Найти в Дзене

Отдал сестре часть себя… а потом узнал, что обрёк себя на страшную судьбу

Оглавление

Даниил тяжело привалился к стене в прихожей родительской трёхкомнатной квартиры. Руки, огрубевшие от многолетней работы у станка, нещадно саднили после смены. Октябрьский ветер с Урала пронизывал насквозь панельные дома на окраине Оренбурга, гоняя мокрые листья по пустынным улицам. Где-то вдалеке гудел очередной поезд, идущий в Казахстан – привычный звук для их района около вокзала.

"Ты совсем совесть потерял? Марине процедуры нужны, а ты что? На завод свой убежал!" – Варвара Семёновна нервно поправляла седые волосы, собранные в строгий пучок. Привычка учительницы музыки держать спину прямо и отчитывать нерадивых учеников осталась при ней даже после выхода на пенсию из детской школы искусств на проспекте Победы.

"Мам, мне семью кормить надо. На одну твою пенсию не проживём," – Даниил устало потёр шею. Пятнадцать лет у станка на механическом заводе давали о себе знать.

"А то, что сестра твоя родная колесами этими скрипучими мучается – тебе пофиг?" – мать швырнула полотенце на стол. – "Знаешь, сколько стоит новая коляска? А массаж? А лекарства?"

Из комнаты Марины доносились звуки сериала. В свои двадцать она так и не закончила институт – болезнь накрыла на втором курсе филфака ОГУ. Теперь её мир сузился до экрана ноутбука да редких вылазок во двор, когда Даниил находил время.

"Дань, – позвала Марина, – принеси попить, а?"

"Сейчас, сестрёнка," – он двинулся на кухню.

"И бутеры захвати! С колбаской!" – в голосе сестры проскользнули задорные нотки. Несмотря на болезнь, она старалась не раскисать.

Анатолий Петрович сидел за кухонным столом, покрытым клеёнкой в выцветший цветочек. Перед ним стояла початая бутылка "Пшеничной".

"Ишь ты, разбаловали девку," – проворчал он, опрокидывая стопку. – "В наше время в армии..."

"Толя, прекрати!" – оборвала его Варвара Семёновна, гремя кастрюлями. – "Только и можешь, что критиковать. Лучше б дочери помог, чем водку хлестать!"

"А чё я? Я ж не против. Данька, сынок, налей бате!"

"Пап, хорош. Ты ж обещал..." – Даниил поморщился, глядя на помятое лицо отца. Былая военная выправка давно исчезла, сменившись отёчностью и вечным запахом перегара.

"Вот! Слышь, Варь? Сын родной стакан не наливает! А я, между прочим, о Маринке забочусь! Вон, слышу – есть просит. Значит, живая!"

Скрытые Тревоги: Болезнь и Забота

Марина вздохнула в своей комнате. Через тонкие стены всё было слышно.

"Данечка," – позвала она, когда брат принёс еду, – "знаешь, я тут на форуме познакомилась... Там клиника в Германии..."

"Опять ты за своё," – Даниил присел на край кровати, осторожно придерживая бутерброд у губ сестры. – "Мы же обсудили – таких денег..."

"Нет, ты послушай!" – в голубых глазах Марины вспыхнул огонёк. – "Там программа новая. Экспериментальная. Берут не всех, но у меня есть шанс! Представляешь? Я смогу сама..."

Её прервал грохот из кухни. "Толя, куда попёрся?! Упадёшь!" – крик матери эхом разнёсся по квартире.

"К дочери иду! Имею право!" – отец, пошатываясь, появился в дверях комнаты. – "Маринка, доча... Ты это... Не слушай мать. Я ж тебя люблю. Вот пенсию получу..."

"Пап, иди приляг," – Даниил встал между отцом и сестрой. От Анатолия Петровича разило перегаром.

"Ты мне не указывай! Я - полковник! Я..."

"Да какой ты полковник?!" – взорвалась Варвара Семёновна, влетая в комнату. – "Майором вышел в отставку, и то по пьянке! Марине и без твоих концертов тошно!"

