Месяц для Маши пролетел как в тумане. Она каждый вечер ждала Сашку, он приходил по темноте, и уходил от неё когда рассвет ещё и не думал вступать в свои права. Их встречи были наполнены страстью, тоской и какой-то обреченностью. Маша при каждой встрече пыталась выпытать у него, скоро ли они будут вместе, но Чеботарёв только мрачно отмалчивался. Однажды, после особенно бурной ночи, Маша не выдержала. — — Саш, я больше так не могу. Скажи мне правду, когда наконец я смогу уйти от Лёшки, и жить с тобой?
Голос её дрожал, слезы заблестели в глазах. Чеботарёв тяжело вздохнул, провел рукой по её волосам и прошептал
— Скоро, Машка, скоро все изменится, потерпи ещё немного.
— Сколько мне ещё ждать, Саш? Неделю, месяц, год? Я схожу с ума от этой неопределенности. Лёшка ничего не подозревает, но я чувствую, что хожу по лезвию ножа. Боюсь, что он узнает, и тогда...
— Да ничего твой муж не узнает, — затушив сигарету и откинувшись на подушку, ответил Чеботарёв, — мы же с тобой осторожны. Чего бояться, Бог не выдаст, свинья не съест. Скоро все станет ясно, мы будем вместе, я обещаю.
Маша уткнулась лицом в его грудь, ища утешения. Она хотела верить ему, но сомнения грызли её изнутри. Слова “скоро” она слышала уже не в первый раз. Но что скрывается за этим “скоро”? Какие жертвы потребуются? И будет ли она счастлива, когда это “скоро” наконец наступит?
В феврале вернулся домой Алексей, и встречи с Чеботарёвым пришлось прекратить. А он, как казалось Марии, не слишком этому огорчился, даже сам стал сторониться её. С приездом мужа, Маша чувствовала себя загнанной в угол. Алексей, был как всегда внимательный и заботливый, но каждое его прикосновение, каждый взгляд были для неё пыткой. Она чувствовала как внутри неё с каждым днём растёт раздражение, и только с большим усилим сдерживала себя, чтобы не отталкивать Алексея, когда ночами он подступался к ней с ласками.
Последний месяц зимы выдался особенно снежным, по ночам часто завывали метели, выстуживая ветрами дома сельчан. Толстые перины снега укрывали поля, и лишь кое-где, на пригорках, проглядывала черная, изголодавшаяся по солнцу земля. Река скованная льдом, была словно в хрустальном панцире, только у самого берега были видны темные полыньи, где купались, растерявшие за долгие зимние месяцы весь свой жир, хозяйские гуси. В Виноградовке царила тишина. Дым из труб поднимался к морозному небу, словно призрачные столбы, свидетельствуя о тепле и жизни внутри домов. Вечерами в окнах горел мягкий свет, да изредка слышался приглушенный лай собак. Дни тянулись медленно, размеренно, каждый следующий, был похожий на предыдущий. Люди занимались домашними делами, ждали весны, тепла и надеялись на хороший урожай. А зима словно продолжала испытывать их на прочность. В один из субботних дней, когда был выходной и не нужно было идти на работу, Варя, сидела около печки и вязала для Милочки кофточку. За окном бушевала метель, бросая в стекло пригоршни снега. Дрова в печи потрескивали, создавая уютную атмосферу в доме. Клубок шерсти мягко перекатывался в руках женщины, и спицы ловко сплетали петли, превращая нить в теплую одёжку для дочки. В какой-то момент между тучами молнией проблеснули солнечные лучи, а потом ветер завыл с ещё большей силой.
— Вот разненастилось, света белого не видно, — проговорила Галина, входя в дом и отряхивая с фуфайки снег. Она ходила на скотный двор, задать корове сена.
— Да, метёт знатно, — согласилась с нею Варя, — если к вечеру не прекратится, то к утру весь двор опять заметёт, будем откапываться.
Галина прошла в комнату, скинула валенки и присела на лавку у стола. В избе пахло теплом и парным молоком, которое Варя поставила топиться в печь.
— Ты хоть рукавицы надела бы, — упрекнула Варя, свою квартирную хозяйку, не отрываясь от вязания, — в такую погоду без рукавиц мигом руки отморозить можно.
Галина махнула рукой.
— Да что там морозить, старые они уже, ничего не чувствуют, ни холода, ни тепла, видать кровь еле двигается.
Посидев немного, Галина ушла в боковушку, и загремела там посудой, а вскоре раздался ей раздражённый голос.
— Вот дура эдакая, и как это я прошляпила, Варя, хлеб то у нас закончился. Если самой печь, так это сколько проваландаешься. Придётся в сельпо идти. И поделом тебе, ворона старая.
Она вышла в прихожую и принялась натягивать на себя плюшку.
— Тёть Галь, погоди, — остановила её Варя, — я сама схожу. А то гляди как метёт, ты только за Милочкой присмотри.
— Присмотрю, куда я денусь. Да только за ней и пригляда никакого не надо, сидит себе смирно, с куклами водится, золото, а не ребёнок.
