Я счастлив! Спас человечку жизнь! А из-под прикрытых век упрямо просачиваются слезы...
Рядом с моим креслом пристроилась спасенная – цветущая яркая юная шатенка. Знаю, что она мне родная, в комнате еще люди, они тоже родные. Девочка, уже девушка, правой щечкой греется о волосатую руку седобородого старца, которая покоится на подлокотнике кресла. Это моя рука!
Девочка, уже девушка, читает свои записи. Каждая буковка выписана рукой, ручкой каллиграфа. Но это не текст, а обрывки фраз. Моих фраз. Она читает и глотает слезы. Счастливые слезы – она жива и здорова! Родные лишь молча смотрят на нас блестящими глазами, не смея вспугнуть птицу Хумоюн, которая залетела в наш дом.
– Я долго спала, очень долго спала. Во сне слышала ваш голос, не понимая слов. Но я цеплялась за них, они вытащили меня оттуда, я вернулась с ними. Они остались со мной... Не все... Когда смогла держать ручку, я нарисовала их на бумаге. Вернее, они сами нарисовались моей рукой. Я люблю вас, деда!
– И я тебя люблю. – целую пахнущие жасмином густые блестящие волосы. – Но я не помню, что тебе тогда говорил – просто хотел, чтобы ты вернулась...
– И я вернулась, не плачь, деда!
– Я не плачу, соринка в глаз попала.
– Это я? – серебристый смех купается в моей бороде.
– Да, моя радость!
Из-под прикрытых век упрямо просачиваются слезы, а сквозь шторы – шальное южное утро.