Даниил почувствовал, как сестра дёрнула его за рукав. "Не надо, пусть уйдёт," – прошептала она.

"Вот! Все против меня!" – отец попятился к двери, задев коляску. Та скрипнула и качнулась. – "Родная дочь... и та..."

"Пап, давай я провожу," – Даниил шагнул к отцу, но тот оттолкнул его руку.

"Сам дойду! До своей комнаты... дойду..."

Когда шаги отца стихли, Марина закусила губу: "Знаешь, что самое страшное? Я его понимаю. Он ведь правда любит. Просто не знает – как."

"Так, всё!" – Варвара Семёновна решительно одёрнула фартук. – "Даня, завтра выходной у тебя?"

"Нет, мам. Сверхурочные взял. Надо же..."

"Опять?! А кто с сестрой будет? У меня репетиторство! Я хоть копейку..."

"Мама!" – голос Марины зазвенел. – "Прекрати! Я не кукла, с которой нужно сидеть! Я..."

Внезапно её лицо исказилось от боли. Пальцы впились в подлокотники коляски.

"Маринка!" – Даниил рванулся к сестре. – "Опять спазмы?"

"Скорую! – крикнула мать, хватаясь за телефон. – "Нет, стой... У нас же обезболивающие кончились! Аптека... Даня, сбегай!"

"Не надо," – сквозь зубы процедила Марина. – "Сейчас пройдёт. Я же говорю – в той клинике..."

"Господи, да нет у нас таких денег!" – Варвара Семёновна опустилась на стул. – "Думаешь, я не узнавала? Знаешь, сколько стоит? Миллионы! А у нас..."

Риск Ради Надежды

Даниил молча смотрел на сестру. В голове крутилась мысль о заводском пропуске, который он прятал в старом пиджаке. О ночной смене в литейном цехе, куда его звал старый друг. Грязная работа, опасная. Но платили вдвое больше...

"Мам," – он повернулся к матери. – "А сколько нужно на первый взнос?"

"Даня, нет!" – Марина дёрнулась в коляске. – "Я знаю, о чём ты думаешь. Серёга с литейки уже предлагал? Ночные смены?"

"Откуда ты?.."

"Я всё слышу, Дань. Через стены. И как ты ночами не спишь, и как с заводскими по телефону шепчешься..."

Варвара Семёновна замерла между детьми: "Какие ещё ночные смены? В литейном? Да ты с ума сошёл! Там же..."

Её прервал грохот из родительской спальни. Звон разбитого стекла. Испуганный крик отца:

"Варя! Даня! Кто-нибудь!"

Даниил рванул на крик. Анатолий Петрович лежал на полу среди осколков. Рядом валялась пустая бутылка.

"Пап, ты как?" – Даниил опустился на колени рядом с отцом.

"Сынок... прости..." – из глаз отца покатились пьяные слёзы. – "Я же всё помню... Как Маринку из роддома взял... Как на руках носил... А теперь вот... не могу..."

"Толя, что ты устроил?!" – Варвара Семёновна кинулась вытирать кровь с его виска. – "Давай в больницу..."

"Никакой больницы!" – отец попытался встать. – "Я же офицер... был..."

"Дань," – тихий голос Марины из комнаты. – "Я слышала про литейку. Там в прошлом году двое человека погибли. Не надо, слышишь? Я лучше так... Только не делай глупостей."

Даниил смотрел на дрожащие руки отца, на испуганное лицо матери, вслушивался в голос сестры. Пропуск в литейный цех жёг карман через ткань пиджака.

"Сто пятьдесят тысяч," – вдруг сказал он. – "На первый взнос. Я узнавал."

"Господи, да где же..." – начала мать.

"Я справлюсь," – Даниил поднялся. – "Только давайте без этого цирка. Пап, ты завязывай. Мам, хватит причитать. Марин... а ты готовь документы."