Варя отложила вязание, накинув на голову платок, надела присланное братом пальто, всунула ноги в валенки, взяла авоську и деньги, и вышла из дома. Ветер хлестал в лицо колючим снегом, и казалось, что он нарочно пытается сбить с ног. Добравшись до ворот и с трудом открыв их, девушка упрямо склонив голову, двинулась в сторону сельпо, растворяясь в белой мгле. Обычный путь который Варя всегда проделывала минут за пятнадцать, сейчас пришлось пройти больше чем за полчаса. В магазине было немноголюдно. Кому охота по такой погоде по улице таскаться. Человека три, так же как и Варя пришли по необходимости, купить хлеб, да кое-какие продукты. Взяв три буханки пшеничного, она решила, раз уж оказалась здесь в такую непогоду, то купила по килограмму гречки и пшена, подсолнечного масла, и конфет, ирисок, для Милочки, дочка их очень любила. Она уже собралась уходить, когда в магазин ввалился весь в снегу, Сашка Чеботарёв, он скользнул липким взглядом по Вариной фигуре, и подошёл к прилавку.
— Алевтина, мне три бутылки беленькой, две бутылки красной, ну и на закусь чего нибудь, — он небрежно бросил сотенную бумажку на весы.
— Ого, — проговорила Алевтина, — и где это у нас теперь такие деньжищи зарабатывают.
— Так в лесничестве тружусь, — довольно скалясь, проговорил Чеботарёв, — сама знаешь.
— Что-то я не слышала, чтобы там хорошо платили, — подавая товар, с сарказмом ответила продавщица.
— Уметь надо зарабатывать, уметь, — Сашка многозначительно поднял палец вверх.
— А ты значит умеешь, — хмыкнула Алевтина.
— Я, умею, — ответил Чеботарёв, забрал покупки, и быстро вышел из магазина.
Он осмотрелся, и увидел, как Варя прикрываясь от ветра уходила в сторону.
Он быстро отвязал лошадь от изгороди, прыгнул в сани, поехал за ней следом, а нагнав крикнул.
— Эй, красотуля, садись подвезу.
Варя не оборачиваясь продолжала идти вперёд
— Да ты чего, как не родная? Постой, давай помогу, вон сколько набрала, — Сашка уже тянул руки к ее авоське.
Варя отшатнулась.
— Сама донесу, спасибо, не нужно мне вашей помощи.
Она прибавила шагу, стараясь не смотреть в сторону Чеботарёва, который медленно ехал рядом. Ветер по-прежнему неистовствовал, но теперь Варю словно подгоняла еще какая-то неведомая сила. Хотелось поскорее оказаться дома, в тепле, подальше от этих цепких глаз.
— Ты чего кочевряжишься, — уже грубее проговорил Сашка, — чего девочку из себя корчишь. Все знают, спиногрыз у тебя имеется. Садись говорю, поедем в одно местечко, развлечёмся. А потом я тебя домой в целости и сохранности доставлю.
Он соскочил с лошади, подбежал к Варе и сграбастав её в охапку, попытался повалить в сани. В лицо девушке дохнуло омерзительным перегаром.
— Отпустите, или я кричать буду, — упираясь руками в грудь, Чеботарёва, проговорила она.
— Кричи, да только кто тебя услышит, по такой-то погоде, — зловеще проговорил Сашка.
— Помогите, — изо всех сил закричала Варя.
— А ну быстро отпустил девушку, — услышала она знакомый голос.
Из снежной кутерьмы появилась высокая мужская фигура, это был Алексей Истомин.
— А ты кто такой, чтобы мне указывать, — нагло спросил Сашка, — она тебе кто, жена что ли? Иди своей дорогой. Мы сами тут разберёмся.
Алексей, не раздумывая, бросился на Чеботарёва. Завязалась потасовка. Сашка хоть и был плотнее Алексея, но тот быстро с ним справился. Удары посыпались градом, и вскоре Чеботарёв, охая и ругаясь, повалился в сугроб. Алексей помог Варе подняться.
— Вы как, Варвара Гордеевна? Не ушиб вас этот мерзавец? — взволнованно спросил он, оглядывая ее с головы до ног.
Варя молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Сердце бешено колотилось, а ноги дрожали от пережитого страха. Она лишь крепче вцепилась в его руку, словно боясь, что кошмар повторится. Алексей, ничего не говоря, поднял ее авоськи и, приобняв за плечи, повел в сторону улицы на которой жила Галина Вишнякова. Чеботарёв, выбираясь из сугроба, кричал им вслед проклятия, грозясь поквитаться с Алексеем. Проводив девушку до самого дома, Истомин попрощался и пошёл к отцу, он опять заболел, и нужно было отнести ему лекарство. Алексей шел быстрым шагом, стараясь не думать о случившемся. Дома его ждал отец, измученный кашлем. Алексей молча поставил на стол лекарства и уселся рядом. Иван благодарно кивнул, принимая таблетку.
— Что-то ты сегодня хмурый, сынок, – прохрипел он.
Алексей отмахнулся, не желая рассказывать о драке, не хотел волновать отца. Возвращаясь к себе по заснеженной улице, он снова и снова видел лицо Вари, ее испуганные глаза. “Мерзавец, какой мерзавец, — гневно твердил он про себя, — это же надо, к девчонке беззащитной прицепился, такую мерзость удумал сделать”.
(Продолжение следует)