволу не пожелаешь…
Он затягивается самокруткой, смотрит в угол, словно заново проживает тот момент. Голос у него хриплый, надтреснутый.
— Шёл я по кромке болота, выслеживал лося. Вдруг чую— в спину смотрят. Оглянулся— и всё, душа в пятки ушла… Медведица. Стоит, как из камня вырезанная, глаза в глаза смотрит. У меня рост— метр с кепкой, а она даже на четырёх лапах выше меня, двести кило весу.
Охотник выдыхает дым, проводит пальцами на рукаве, будто проверяет, цела ли ткань.
— Рука у неё медленно поднимается… И бац! По плечу! Я только почувствовал резкую боль— куртка разорвана когтями до локтя. Но удар— не до конца, проверочный, как будто она ещё думает, стоит ли меня рвать или нет.
Тут он осекается, замирает, будто снова в том самом моменте.
— В тот миг… Я ждал следующего удара. А он бы меня уже добил.
За окнами «Причала» воет ветер, и Андрей незаметно сжимает кулак на колене.
— Дальше что было? — негромко спрашивает он.
Охотник вздыхает, делает ещё глоток самогона.
— Дальше… было то, что запомнишь до конца дней.
*********
Охотник опустошает стакан, ставит его на стол с таким стуком, что хозяин за стойкой недовольно косится. Но тот не обращает внимания. Глаза его горят — то ли от самогона, то ли от воспоминаний.
— А дальше, братец, медведь… заговорил.
Второй охотник прыскает со смеху, качает головой.
— Ну, ты и врёшь, Саныч! Может, он ещё стихи читал? — Он скалится, но взгляд цепляет что-то в лице собеседника, и улыбка медленно тает.
Саныч медленно стягивает с себя бушлат, закатывает рукав. На левой руке — длинные, застарелые рубцы, идущие вдоль всей предплечья, будто когти вырывали куски мяса.
— Не веришь? А я вот там, в болоте, тоже не верил. Стоит, глядит на меня, пасть приоткрывает, а голос — будто в голове раздаётся, не снаружи. Говорит: "Ты один, а мне надо много. Или ты — жратва, или веди ко мне ещё двоих."
За столом воцаряется тишина. В дальнем углу мужики гулко бьются костяшками домино, за стойкой льется спиртное, но у их стола будто бы время остановилось.
— Ты, может, перепил тогда? — неуверенно бросает второй охотник, уже не такой весёлый.
Саныч качает головой.
— Так вот, выбрал я… — Он обводит собеседников взглядом, потом ухмыляется и делает паузу. — А вот чего я выбрал — не скажу.
Второй охотник фыркает, но глаза у него бегают.
— Да брось ты! Ещё скажи, что это медведь-оборотень был!
Саныч снова ухмыляется, но теперь в этом больше усталости, чем веселья.
— А хрен его знает… Может, и был.
Андрей всё это время молча слушает, не вмешивается. Только пальцы его медленно сжимают стакан, а в глубине глаз плещется что-то такое, чего никто в этом «Причале» не замечает.
*************
Андрей поднялся из-за стола, стараясь не спешить. Половицы под ногами отозвались скрипом, но в общем гуле «Причала» этого никто не заметил. Он двинулся к стойке, пробираясь между столами, за которыми мужики негромко переговаривались, жевали жареное мясо и хлестали самогон. В воздухе стоял густой запах копоти, дымного жира и чего-то кислого — давно пролитого спиртного.
За стойкой, вытирая мокрой тряпкой поцарапанную деревянную поверхность, стоял хозяин заведения. Он мельком взглянул на подошедшего.
— Чего надо?
Андрей достал из кармана мятую купюру, выпрямил пальцами и бросил её на стойку.
— Налей всем. За мой счёт.
Хозяин фыркнул, но деньги забрал быстро, будто опасался, что передумают. Взял бутылку с мутным самогоном, начал разливать по гранёным стаканам.
Андрей не стал ждать. Он развернулся и пошёл обратно к столу охотников.
Саныч, мрачный бородач в залатанной куртке, уже смотрел на него с прищуром. Его собутыльник, Валерка, наоборот, удивлённо поднял брови, крутя в пальцах самокрутку.
