Антон стоял у окна, наблюдая, как дворник сметает последние опавшие листья. Ноябрь выдался неожиданно теплым, но все же осень брала свое.
Телефон завибрировал.
«Привет, сынок. Я приехал в город. Хочу увидеться».
Антон замер. Эти слова, набранные знакомым незнакомцем, пронзили его внезапной ледяной иглой. Двадцать лет. Двадцать лет ничего — и вдруг «привет, сынок».
Он бросил телефон на диван, будто тот обжег ладонь, и начал мерить шагами комнату. Мысли закружились вихрем.
Откуда у него мой номер? Кто ему дал?
За неделю до этого Василий появился на пороге дома своей бывшей жены. Когда она открыла дверь, то не сразу узнала в поседевшем, изможденном мужчине того, кто когда-то был ее мужем.
— Здравствуй, Настя, — сказал он тихо, опустив взгляд. — Прости, что без предупреждения.
— Вася? — она не могла скрыть удивления. — Что ты...
— Можно войти? Мне нужно поговорить с тобой. Это важно.
Она колебалась, но что-то в его виде — может, болезненная худоба или тени под глазами — заставило ее отступить и впустить его.
Они сидели на кухне. Настя заварила чай, больше по привычке, чем из гостеприимства.
— Я болен, Настя, — сказал Вася после долгого молчания. — Врачи говорят, осталось несколько месяцев.
Она внимательно посмотрела на него, ища признаки лжи. Но видела только усталость и смирение.
— Мне жаль, — ответила она наконец.
— Я не за жалостью пришел, — покачал головой Вася. — Я хочу увидеть сына. Хотя бы раз, перед...
Он не закончил фразу, но Настя поняла.
— Это не мне решать, — сказала она. — Антон взрослый. У него своя жизнь.
— Я знаю. Но у меня нет способа связаться с ним. Пожалуйста, Настя, — Вася посмотрел ей в глаза. — Я не прошу тебя уговаривать его. Просто дай мне его номер. Я сам все объясню.
Настя долго молчала, вертя в руках чашку.
— Я не уверена, что это хорошая идея, — сказала она наконец. — Ты не знаешь, через что ему пришлось пройти. Как тяжело ему было расти без отца.
— Я понимаю, — кивнул Вася. — И я не жду, что он простит меня. Я просто хочу увидеть его... и передать кое-что.
Вася рассказал о квартире, которую хотел оставить сыну. О том, что это единственное, что он может сделать для Антона сейчас. Настя слушала, глядя в окно. И что-то решала для себя.
— Я дам тебе его номер, — сказала она наконец. — Но с одним условием. Если он откажется встречаться, ты не будешь настаивать. Не будешь преследовать его или давить.
— Обещаю, — искренне ответил Василий.
Она записала номер Антона на листке бумаги и протянула Васе.
— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, — сказала она тихо.
...
Сейчас Антон смотрел на телефон с сообщением от отца. Он никак не мог поверить, что это происходит на самом деле.
Какое право он имеет вот так возвращаться? Просто написать сообщение, будто ничего не произошло?
Антон резко одернул себя. Нет, он не станет нервничать из-за этого человека. Не сейчас, когда наконец-то все наладилось.
Он вернулся к дивану, взял телефон и написал короткое:
«Извините, вы ошиблись номером».
Ответ пришел мгновенно.
«Антон, это я, твой отец. Василий. Я знаю, что прошло много времени. Но мне нужно с тобой поговорить. Это важно».
Антон выключил телефон и швырнул его на кресло.
Да кто он такой, чтобы ворваться в мою жизнь и требовать разговора?
Зазвонил домашний телефон. Антон замер. Номер знали только самые близкие.
Он медленно подошел к аппарату и посмотрел на определитель номера. Незнакомый. Звонок оборвался. Но через минуту телефон зазвонил снова.
— Да, — сухо ответил Антон.
— Сынок, не бросай трубку, — голос, который Антон еле помнил, но все же узнал. Голос, от которого внутри все сжалось.
— Откуда у тебя этот номер? — голос Антона звучал чужим, будто принадлежал кому-то другому.
— Мне дала его твоя мама.
МАМА. Антон почувствовал, как внутри поднимается волна ярости.
— Что?! Она знает, что ты звонишь?
— Да, знает. Антон, мне нужно тебя увидеть. Это действительно важно.