"Сынок," – Анатолий Петрович схватил его за руку. – "У меня там... в гараже... Есть заначка. Немного, но..."

"Толя, ты что?" – Варвара Семёновна застыла с окровавленной салфеткой в руках.

"Квартиру..." – глухо сказал Даниил. – "Можно под залог..."

"Совсем сдурел?!" – мать всплеснула руками. – "А жить где?"

"Я всё продумал. Серёга говорит, за месяц в литейке можно..."

Звук удара прервал его. Это Марина со всей силы хлопнула ладонью по подлокотнику коляски.

"Нет! – её голос дрожал. – "Я не позволю! Ты что, не понимаешь? Мне не нужно исцеление такой ценой! Я не хочу, чтобы ты... чтобы ты..."

"Дочка, тише," – Варвара Семёновна метнулась к ней. – "Давление подскочит..."

"Пусть! – Марина оттолкнула руку матери. – "Пусть лучше я умру, чем..."

"Замолчи!" – рявкнул Даниил. Впервые за долгие годы он повысил голос на сестру. – "Никто не умрёт! Я всё решил. Завтра иду в ночную смену."

"Нет..." – Марина побледнела. – "Нет, прошу... Дань, помнишь, ты обещал? Тогда, пять лет назад, когда я только заболела... Ты обещал, что всегда будешь рядом. А если... если в литейке... Кто тогда будет рассказывать мне дурацкие истории с завода? Кто будет таскать меня на коляске в парк? Кто..."

Ломка Стереотипов

Анатолий Петрович, пошатываясь, встал с пола:

"Я полковник... то есть майор... У меня же награды есть! Продам! И гараж продам! И..."

"Папа, сядь!" – в голосе Марины зазвучали слёзы. – "Господи, да почему вы все... Я не хочу никакого лечения! Слышите? Не хочу!"

"Маришка," – Даниил опустился перед сестрой на колени. – "Ты же сама про клинику начала..."

"Потому что думала... думала, может, какой-то грант... или программа... А не вот это вот всё! Не ценой твоей жизни!"

"Дань," – отец вдруг заговорил непривычно трезвым голосом. – "А сколько там... в литейке?"

"Пять за смену. В месяц выйдет около ста двадцати чистыми, если без больничных," – Даниил старался говорить спокойно, но голос предательски дрогнул. – "Серёга говорит, за квартал можно и на премию выйти..."

"Нет!" – Марина дёрнулась в коляске так, что та проехала вперёд. – "Серёга рассказывал, как там Петровича обварило! Как..."

"А что делать?!" – Даниил резко встал. – "Что, Марин? Смотреть, как ты мучаешься? Считать копейки на лекарства? Ждать, пока..."

Звук пощёчины разрезал воздух. Варвара Семёновна стояла перед сыном с занесённой рукой:

"Не смей! Слышишь? Не смей так с сестрой!"

В повисшей тишине было слышно, как за окном завывает ветер. Где-то вдалеке просигналил поезд – последний рейс до Актобе.

"Ты пойми," – Даниил говорил тихо, держась за покрасневшую щеку, – "если сейчас не начать... Первый взнос – это только начало. Потом реабилитация, перелёты... Это всё деньги, мам. Большие деньги."

"Сынок," – Анатолий Петрович тяжело опустился на стул. – "А ты... это... уверен там насчёт литейки?"

"Уверен, пап. Три месяца – и соберём на первый взнос. Потом можно..."

"Нет!" – Марина снова с силой ударила по подлокотникам коляски. – "Я не позволю! Ты же сам рассказывал – там люди горят заживо! Металл... он же... А страховки нет! Серёга говорил – если что, семье даже компенсацию не..."

"Замолчи!" – Даниил грохнул кулаком по столу. Чашки подпрыгнули, расплескивая чай. – "Просто замолчи! Ты думаешь, я не вижу, как тебе больно? Как ты ночами плачешь? Как..."

"Лучше бы я умерла тогда," – прошептала Марина. – "Сразу. Чтобы не мучить никого."