— Ну ты швыряешься, — сказал он, принимая стакан. — За что угощение?
Андрей поставил перед собой свой стакан, провёл пальцем по влажному ободку, будто раздумывая, и только потом поднял взгляд.
— Случайно подслушал ваш разговор.
Саныч молча кивнул, крутя стакан в руках.
— Медведь, который разговаривает, — продолжил Андрей. — Хорошая история. Но я тут не за сказками. Шкура бурого сейчас дорого стоит. Если он у вас и вправду есть — почему бы не сгонять?
Валерка прыснул, качнул головой.
— Вот так просто? Завтра идём к болоту за медведем? Ты вообще хоть раз на крупного ходил?
— Ходил, — коротко ответил Андрей. — Но сказками не интересовался. Мне деньги нужны.
Саныч пригубил самогон, покатал на языке, будто пробуя на вкус саму мысль.
— Если всё так, как я рассказывал… — протянул он.
— Если, — повторил Андрей.
Несколько секунд никто не говорил. Только в печи потрескивали угли, да за соседним столом кто-то шаркал ложкой по жестяной тарелке.
— Ладно, — сказал Саныч, отставляя стакан. — Завтра с утра двинем.
Валерка хотел было что-то сказать, но передумал. Лишь шумно выдохнул сквозь зубы и осушил свой стакан до дна залпом.
*********
Узкая дорога, раскисшая от недавнего дождя, тянулась между деревянными домами, крытыми ржавым железом. Где-то за избами слышалось кряхтение старого дизельного генератора, наполнявшего несколько домов слабым светом.
Андрей вместе с охотниками вышел из «Причала», шагнул на центральную улицу. Холодный ночной воздух обдал лицо запахами мокрой земли, гари и чего-то сладковатого, будто где-то жгли остатки прошлогоднего леса.
— Так что, Саныч, — Андрей затянулся папиросой и взглянул исподлобья. — Привёл ты медведю двоих? Или как выжил-то?
Саныч хмыкнул, застегнул куртку повыше и потёр ладонью небритый подбородок.
— Обманул я его. Ночью в деревню вернулся, а с утра ушёл в другой район, вообще в другую сторону. С тех пор и хожу живой, кантуюсь у приятелей.
— А если бы не поверил, что ты вернёшься?
— Да кто его знает, зверя этого… Сколько лет прошло, а всё слышу от охотников: кто-то в прицел его видит, да вблизи никогда.
— Может, почудилось?
— Да ну… — Саныч сплюнул в грязь. — Стрелять пробовали, да он, как заколдованный. Будто пуля его не берёт.
Они дошли до развилки. Валерка буркнул что-то про ранний подъём и ушёл в сторону своего дома. Саныч постоял немного, задумчиво огляделся, а потом тоже кивнул:
— Ну, бывай. Утром сходим. Вилы как оно мне надоело прятаться!
Андрей проводил его взглядом, потом свернул в сторону, где снимал комнату у старой бабки. Дом стоял в конце деревни, ближе к лесу, скрипел от ветра, будто живой.
Внутри пахло старым деревом, лекарственными травами и чем-то сырым. Андрей сбросил куртку на табурет, подошёл к окну, глянул в темноту.
Он приехал сюда неделю назад. По особому заданию от «Конторы».
*******
Утро в тайге начиналось медленно.
Сквозь спутанные кроны вековых кедров и ели пробивался рассеянный свет — тусклый, молочный, как через тонкую кисею. Воздух был неподвижен, влажен, пропитан запахами прелой хвои, земли, сырого мха и старых грибов. Где-то вдалеке глухо ухнул филин, отозвавшись на прощальный крик ночи, а в кустах с характерным всплеском соскочил в воду испуганный бобр.
Они шли по узкой звериной тропе. Ноги утопали в мягкой подстилке из прошлогодней хвои, в низинах лежал туман — белёсый, как пар над кипящим котлом. Дышалось тяжело, мокрый воздух лип к лицу, на куртках выступали мелкие капли.
Андрей шагал первым, держа в руках обрез двустволки. В старых солдатских сапогах уже набралось воды — болота здесь были коварные, топкие, обманчиво неглубокие. На плече висела потрёпанная «разгрузка», внутри которой лежали патроны и фляжка с самогоном — жидкостью, заменявшей в таких походах и согрев, и антисептик.