— Важно? — Антон не узнавал свой голос, настолько он был пропитан ядом. — А когда мне было десять, и ты ушел, это было неважно? Когда мама работала на трех работах, чтобы нас прокормить — это было неважно?
— Антон, я понимаю, ты злишься...
— Ты НИЧЕГО не понимаешь, — Антон перевел дыхание. — Не звони больше по этому номеру.
Он положил трубку и тут же набрал номер матери.
— Мам, что происходит? Почему он звонит? Почему ты дала ему мой номер?
На другом конце провода повисла тишина, затем Антон услышал тихий вздох.
— Сынок, он болен.
***
Кафе было полупустым. Антон нервно постукивал пальцами по столу, периодически поглядывая на входную дверь. Он уже дважды порывался уйти. Но что-то его удерживало. Может, разговор с мамой. А может, обычное человеческое любопытство.
"Он болен, Антон. Серьезно болен. И он хочет увидеться с тобой, пока... пока еще может."
Мама не стала вдаваться в подробности по телефону, лишь попросила его хотя бы один раз встретиться с отцом. Одни раз за двадцать лет.
Дверь кафе открылась, и Антон сразу его узнал, несмотря на то, что видел его последний раз ребенком. Отец выглядел намного старше своих пятидесяти пяти. Худой, с редеющими седыми волосами и глубокими морщинами. От того молодого, крепкого мужчины, которого помнил Антон, не осталось и следа.
Вася оглядел зал, заметил Антона и медленно направился к его столику. Антон не встал, не приветствовал его, просто наблюдал, как человек, которого он когда-то называл папой, неуверенно приближается.
— Здравствуй, Антон, — голос Васи звучал слабее, чем по телефону. — Спасибо, что согласился встретиться.
Антон кивнул, не произнося ни слова.
Василий аккуратно присел напротив, положив на стол небольшую папку, которую принес с собой.
— Ты так вырос, — он попытался улыбнуться. — Настоящий мужчина.
— Чего ты хочешь? — резко спросил Антон, игнорируя попытку начать светскую беседу.
Василий опустил взгляд на свои руки, которые, как заметил Антон, слегка дрожали.
— Я хотел извиниться. За все. За то, что ушел, за то, что не участвовал в твоей жизни, за...
— Прошло двадцать лет, — перебил его Антон. — Если ты хотел извиниться, у тебя было достаточно времени.
— Ты прав, — кивнул Вася. — Мне нет оправданий. Я был трусом, эгоистом, плохим отцом.
Антон молчал. Он не знал, что сказать. Гнев, который он так долго подавлял, смешивался с чем-то еще — с жалостью, может быть? Человек перед ним выглядел сломленным. И часть Антона хотела насладиться этим. Но другая часть чувствовала странное опустошение.
— Я не прошу тебя простить меня, — продолжил Вася после паузы. — Я этого не заслуживаю. Но есть кое-что, что ты должен знать.
Он открыл папку, достал из нее пачку документов и положил перед Антоном.
— Что это?
— Документы на квартиру в центре города. Я переписал ее на тебя.
Антон недоверчиво посмотрел на бумаги, затем на отца.
— Зачем?
— Это все, что у меня есть. Это не компенсация... Ничто не компенсирует то, что я сделал. Но я хочу, чтобы она досталась тебе.
Антон почувствовал, как внутри закипает новая волна гнева.
— Ты думаешь, что можешь просто прийти, дать мне квартиру, и все будет хорошо? — его голос стал громче. — Ты думаешь, что можешь купить прощение?
Несколько посетителей обернулись в их сторону.
— Нет, Антон, нет, — Василий покачал головой. — Я знаю, что ничто не исправит прошлого. Но я очень болен. Врачи дают максимум полгода. И я хотел убедиться, что хотя бы сделаю что-то правильно, прежде чем уйду.
Антон замер. Несмотря на слова мамы о болезни, услышать это прямо от отца было другим. Реальным.
— Я не знал, — тихо сказал он.
— Теперь знаешь, — Василий грустно улыбнулся. — Я не прошу тебя проводить со мной время или как-то участвовать в моей жизни. Я просто хотел отдать тебе то, что по праву должно быть твоим.
Антон смотрел на документы, не зная, что чувствовать. Квартира в центре города — это решение множества проблем. Но принять ее от человека, который бросил его и маму...
— Мне нужно подумать, — наконец сказал он.