"Доченька," – Варвара Семёновна рванулась к ней, но Даниил оказался быстрее.

"Никогда," – он опустился перед сестрой на колени, сжимая её безвольные руки. – "Слышишь? Никогда так не говори. Я всё сделаю. Я..."

Свет в Конце Туннеля

Звонок в дверь заставил всех вздрогнуть. На пороге стоял Серёга – помятый, с красными от недосыпа глазами.

"Дань," – он тяжело дышал, словно бежал по лестнице. – "Там это... В литейке... Петрович не выкарабкался. Только что узнали..."

Марина вскрикнула. Варвара Семёновна схватилась за сердце.

"Как?" – только и смог выдавить Даниил.

"Третья степень... восемьдесят процентов... Врачи две недели боролись," – Серёга привалился к дверному косяку. – "Слышь, Дань... Я это... Насчёт ночных смен... Забудь. Не приходи завтра. Я сам не пойду. К чёрту такие деньги."

"Уйди," – тихо сказала Марина. – "Уйди, Серёж. Пожалуйста."

Входная дверь хлопнула. Тишина обрушилась на квартиру, как бетонная плита.

"Вот и всё," – Даниил медленно достал из кармана пропуск в литейный цех. – "План не сработал."

"Сынок," – Анатолий Петрович вдруг встал, пошатываясь не от водки, а от какой-то внутренней решимости. – "А ведь я... я же знаю, где деньги взять можно."

"Папа, нет!" – Марина подалась вперёд. – "Я знаю, о чём ты думаешь! Медали свои не смей! Это же память! Это..."

"Память?" – отец горько усмехнулся. – "А ты – живая. И мучаешься. Какая на хрен память дороже родной дочери?"

"Толя," – Варвара Семёновна схватила мужа за рукав. – "Одумайся! Это же всё, что у тебя осталось! Ты же..."

"Нет," – Даниил встал между ними. – "Никто ничего не будет продавать. И в литейку я не пойду. Потому что..."

Он не договорил. В тишине отчётливо прозвучал скрип колёс – Марина развернула коляску и двинулась к своей комнате.

"Всё," – её голос звучал непривычно твёрдо. – "Я написала в клинику. Отказываюсь от программы. Хватит."

"Марин..."

"Я сказала – хватит! Видеть не могу, как вы убиваете себя! Пап, твои медали – это твоя честь. Дань, я не переживу, если с тобой... как с Петровичем. А ты, мам... Прости. Прости, что я такая обуза."

На Грани

Марина захлопнула дверь своей комнаты. Щелчок замка прозвучал как выстрел.

"Господи," – Варвара Семёновна опустилась на стул. – "Что же делать-то?"

Даниил молча смотрел на закрытую дверь. Потом медленно достал телефон, набрал номер.

"Алё, Михалыч? Да, я. Слушай, там насчёт квартиры... Да, однушка в Степном... Сколько дадут?"

"Даня, ты что?!" – мать вскочила. – "Это же твоя квартира! Единственное, что есть!"

"Тихо, мам," – он зажал трубку рукой. – "Да, Михалыч, я слушаю... Через неделю? Нормально... Да, документы готовы."

Анатолий Петрович вдруг выпрямился, как на плацу:

"Нет, сын. Не пойдёт. Моя очередь."

Он прошёл в спальню, загремел чем-то в шкафу. Вернулся с потёртой коробкой:

"Вот. Здесь всё. И ордена, и...," – он сглотнул, – "и часы именные. От командующего."

"Пап..."

"Молчи! Я всё решил. Я же... я же отец. А какой я отец, если..."

Скрип кресла в комнате Марины заставил всех замолчать. Потом глухой стук.

"Маринка!" – Даниил рванулся к двери. Заперто. – "Открой! Немедленно открой!"

Тишина.

"Мама, ключ! Быстро!"

Варвара Семёновна кинулась в коридор, загремела ящиком комода. Трясущимися руками протянула связку.