Саныч следовал за ним, перебрасывая из руки в руку карабин «Тигр» — переделку охотничьей СВД. На нём висела старая шинель с надорванным воротником, а на голове красовалась потрёпанная кепка, когда-то чёрная, теперь выцветшая до серого. В карманах брякали патроны — он специально брал с собой пачку бронебойных.
Валерка замыкал тройку. У него был старый добрый ТОЗ-34 — классическая двустволка, с которой охотились на уток и косуль. Куртка — охотничья, с нашитыми карманами под патроны, на ногах — кирзачи, повидавшие не одно поколение хозяев.
— Далеко ещё? — пробормотал Валерка, сплёвывая на землю.
Саныч лишь хмыкнул.
— Скоро.
Путь был не самым лёгким. Под ногами попадались буреломы, гнилые стволы деревьев, проросшие мхом и грибами. Иногда в кустах слышался осторожный шорох — возможно, зайцы или лисицы. Пару раз мелькнула тень — может, рысь, а может, и что-то крупнее.
— Держите ружья наготове, — негромко бросил Андрей.
Где-то впереди за болотом что-то хрустнуло.
Они замерли.
*******
Из кустов, ломая ветки, вылетела собака.
Андрей инстинктивно сжал обрез, но, когда разглядел, кто это, медленно выдохнул. Лайка. Среднего роста, серо-белая, с закрученным хвостом. Когда-то — крепкая, лоснящаяся, но теперь грязная, исхудавшая, вся в засохшей грязи и бурых разводах. Собака шаталась, тяжело дышала, но продолжала идти прямо к ним.
Андрей опустил ствол, но оставался настороже.
— Ну, что за…
Лайка подошла, тихо заскулив, ткнулась мордой в его сапог, будто искала защиты. Он нагнулся и тут же увидел страшное — на брюхе разорванная рана, в которой что-то торчало.
— Твою ж мать барбос…
Он присел, пальцами осторожно сдвинул грязную шерсть и понял: из дыры в животе выпала кишка. Она была уже засохшая, перемазанная землёй, будто собака бежала так не один час.
Саныч, заметив это, крепко выругался и шагнул ближе.
— Ну и черти что…
— Саныч, — Андрей поднял взгляд. — Ты не знаешь, чей это пёс? Ты же местный.
Старый охотник помедлил, осмотрел собаку внимательнее. Та слабо прижала уши, моргнула, но не отходила.
— Хрен его знает… — пробормотал он. — Морда знакомая, но хозяина не видно.
Валерка хмыкнул, уперев ружьё в плечо.
— Может, охотник где-то рядом.
Андрей кивнул, но сомнения точили изнутри. Если лайка ранена, где хозяин? Почему она одна? Почему бежит из той самой чащи, куда они направляются?
Он взял собаку за загривок, чуть поднял голову, заглянул в глаза. Те были мутные, усталые, но ещё живые.
— Если её так порвало, значит, что-то там есть, — медленно сказал он.
Саныч пригладил бороду, кивнул.
— Тогда готовимся.
Тишина повисла между деревьями. Тайга затаилась. Только лайка тяжело дышала у сапог Андрея.
************
Тайга. Час спустя.
Они вышли на поляну у подножия горы. Небо здесь казалось ниже, а воздух гуще. Сквозь серые облака пробивался бледный свет, окрашивая всё вокруг в тусклые, размытые оттенки. Тайга позади оставалась молчаливой и затаившейся, словно наблюдала.
Собаку оставили на кочке у болота. Андрей бросил последний взгляд на лайку. Та лежала, тяжело дыша, глаза её блестели лихорадочно, но она не скулила, не тянулась за уходящими. Казалось, понимала, что здесь её путь заканчивается.
— Может, пристрелим? — глухо спросил Валерка, передёрнув плечами.
Саныч помедлил, сплюнул в траву.
— Если выживет — подберём на обратном пути. Если не вернёмся — пусть сдохнет, как положено зверю.
Никто не возразил.
Дальше начиналась каменная осыпь. Сложенная природой груда скальных обломков уходила вверх, сливаясь с темнотой расщелин. У её подножия покоился массивный валун, испещрённый трещинами и лишайником. А под ним…
Зияла чёрная пасть.