— Конечно, — кивнул Вася — Возьми документы с собой. Решение за тобой.
Он медленно поднялся из-за стола.
— Спасибо, что выслушал, Антон. Это больше, чем я заслуживаю.
Василий направился к выходу, оставив Антона одного с документами и вихрем противоречивых эмоций.
***
— И что ты решил? — спросила Карина, откидываясь на спинку дивана в квартире Антона.
Прошла неделя с момента встречи с отцом. А Антон все еще не мог принять решение. Документы лежали на столе, нетронутые. Будто он боялся к ним прикоснуться.
— Не знаю, — честно ответил Антон. — С одной стороны, это шанс, который выпадает раз в жизни. С квартирой я смогу наконец открыть свое дело, не беспокоясь о ежемесячной аренде. С другой...
— С другой стороны, ты чувствуешь себя так, будто предаешь сам себя, — закончила за него Карина.
Они встречались уже два года, и Антон иногда поражался, насколько хорошо она его понимает.
— Да, — кивнул он. — Будто я продаюсь за квартиру. Будто все те годы, когда я клялся, что никогда не приму от него ни копейки, ничего не значат.
Карина подсела ближе и взяла его руку в свою.
— Антон, принять эту квартиру не значит простить его. Это не делает тебя слабым или непоследовательным. Это просто... практичное решение.
— А если это именно то, чего он добивается? Чтобы я чувствовал себя обязанным?
— Он болен, Антон. Какой смысл ему манипулировать тобой сейчас?
Антон встал и подошел к окну. На улице начинался дождь. Капли барабанили по стеклу, создавая монотонный шум, который обычно успокаивал, но не сегодня.
— Я даже не знаю, правда ли он болен, — сказал Антон, не оборачиваясь. — Что, если это уловка?
— Ты говорил, что твоя мама подтвердила это.
— Да, но она всегда была слишком добра к нему, несмотря на все. Она могла поверить ему на слово.
Карина подошла и встала рядом, обняв его за плечи.
— Есть только один способ узнать наверняка.
***
Больничный коридор пах антисептиком. Антон шел медленно, будто надеясь оттянуть момент встречи.
Третий этаж, палата 315. Он остановился перед дверью, собираясь с духом. Стоило ли приходить? Что он скажет? Что спросит?
Дверь внезапно открылась, и из палаты вышла медсестра. Она удивленно посмотрела на Антона.
— Вы к Василию Петровичу?
Антон кивнул.
— Вы родственник?
— Я... — Антон запнулся. — Я его сын.
Глаза медсестры расширились. И на ее лице появилась мягкая улыбка.
— Он будет рад вас видеть. Только не утомляйте его слишком долго, ему нужен отдых.
Антон снова кивнул и вошел в палату.
Василий лежал на больничной койке. Он выглядел еще хуже, чем при их встрече в кафе. Когда дверь открылась, он повернул голову. И, увидев Антона, попытался приподняться.
— Антон! Ты пришел!
— Лежи, — сказал Антон, подходя к кровати. — Я просто... хотел узнать, как ты.
Это была ложь. Он пришел, чтобы убедиться, что отец действительно болен, что это не манипуляция. И теперь, видя его таким, Антон почувствовал укол стыда за свои подозрения.
— Лучше, теперь, когда ты здесь, — Василий слабо улыбнулся. — Присядешь?
Антон опустился на стул рядом с кроватью.
— Как давно... — он не мог подобрать слова.
— Диагноз поставили полгода назад, — ответил Василий, понимая невысказанный вопрос. — Но к тому времени было уже поздно что-то предпринимать.
Антон молчал, не зная, что сказать. Слова сочувствия казались фальшивыми после всего, что было. А говорить о чем-то повседневном было странно здесь, в больничной палате.
— Ты согласен принять от меня квартиру? — спросил Василий после паузы.
— Я еще не решил, — ответил Антон.
— Это твое право, — кивнул Василий. — Но я надеюсь, ты примешь. Не ради меня — ради себя.
— Почему сейчас? — внезапно спросил Антон. — Почему ты вернулся сейчас, спустя двадцать лет?
Василий долго молчал, будто собираясь с мыслями.
— Я хотел много раз, — наконец сказал он. — Особенно в первые годы. Но каждый раз находил оправдание. Сначала думал, что вам будет лучше без меня. Потом — что ты возненавидишь меня. Затем прошло так много времени, что я убедил себя, что уже поздно. А потом... потом я узнал о болезни, и внезапно все эти оправдания потеряли смысл.