Когда дверь распахнулась, Даниил замер на пороге. Коляска стояла пустая. Марина лежала на полу, рядом валялась опрокинутая банка с таблетками.

"Скорую!" – рёв Даниила потряс стены. – "Мама, скорую!"

"Я... я не хочу быть якорем," – едва слышно прошептала Марина. – "Отпустите меня... пожалуйста..."

"Нет!" – он подхватил сестру на руки. Такая лёгкая, почти невесомая. – "Держись, слышишь? Держись!"

"Приедут через семь минут!" – голос матери дрожал. – "Толя, воды! Быстро!"

"Знаешь," – Марина слабо улыбнулась, глядя на брата мутнеющими глазами, – "а я ведь помню... как ты меня в первый класс вёл... Косички заплетал... Криво, но я не говорила..."

"Молчи, дурочка," – слёзы капали на её бледное лицо. – "Молчи, береги силы."

"Прости меня... за всё..."

"Маринка!" – Даниил встряхнул безвольное тело. – "Не спать! Слышишь? Не смей спать!"

Выбор без Выбора

Сирена скорой разорвала октябрьскую ночь. Топот ног по лестнице. Чьи-то команды.

"Передозировка барбитуратов... Давление критическое... Готовьте промывание..."

"Это моя вина," – Анатолий Петрович стоял в дверях, держась за косяк. – "Моя... Если бы я не пил... Если бы помогал... Если бы..."

"Увезли," – Варвара Семёновна опустилась на пол рядом с пустой коляской. – "Господи, да за что же..."

Даниил молча смотрел на опустевшую комнату. На разбросанные по полу таблетки. На начатое письмо на столе: "Простите меня. Так будет лучше для всех..."

"Нет," – он сжал кулаки. – "Не будет. Я не позволю."

Больничный коридор встретил их казённой тишиной. Только писк приборов за дверью реанимации нарушал безжизненный покой.

"Родственники Марины Соколовой?" – усталый врач вышел к ним под утро. – "Мы сделали всё возможное. Состояние стабилизировалось, но..."

"Что?" – Варвара Семёновна вцепилась в рукав халата. – "Говорите!"

"Препараты сильно повредили печень. Без трансплантации... У вас в семье есть совместимые доноры?"

Даниил шагнул вперёд:

"Я. Проверяйте меня."

"Молодой человек, это серьёзное решение. Операция сложная, реабилитация долгая. Работать сможете не скоро..."

"Проверяйте," – повторил он твёрже. – "Прямо сейчас."

"Сынок," – Анатолий Петрович положил руку ему на плечо. Впервые за много лет от него не пахло спиртным. – "А давай... давай вместе проверимся? Вдруг я подойду?"

"Нет, пап. Ты же... У тебя же..."

"Знаю. Цирроз в начальной стадии. Думаешь, не понимаю? Но я завяжу. Клянусь своими орденами – завяжу. Только пусть Маринка живёт."

"К сожалению," – врач покачал головой, – "с заболеваниями печени донором быть нельзя."

Варвара Семёновна беззвучно плакала, прижимая к груди сумочку с документами дочери.

"Мам," – Даниил обнял её за плечи. – "Иди домой. Отдохни. Я останусь."

"А работа?"

"Уволюсь. Найду что-нибудь... потом. Сейчас главное – Маринка."

"Сын," – голос отца дрогнул. – "А давай я это... пока ты в больнице будешь... квартиру нашу разменяем? На однушку и комнату в коммуналке? Деньги останутся, на лекарства хватит..."

"Нет, пап. Не надо больше жертв. Хватит."

Неразрывные Узы

Через неделю анализы подтвердили – Даниил подходит как донор. В палате реанимации Марина впервые открыла глаза.

"Зачем?" – её голос был едва слышен. – "Зачем вытащили?"

"Молчи," – Даниил сжал её исколотую капельницами руку. – "Просто молчи и слушай. Я донор. Понимаешь? Я подхожу."