Проход в пещеру был узким, неровным, будто его выгрызли когтями. Темнота внутри была густая, вязкая, как мазут, и даже снаружи от неё веяло липким холодом.
— Вот оно… — хрипло выдохнул Саныч.
Вокруг входа валялись обглоданные кости. Разноцветные, потрескавшиеся, они лежали среди мха и земли, кое-где разбросанные, а кое-где сложенные в жуткие нагромождения. Позвонки, лопатки, рёбра… Медведь, если он здесь жил, был старым. Опытным.
— Знаешь, что самое поганое? — глухо произнёс Валерка, разглядывая груду костей.
— Что? — спросил Андрей.
— Все эти кости… Они разного размера.
Андрей посмотрел внимательнее. Среди останков явно были не только лосиные или оленьи. Некоторые выглядели совсем мелкими. Человеческими.
В этот момент над поляной раздался резкий, хриплый крик.
Чёрный ворон, возникший будто из ниоткуда, пронёсся над головами, хлопая тяжёлыми крыльями. Он сел на выступ скалы чуть выше входа, вглядываясь в людей глазами-бусинами, словно оценивая.
— Хороший знак, — мрачно усмехнулся Саныч.
Никто не двинулся. Они стояли, слушая, как где-то в глубине пещеры капает вода.
— Ну что, — медленно сказал Андрей, взводя курки двустволки. — Идём?
Ответа не последовало. Но другого выбора не было.
*********
Именно сейчас почему то Саныч, как опытный охотник, решил поделиться своими знаниями:
— Медведи — твари всеядные, но падаль для них — особое лакомство. Найдя тушу, могут тащить её к своему логову и наслаждаться тухлятиной неделями. По помёту можно определить, что медведь наелся падали: он будет тёмного цвета, с остатками шерсти и костей.
Андрей слушал внимательно, не перебивая, впитывая каждое слово.
— Знай, что медведь на рану крепок, — продолжал Саныч. — Попадёшь не туда — уйдёт, и хрен его потом найдёшь. Лучше всего целиться за лопатку, где локтевой сгиб. Надёжен выстрел в спинной мозг или хребет, но попасть туда сложнее.
Андрей кивнул.
— Активны они чаще ночью, — продолжал Саныч, — но могут бродить и днём.
— И помни, — добавил Саныч, — если придётся стрелять, не суетись. Целься точно и бей наверняка. Медведь ошибок не прощает.
Андрей глубоко вздохнул, ощущая холодный пот на спине. Впереди их ждала неизвестность, и каждое слово Саныча могло стать решающим в этой смертельно опасной игре.
**********
Пламя шашки дрожало на влажных стенах, отбрасывая длинные, кривые тени. Запах в пещере был густым, терпким — сырой камень, гниющая шерсть, разлагающееся мясо. Где-то в глубине что-то капало — медленно, равномерно, будто счётчик времени, отмеряющий последние мгновения перед бурей.
А потом он вышел.
Медведь.
Тяжёлые лапы глухо ударялись о камень, когти царапали пол, глаза блестели в темноте. Он не рычал, не бросался, а просто шёл прямо на них, вырастая из мрака, как живая скала.
— Бей! — рявкнул Саныч, вскидывая карабин.
Первый выстрел оглушил пещеру. Пуля ударила в грудь зверя, но тот лишь дёрнулся, как от осинового сучка. Второй выстрел — по лопатке — тоже не свалил его.
Андрей не думал, просто нажал на спуск. Двустволка грохнула, осветив пещеру короткой вспышкой. Дробь впилась в шею медведя, сбила его в сторону.
Но он поднялся.
— Живучий ублюдок! — выдохнул Валера, меняя положение.
Ещё выстрел. Саныч выцелил голову, и на этот раз пуля пробила лобовую кость. Медведь рванулся, будто собрался напоследок броситься, но затем повалился на бок, загребая когтями воздух.
Секунда, две.
Тишина.
Они ждали, не двигаясь, пока зверь дёрнется в последний раз.
— Готов, — выдохнул Андрей, смахивая пот со лба.
— Вот и славно, — пробормотал Саныч.
