Найти в Дзене

Муж плюнул мне в лицо, но я не стала это терпеть

— Ты меня не слышишь, когда я говорю? — голос Олега прорезал тишину кухни. Его пальцы сжимали стакан с виски так сильно, что костяшки побелели. — Я слышу тебя, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Любое колебание, любая дрожь — и он набросится, как хищник, почуявший слабость. Часы на стене показывали почти полночь. Я устала. Так устала, что даже страх притупился, сменившись тягучей апатией. Разбитая тарелка на полу — осколки сияли в тусклом свете лампы. Очередная. В этом месяце уже третья. Или четвёртая? Я сбилась со счёта. Когда-то я любила эти тарелки — синий орнамент по краю, изящная форма. Когда-то я любила и Олега. Может быть, даже сильнее, чем следовало. Любила так, что не заметила, как любовь превратилась в привычку терпеть. — Ты меня не уважаешь, — процедил он, делая глоток. — Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня? Как будто я — ничтожество. Я покачала головой. Бессмысленно отрицать. Бессмысленно соглашаться. В этой игре невозможно выиграть — правила меня

— Ты меня не слышишь, когда я говорю? — голос Олега прорезал тишину кухни. Его пальцы сжимали стакан с виски так сильно, что костяшки побелели. — Я слышу тебя, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Любое колебание, любая дрожь — и он набросится, как хищник, почуявший слабость.

Часы на стене показывали почти полночь. Я устала. Так устала, что даже страх притупился, сменившись тягучей апатией. Разбитая тарелка на полу — осколки сияли в тусклом свете лампы. Очередная. В этом месяце уже третья. Или четвёртая? Я сбилась со счёта.

Когда-то я любила эти тарелки — синий орнамент по краю, изящная форма. Когда-то я любила и Олега. Может быть, даже сильнее, чем следовало. Любила так, что не заметила, как любовь превратилась в привычку терпеть.

— Ты меня не уважаешь, — процедил он, делая глоток. — Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня? Как будто я — ничтожество.

Я покачала головой. Бессмысленно отрицать. Бессмысленно соглашаться. В этой игре невозможно выиграть — правила менялись с каждым его выдохом, с каждым новым глотком алкоголя.

— Олег, давай поговорим завтра. Ты пьян.

Его лицо исказилось.

— Я пьян? Я пьян?! — стакан полетел в стену, разбиваясь на десятки осколков. Виски потекло по обоям, которые я так старательно выбирала три года назад.

Всего три года, а кажется — вечность.

— Ты считаешь меня алкашом? — он сделал шаг ко мне. — Ты, которая сидит на моей шее? Ты, которая без меня — никто?

Я молчала. Слова были бесполезны. Они никогда не достигали цели — разбивались о его самолюбие, его гнев, его уверенность в своей правоте.

Он ухмыльнулся, глядя на моё молчание.

— Что, сказать нечего? — его дыхание обжигало мне лицо запахом виски и злости. — Знаешь, почему? Потому что я прав. Всегда прав.

А потом произошло то, чего никогда не случалось раньше.

Он плюнул. Прямо мне в лицо.

Время остановилось.

Я почувствовала тёплую влагу на щеке. Всё внутри замерло — дыхание, сердце, мысли. Будто кто-то нажал на "паузу" в фильме моей жизни.

А Олег смотрел с какой-то жуткой смесью торжества и презрения. В его глазах читалось удовлетворение человека, который наконец-то поставил точку в споре. Окончательную, неоспоримую.

— Ну и что? — усмехнулся он, видя, как я застыла. — Ты же всё стерпишь. Как всегда.

Я медленно подняла руку и вытерла лицо рукавом свитера. Без истерики. Без криков. Без слёз.

И вдруг ощутила странное спокойствие. Словно что-то щёлкнуло внутри, перемкнуло провода. То, что связывало меня с этим человеком — оборвалось. Чисто и окончательно.

Я посмотрела на него — и Олег замер. Что-то в моём взгляде заставило его отступить на полшага.

— Что? — спросил он с нотками неуверенности.

Я развернулась и вышла из кухни. Не сказав ни слова. Не обернувшись. Не хлопнув дверью.

— Ты куда? — его окрик догнал меня в коридоре.

Я не ответила. Мои руки уже открывали шкаф, доставая чемодан, который купила в прошлом году для поездки к маме. Поездки, которую Олег отменил в последний момент, потому что "мне не нравится твоя мать".

Я складывала вещи методично, почти автоматически. Только самое необходимое. Документы. Две смены одежды. Зарядка для телефона. Зубная щётка. Крем для лица.

Мир вокруг обрёл неожиданную чёткость. Каждая вещь, каждый звук казались отчётливыми, словно я годами ходила с затуманенным взглядом, а теперь кто-то протёр мне глаза.