Он закашлялся, и Антон инстинктивно подал ему стакан воды со столика.
— Спасибо, — Василий сделал глоток. — Знаешь, когда понимаешь, что твое время ограничено, многие вещи видишь иначе. Я понял, что не могу уйти, не попытавшись хотя бы раз все исправить.
— Некоторые вещи нельзя исправить, — тихо сказал Антон.
— Я знаю, — кивнул Василий. — Но можно хотя бы попытаться не сделать еще хуже. Можно попытаться оставить после себя что-то хорошее. А не только сожаления и обиды.
Антон смотрел на этого изможденного человека и пытался соотнести его с образом отца из своих детских воспоминаний. Сильного, веселого, немного строгого. Человека, которого он когда-то любил и которому доверял. Человека, который предал это доверие.
— Я не знаю, смогу ли когда-нибудь простить тебя, — честно сказал Антон.
— Я не прошу прощения, — ответил Василий. — Я просто хочу, чтобы ты знал. Несмотря на все мои ошибки, я всегда любил тебя. И всегда гордился тобой, даже если не имел права на эту гордость.
В его глазах стояли слезы, и Антон почувствовал, как что-то сжимается в груди. Не прощение, нет. Но, может быть, начало понимания.
— Мне пора, — сказал он, поднимаясь.
— Ты придешь еще? — в голосе Василия звучала надежда, которую он не пытался скрыть.
Антон помедлил.
— Я подумаю.
***
— Ты выглядишь уставшим, — заметила мама, ставя перед Антоном чашку чая.
Он зашел к ней после работы, как делал каждую пятницу. Обычно эти визиты были наполнены обсуждением прошедшей недели, планами на выходные, шутками. Но сегодня в воздухе висело напряжение.
— Я был у него вчера, — сказал Антон, зная, что мама поймет, о ком речь.
Она кивнула, присаживаясь напротив.
— Как он?
— Плохо, — честно ответил Антон. — Врачи говорят, что осталось несколько недель, не больше.
Мама тяжело вздохнула.
— Значит, ты решил навещать его?
— Я не знаю, мам, — Антон потер лицо руками. — Часть меня все еще злится. Все еще хочет ненавидеть его за то, что он сделал. Но когда я вижу его таким... Это сложно объяснить.
— Ты всегда был добрым мальчиком, Антон, — мягко сказала мама. — Даже когда пытался казаться жестким.
— Дело не в доброте. Я просто... Не знаю, что чувствовать. Он предложил мне квартиру.
— Я знаю, он говорил, — кивнула мама. — Он хотел сделать что-то для тебя, пока еще мог.
Антон внимательно посмотрел на мать.
— Ты простила его? После всего, что он сделал с нами?
Мама долго молчала, обхватив чашку ладонями, словно грея руки.
— Знаешь, Антон, за эти годы я поняла одну вещь: непрощение — это тяжелый груз, который мы несем сами. Оно не меняет прошлого и не наказывает того, кто причинил боль. Оно только отравляет настоящее. Так что да, я простила его. Не ради него — ради себя.
— Но как? — Антон чувствовал, как внутри поднимается волна эмоций. — Как ты смогла простить человека, который бросил нас, оставил тебя одну с ребенком, никогда не помогал? Который вернулся только когда сильно заболел?
— Потому что ненависть забирает слишком много сил, сынок, — просто ответила мама. — Сил, которые я предпочла отдать любви. Любви к тебе, к жизни, к себе.
Антон смотрел на нее — все еще красивую, несмотря на раннюю седину и морщинки в уголках глаз. На женщину, которая в одиночку вырастила его, никогда не жалуясь, никогда не показывая, как ей тяжело.
— Ты удивительная, ты знаешь это? — сказал он.
Мама улыбнулась.
— Вовсе нет. Я просто поняла, что счастье — это выбор. И я выбрала быть счастливой, несмотря ни на что.
Антон задумался. Мог ли он сделать такой же выбор? Мог ли он отпустить обиду, которую лелеял столько лет?
— Я не говорю, что тебе нужно его прощать, — продолжила мама, словно читая его мысли. — Это твое решение. И только твое. Но что бы ты ни решил, делай это ради себя, а не ради него.
— А ты... ты навещаешь его? — спросил Антон.