********
Они выволокли тушу на открытое место, бросив её на влажную траву. Лес за их спинами молчал, словно ждал. Лишь ветер, холодный, настойчивый, пробирался между стволами, шевелил макушки елей, заставляя их шелестеть, будто перешёптываясь.
Саныч вытер лоб, кряхтя, опустился на колено. Остриё ножа скользнуло по густому бурому меху, оставляя после себя чёрную рассечённую линию. Кожа расползлась под нажимом, и в воздухе мгновенно повис густой запах парного мяса и ещё тёплой крови.
— Ну вот и всё, — тяжело выдохнул он, проводя лезвием дальше, разрезая ткань живота. — Долгая же была охота…
Кровь потекла по траве, стекла в ложбинку между камнями. Валера присел на корточки, потянулся к лапе зверя, рассматривая когти.
— Слушай, — вдруг произнёс Андрей, не сводя глаз с туши, — а ты говорил, что он огромный…
Саныч замер.
— Чего?
Андрей нахмурился, медленно поднял взгляд на охотника.
— Тот медведь… которого все боятся. Ты говорил, что он чернее ночи, размером с лошадь.
Саныч перевёл взгляд на тушу.
— И что?
— А этот… обычный. Да и мех не чёрный, а коричневый.
Наступило молчание. Валера выпрямился, посмотрел на обоих.
— Может, память врёт, — пробормотал Саныч, растирая виски. — Давнее дело, я тогда сам едва ноги унёс…
Валера хмыкнул, покачал головой.
— Нет, брат, тут что-то не так. Ты просто струсил. Увидел первого попавшегося медведя, пальнул — и давай домой, быстрее ноги уносить.
— Да иди ты… — Саныч отвернулся, но в голосе не было привычной уверенности.
Его рука сжимала нож, но он не двигался, словно сам ещё не до конца осознавал, что перед ним лежит.
— Давай разрежем дальше, — сказал Андрей.
Лезвие вспороло шкуру. Под кожей — жир, затем мышцы, потом влажные, розовые внутренности. Саныч раздвинул ткани, заглянул внутрь. И внезапно его пальцы судорожно сжались на рукояти ножа.
— Господи…
Андрей шагнул ближе.
— Что там?
— Это… детёныш.
Мир вокруг будто сжался. Даже ветер на миг стих, притихли птицы. Валера сглотнул.
— Ты хочешь сказать…
Саныч медленно выпрямился, чувствуя, как ледяная тяжесть стекает по позвоночнику.
— Что мы только что убили детёныша того самого медведя.
Слова повисли в воздухе, оседая вязким ужасом.
А потом раздался рёв.
Он пришёл из глубины леса, низкий, звериный, но… не совсем обычный. В нём было что-то чуждое, слишком разумное для зверя. Он проникал прямо в грудь, заставляя сердце замирать, а ладони покрываться холодным потом.
Земля под ногами дрогнула.
Саныч сделал шаг назад.
— Надо уходить.
Андрей медлил, но когда рёв повторился, уже намного ближе, все трое молча схватили оружие и бросились прочь, оставляя за собой остывающую тушу.
Лес ожил. Ветер загудел сильнее. Ворон, сидевший на ближайшем дереве, резко каркнул, сорвался с ветки и взмыл в небо.
Они бежали, понимая, что теперь на этой охоте их роль изменилась.
*********
Они заняли позиции выше по склону — удобное место, откуда можно было просматривать поляну и вход в пещеру. Камни под ногами были холодные, покрытые скользким мхом, но их не волновал ни ветер, ни неудобство. Главное — видеть первым.
Андрей лежал на брюхе, обхватив двустволку, выцеливал тёмный проём, откуда должен был появиться медведь. Саныч и Валера заняли места рядом, наготове, пальцы их были на спусковых крючках.
Но ничего не происходило.
Тишина висела над поляной, даже ветер не шелестел в кронах. Будто сама тайга затаила дыхание.
— Видишь? — шёпотом спросил Андрей.
— Ни хрена, — так же глухо ответил Саныч.
— Он здесь… — пробормотал Валера.
Секунды тянулись мучительно долго. И вдруг…
Крик.
Не звериный рёв. Не рычание. Человеческий, истошный, раздирающий душу крик.