"Нет..." – слёзы покатились по её щекам. – "Я не позволю... Ты не сможешь работать... Станешь инвалидом, как я..."

"Заткнись!" – он почти крикнул, но осёкся, увидев испуганный взгляд медсестры. – "Прости. Просто... послушай. Помнишь, ты говорила про долг? Так вот, это не долг. Это выбор. Мой выбор. И я его сделал."

В коридоре послышались знакомые шаги. Анатолий Петрович вошёл, держа в руках потёртую папку.

"Доча," – он присел у кровати. – "Я тут... это... Военкомат обошёл. Справки поднял. За Афган мне компенсация положена. Неполученная. И пенсию пересчитают..."

"Папа," – Марина попыталась приподняться. – "Ты..."

"Да, дочка. Завязал. Две недели уже. И это... прости меня. За всё прости."

Варвара Семёновна зашла следом, неся термос с бульоном:

"Толя, ты представляешь... В школе узнали. Помнишь Нину Павловну? Она теперь завучем. Говорит, место концертмейстера освободилось. Неполный день, но всё же..."

"Прекратите," – Марина закрыла глаза. – "Прекратите меня спасать. Я не стою..."

"Стоишь," – Даниил стиснул её ладонь. – "Ты правда думаешь, что мы живём только из чувства долга? Что возимся с тобой по обязанности? Глупая. Ты просто не видишь..."

"Чего?"

"Как мы без тебя не можем. Совсем. Вот папа – две недели не пьёт. Первый раз за сколько лет? Мама на работу возвращается. А я..."

"А ты станешь инвалидом."

"А я наконец перестану убегать. От себя, от вас, от жизни. Всё, сестрёнка. Решение принято."

День операции наступил внезапно, как приговор. Даниил лежал на каталке, глядя в белый больничный потолок. Где-то рядом, в соседней операционной, готовили Марину.

"Время прощаться," – сказала медсестра.

Варвара Семёновна наклонилась к сыну, перекрестила дрожащей рукой. Анатолий Петрович стоял рядом, сжимая в кулаке свою офицерскую фуражку.

"Я горжусь тобой, сынок," – хрипло сказал он.

Двери операционной закрылись. Последнее, что увидел Даниил – заплаканное лицо матери и прямую, как струна, спину отца.

Цена Самоотверженности

Очнулся он от острой боли и писка приборов.

"Очень хорошие показатели," – голос хирурга звучал откуда-то издалека. – "Обе операции прошли успешно..."

"Марина?" – первое, что спросил он.

"Пока без сознания, но жизненные показатели в норме. Орган приживается хорошо."

Даниил попытался повернуть голову – и не смог. Тело налилось свинцовой тяжестью.

"А я... я когда смогу встать?"

Врач замялся:

"Понимаете... Во время операции возникли осложнения... Небольшое кровоизлияние в спинной мозг... Мы сделали всё возможное, но..."

"Что?" – Даниил похолодел. – "Говорите!"

"Вероятно, функции нижних конечностей... Нам придётся работать над реабилитацией..."

Даниил закрыл глаза. В памяти всплыли слова Марины: "Станешь инвалидом, как я..."

"Когда... когда можно будет увидеть сестру?"

"Пока рано. Но есть кое-что ещё..." – хирург помедлил. – "Анализы показали... У вас обнаружены изменения в клетках печени. Те же, что у сестры. Генетика. Это вопрос времени..."

Даниил усмехнулся разбитыми губами:

"Вот и всё, да? Теперь мы точно будем вместе. До конца."

За окном выл октябрьский ветер. В палате интенсивной терапии одной из больниц Оренбурга лежал человек, променявший свои ноги на жизнь сестры, только чтобы узнать, что судьба всё равно возьмёт своё. Просто чуть позже...

Если вам понравилось, нажмите на палец вверх и поделитесь в соцсетях с помощью стрелки. С уважением, @Алекс Котов.

РЕКОМЕНДУЕМ ПРОЧИТАТЬ