Извините, но начну с прописных истин. Фантастика, как тип литературно-художественного повествования, гораздо древнее реализма. Я говорю исключительно о литературе, то есть - о сочинениях у которых есть автор. Мифологию, эпос, народную сказку намеренно оставляю за скобками. Хотя корни авторской литературы растут именно оттуда. Наиболее отчетливо литературный процесс прослеживается с античности. Могу ошибаться, но ни у древних греков, ни у древних римлян почти нет авторов, которые бы не использовали те или иные виды фантастического допущения. Разве что Юлий Цезарь, автор "Записок о Галльской войне". И то не уверен.
Поначалу фантастика никак не дифференцировалась. Не важно, верил читатель автору или нет, античные, а позже - рыцарские романы изобиловали невероятными приключениями, превращениями, встречами с фантастическими существами и путешествиями в небывалые страны. На страницах книг действовали отважные герои, невероятные красотки, кровожадные чудовища, колдуны, ведьмы, боги и святые. В эпоху Ренессанса, когда возрос интерес к позитивному знанию, впервые стали появляться произведения с элементами научной фантастики. Авторы все чаще предпринимали попытки дать описываемым приключениями рациональную подоплеку. Так родились два типа фантастики - фантастика возможного и невозможного.
Почему я решил именно так назвать эти типы фантастического повествования, вместо привычных - научная фантастика и фэнтези? Да потому что сейчас эти термины слишком размыты. Всяк вкладывает в них собственное понимание или вовсе отсутствие оного. Разумеется, я тоже вкладываю собственное понимание и на истину в последней инстанции не претендую. Итак, фантастика возможного, по моему мнению, это литературно-художественные произведения, события которых рационально постижимы, хотя и не обязательно твердо научны. Фантастика невозможного - это литературно-художественные произведения, повествующие о заведомо невозможном, не имеющем рационального, а тем более - естественнонаучного объяснения.
При всем при том, что представления о возможном и невозможном постепенно меняются, но вот Алиса Льюиса Кэррола ни при каких условиях не смогла бы, вслед за говорящим кроликом, прыгнуть в нору и оказаться в Стране Чудес, а вот Алиса Кира Булычева действительно может родиться в XXI веке, лет эдак через шестьдесят- семьдесят. Вот и вся разница, которая, тем не менее, не умаляет достоинств обеих историй. Фантастика возможного и фантастика невозможного совершенно равноценны. Образно говоря, эти сестры одинаково прекрасны, но при этом не являются близнецами. А вот теперь перейдем к вопросу, вынесенному в заголовок.
Сколько копий сломано на этот счет. Одних и тех же писателей сначала заносят в авторы "твердой" научной фантастики, а потом из нее выносят. Критерии, по которым, определяется "твердость" оной тоже постоянно "плывут". Одни критики отрицают "твердость" того или иного произведения по принципу соответствия учебникам и справочникам. Не соответствует - на вынос. Другие - по принципу удалось ли автору предсказать телефон, телеграф, интернет и так далее. Если не удалось - сами понимаете... Но вот какая штука, товарищи. Был ли Сирано де Бержерак автором "твердой" научной фантастики, если он описал аудиокниги еще в XVII веке? Можно ли таковым считать Артура Кларка, который в своей тетралогии "Космическая одиссея" и романе "Конец детства" поднимает проблематику эсхатологического, то есть - библейского масштаба? И таких вопросов можно задать множество.
В процессе споров неизменно выясняется одна простая вещь. "Твердость" и "мягкость" научной фантастики существует исключительно в наших головах. И зависит от того, во что мы верим. Верим мы в то, что скорость света - предельная из допустимых в природе, следовательно всю фантастику о полетах со сверхсветовыми скоростями автоматически относим к "мягкой" научной фантастике, а то и вовсе - к фантастике невозможного, то есть - к фэнтези. А если убеждены, что законы природы нельзя нарушить, но можно обойти, то картина разительно меняется. И так в любой теме, чего не коснись. Приходилось даже сталкиваться с мнением, что раз Жюль Верн описал неправильную подводную лодку, то он автор... фэнтези.
Кстати о Жюль Верне и других классиках. Одним из самых известных его романов "С Земли на Луну" (1863), последнее время принято высмеивать за заведомую не научность. Высмеивающие забыли, что во-первых, роман написан в XIX веке, а во-вторых, и сам автор понимал, что главное его фантдопущение - отправка людей в космос в артиллерийском снаряде - заведомо нереализуемо. Почему же он пошел на такое нарушение научности? Чтобы понять это, давайте посмотрим на вопрос шире. Полет на Луну, в буквальном смысле тысячелетия, был одним из основных сюжетных ходов фантастических произведений. Способы, какими герои этих книг добирались до нашего естественного спутника, были различными - от заведомо невозможных до возможных при соблюдении определенных условий, но главное отличие этих произведений не в этом.
А в том, какую задачу ставил перед собой автор, когда писал свою книгу. Для Лукиана Самосатского - римского писателя I века нашей эры - его роман "Икароменипп или Заоблачный полет" был именно сатирой на современные ему явления и нравы Римской империи. Для Лудовико Ариосто, автора поэмы "Неистовый Роланд" (1507-1532), путешествие на Луну лишь часть рыцарских подвигов героев поэмы. Великий немецкий астроном Иоганн Кеплер, в фантастическом сочинении "Сомниум" (1634), популяризировал тогдашние научные представления о Луне. К приему перемещения на Луну во сне прибег и Константин Циолковский, в рассказе "На Луне" (1893) - цель та же, что и у Кеплера - популяризация. Так кто был из них более "твердым" фантастом? Полагаю, что вопрос праздный. Потому, что все эти авторы опирались на современные им знания, но далеко не все ставили перед собою цель эти представления обнародовать.
Отсюда следует простой вывод - писатель сам и только сам решает, какие фантастические допущения и литературные приемы ему использовать, для достижения той художественной задачи, которую он поставил перед собой. Возвращаясь к Жюль Верну, скажу - французскому классику НУЖНО было отправить своих героев на Луну максимально достоверным на тот исторический момент способом и он это сделал, как бы его ни ругали за это современники и потомки. Следовательно НИКТО, кроме самого автора не решает, следовать ли ему БУКВЕ научных знаний в создании той или иной сюжетной ситуации, или все-таки ДУХУ науки? Если вам мало примера Жюль Верна, давайте вспомним нашего писателя Владимира Обручева. Его романы "Плутония" (1915-1924) и "Земля Санникова" (1926) являют блестящее знание научного материала, хотя автор заведомо знал, что столь колоссальная полость в недрах нашей планеты невозможна, а Земля Санникова, даже существуй она, не была бы вулканическим раем для доисторических людей и животных. И что, стали ли его книги от этого менее увлекательными?