Андрей дёрнулся, переворачиваясь на спину, и успел увидеть.
Громадная тень, больше лося, быстрее любого зверя, вырвалась из темноты.
Чёрный, чудовищно огромный медведь разом сомкнул пасть на горле Валеры, сдавливая его, как сухую ветку. Кровь хлынула потоком, окатив камни и руки Саныча.
Тот дёрнулся, но зверь уже был на нём.
Массивная лапа, вооружённая когтями, длинными, как ножи, прошлась по его телу одним движением.
Раздался влажный хруст костей.
Саныч не успел даже крикнуть.
Он рухнул в сторону, распоротый от плеча до таза, его внутренности вывалились на землю, забрызгивая камни.
Андрей остался один.
Но уже не было времени целиться, не было смысла поднимать ружьё.
Чёрная туша развернулась, два холодных глаза впились в него, и зверь, не теряя ни секунды, рванул вперёд.
Андрей успел лишь вскочить.
И мир погас.
Последнее, что он почувствовал, — удар. Что-то огромное навалилось на него, сбило с ног.
Перед глазами вспыхнул белый свет, а затем…
Темнота.
********
Андрей очнулся от запаха.
Он был тяжёлый, липкий, как разлагающаяся плоть. Густая, горячая вонь заполнила лёгкие, въелась в кожу, будто она здесь, в этом месте, пропитывала сам воздух.
Он не сразу понял, где находится.
Пещера. Холодный, влажный камень под спиной. Тусклый, неровный свет капающих с потолка капель, поблёскивающих в жиже, что стекала по скользким стенам.
А потом он услышал их.
Шорох, хруст, хриплое дыхание.
Андрей замер.
Прямо напротив него, в нескольких шагах, кучка медведей сгрудилась вокруг чего-то, рвали мясо, отрывали куски, хрустели костями. Жрали.
Он не сразу разглядел, что именно.
Кровавые ошмётки, что-то светлое, что-то розовое — и только потом он увидел руку.
Ещё в рукаве.
Валера.
Андрея вывернуло. Но в голове что-то щёлкнуло — инстинкт. Он не шевельнулся.
А потом заметил его.
Наверху, на возвышении из тёмного камня, на чёрном троне сидел он.
Медведь.
Не зверь.
Не человек.
Что-то иное.
Чернее ночи, масса живой тени, огромный, как легенда. Лапы, покрытые старыми шрамами, когти, больше ножей. В глазах разум.
И в зубах…
Он ел.
Позвоночник.
Громадные клыки разрывали останки. Хруст — он грыз, перемалывал позвонки.
Андрей разглядел.
На конце позвоночника ещё оставалась голова.
Пустые, остекленевшие глаза, половина лица обглодана до кости, но он узнал Саныча.
Андрей не мог закричать. Не мог двигаться.
Он смотрел, как чёрный медведь лениво разжёвывал кость, как языком облизал окровавленное мясо, и, наконец, поднял голову.
Смотрел прямо на него.
И заговорил!
Голос был старый, глубокий:
— Он привёл еду. Долго… но всё же привёл.
Андрей не моргал.
— Можно, конечно, ловить всех подряд, — медведь отложил остатки кости, перекатил её в лапах. — Но тогда двуногие придут с огнём, как раньше, когда мы были сильны. Как в те старые времена, когда в Руси нас звали Убырями, когда жрецы рисовали наши облики на камнях.
Он улыбнулся.
Это было самое страшное.
Губы разошлись, обнажая клыки, блестящие от крови.
— Но он привёл двоих. Значит, ты понял как это работает.
Андрей не дышал.
— Так что выбор твой, охотник. — Гигант поднялся, расправил плечи, огромный, как гора. — Ты становишься жертвой… или приводишь ещё двух.
Медведи замерли.
Ждущие.
Слушающие.
Андрей смотрел на останки Саныча.
На обглоданную кость.
И делал выбор.
*****************************************************************************
П.С.
Интересно, что в некоторых славянских поверьях медведь ассоциировался с человеком, наказанным за свои грехи. Считалось, что медведь обладает человеческими чертами: глаза, ступни и пальцы схожи с человеческими. Эти представления отразились в различных обрядах и традициях, где медведь выступал как существо, обладающее сверхъестественными способностями.