Олег появился в дверях спальни — его грузная фигура заполнила проём. Он стоял в дверях, и его лицо менялось — недоверие, замешательство, и эта особая, знакомая мне до боли гримаса, когда он понимал, что теряет контроль.

— Господи, Даш, ты серьёзно что ли? — он хмыкнул, сбавив тон, словно перед ним был обиженный ребёнок. — Ну перегнул палку, с кем не бывает. Ты же понимаешь — завелся просто.

Я методично складывала косметичку, проверяя, не забыла ли таблетки. Его слова проходили сквозь меня, как через пустую комнату.

— Эй! — он щёлкнул пальцами, будто подзывая официанта. — Я, вообще-то, с тобой разговариваю.

Замок чемодана щёлкнул с металлическим звуком — окончательным, как приговор.

— Ты куда на ночь глядя собралась? — в его голосе уже проскальзывали нотки растерянности, тревоги. Олег ненавидел непредсказуемость. — Три часа ночи, ты в своём уме?

Я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза:

— Знаешь, есть моменты, когда время суток — последнее, о чём имеет смысл беспокоиться, — мой голос звучал так спокойно, что я сама его не узнала.

— Хватит придуриваться, — его тон стал жёстче. — Ты никуда не пойдёшь.

— Я ухожу, Олег.

— И куда? — он усмехнулся, но в усмешке была нервозность. — У тебя ничего нет. Денег — нет. Жилья — нет. Ты никто без меня.

Я впервые за этот вечер улыбнулась.

— Посмотрим.

Я взяла чемодан, сумочку с документами и телефоном. Он дёрнулся ко мне, пытаясь схватить за руку.

— Даша, хватит!

Я отшатнулась — не из страха, а из отвращения. Его прикосновение вызвало во мне такую волну брезгливости, что я едва сдержала тошноту.

— Не прикасайся ко мне. Никогда больше.

Что-то в моём голосе заставило его замереть. Я прошла мимо, чувствуя, как он сверлит меня взглядом. В прихожей я надела пальто, взяла ключи от машины.

— Ты пожалеешь, — сказал он, стоя в конце коридора. — Дурочка. Думаешь, ты кому-то нужна? Кроме меня?

Я обернулась у самой двери. Посмотрела на человека, с которым прожила восемь лет.

— Знаешь, что самое страшное, Олег? Что ты абсолютно прав. Я никому не нужна. Даже себе. Но сегодня это меняется.

Я закрыла за собой дверь, отрезая его ответ. Спустилась по лестнице, вышла на улицу. Прохладный ночной воздух ударил в лицо, и я глубоко вдохнула, наполняя лёгкие. Впервые за годы я почувствовала себя живой. Настоящей. Свободной.

Прошел год. Я сидела у окна своей маленькой съёмной квартиры, наблюдая, как медленно опускаются сумерки на город. В чашке остывал чай с мятой — я раньше никогда не пила такой, Олег не переносил запах мяты. Теперь это мой любимый.

Первые недели после ухода были самыми трудными. Олег звонил каждый час — сначала с угрозами, потом с извинениями, потом снова с угрозами. Я поменяла номер телефона, но он нашёл меня через общих знакомых. Приходил к временной работе, которую я нашла через неделю поисков. Однажды подкараулил у подъезда.

Все его попытки разбивались о глухую стену моего отстранения. Я не боялась его. Не ненавидела. Не любила. Он просто перестал существовать для меня.

А потом появилась Ирина — новая соседка по лестничной клетке. Мы разговорились случайно, в очереди в местном магазине. Она работала директором небольшого рекламного агентства и искала ассистента. Сейчас я уже выросла до менеджера проектов.

Утренний ритуал стал для меня чем-то вроде проверки — я встаю перед зеркалом и вглядываюсь в собственное лицо, как в карту незнакомой местности. Кто эта женщина с упрямой складкой у губ? Откуда этот прямой взгляд, без привычной дымки вины и тревоги?

Иногда я даже касаюсь стекла пальцами — проверяя, не обман ли это. Не мираж ли эта чужая свобода в глазах, эта способность смотреть на мир без оглядки на чужое настроение, без бесконечных "а что, если он разозлится". Эта новая я — женщина, которая наконец разучилась чувствовать себя виноватой за чужую злость, перестала искать оправдания для того, что не имеет оправданий.

Я часто думаю о той ночи. О моменте, который стал переломным. Это было унижение — то самое, которое превзошло все предыдущие. Но парадоксальным образом оно же стало освобождением.

Некоторые вещи нельзя прощать. Не потому, что мы злопамятны или мстительны. А потому, что прощение таких поступков — это предательство самой себя.

Тот, кто однажды плюнул тебе в лицо, завтра растопчет тебя полностью.

Но только если ты ему позволишь.

Читайте от меня:

Что вы думаете об этой истории? Если вам понравилось, то подпишитесь на канал и поставьте лайк, впереди еще много интересного!