— Иногда, — кивнула мама. — Не так часто, как он хотел бы, но да, навещаю.
— Почему ты мне не сказала?
— Я не хотела давить на тебя, — она мягко коснулась его руки. — Это должно было быть твоим решением.
Антон сжал ее ладонь.
— Ты всегда защищала меня, даже от себя самой.
— Это то, что делают родители, Антон, — улыбнулась она. — Защищают своих детей любой ценой.
***
В следующие две недели Антон навещал отца почти каждый день. Они не говорили о прошлом. Оба молчаливо согласились оставить эту тему. Вместо этого они говорили о настоящем: о работе Антона, о его планах открыть свое дело, о Карине.
— Она особенная, да? — спросил однажды Вася, когда Антон рассказывал о своей девушке.
— Да, — кивнул Антон. — Она... Она делает меня лучше.
— Это самое главное в отношениях, — сказал Вася. — Найти того, рядом с кем ты становишься лучшей версией себя.
— Как мама для тебя? — не удержался Антон.
Вася грустно улыбнулся.
— Твоя мама всегда была слишком хороша для меня. Я понял это слишком поздно.
Они замолчали. В этих встречах было много таких пауз — моментов, когда слова казались лишними или недостаточными.
— Я возьму документы, — внезапно сказал Антон. — На квартиру.
Лицо Василия просветлело.
— Правда? Это... Это хорошо, Антон. Очень хорошо.
— Я открою там студию дизайна, — продолжил Антон. — Уже нашел партнеров, составили бизнес-план.
— Дизайн? — Вася выглядел заинтересованным. — Ты всегда хорошо рисовал.
— Ты помнишь? — удивился Антон.
— Конечно, — кивнул отец. — У тебя был этот альбом, с супер героями. Ты рисовал их постоянно.
Антон был удивлен. Он сам едва помнил тот альбом, но отец, который не видел его двадцать лет, запомнил.
— Я бы хотел увидеть твои работы сейчас, — сказал Вася. — Если, конечно, ты хочешь показать.
Антон помедлил, затем достал телефон.
— У меня есть некоторые проекты здесь.
Он показал отцу несколько фотографий своих работ. И Василий внимательно их изучал, задавая вопросы, которые показывали, что он действительно заинтересован. А не просто притворяется ради вежливости.
— Ты талантлив, Антон, — сказал он наконец. — По-настоящему талантлив.
— Спасибо, — ответил Антон, чувствуя странное тепло от этой похвалы.
Когда он собирался уходить, Василий внезапно взял его за руку.
— Антон, я знаю, что у нас мало времени, — его голос звучал слабее, чем обычно. — И я хочу, чтобы ты знал. Я счастлив, что ты даешь мне шанс узнать тебя сейчас.
Антон не знал, что ответить, поэтому просто кивнул.
— Увидимся завтра, — сказал он и вышел из палаты.
***
Звонок раздался в три часа ночи. Антон проснулся мгновенно, будто ждал его.
— Алло?
— Антон Васильевич? — голос был незнакомым, профессионально спокойным. — Это дежурный врач городской больницы. Ваш отец, Василий Петрович, просил связаться с вами.
Антон почувствовал, как сердце сжалось.
— Я сейчас приеду.
Он быстро оделся, стараясь не разбудить Карину. Но она все равно проснулась.
— Что случилось? — сонно спросила она.
— Отец, — коротко ответил Антон. — Ему хуже. Я должен ехать.
— Я с тобой, — Карина уже выбиралась из постели.
— Не нужно, — покачал головой Антон. — Ты завтра работаешь. Я справлюсь.
— Уверен?
— Да, — он наклонился и поцеловал ее. — Я позвоню, если что-то изменится.
Дорога до больницы заняла всего пятнадцать минут. В ночном городе не было пробок. Антон припарковался и быстро направился к входу в отделение.
У дверей палаты отца стоял врач, разговаривая с медсестрой. Увидев Антона, он повернулся к нему.
— Вы сын?
— Да, — ответил Антон. — Что с ним?
— Состояние ухудшается, — сказал врач. И Антон отметил, что он не пытается смягчить правду. — Мы делаем все возможное, но...
Он не закончил фразу, но Антон понял. Конец близок.
— Я могу его увидеть?
— Да, но ненадолго. Он очень слаб.
Антон вошел в палату. Вася лежал с закрытыми глазами, его дыхание было поверхностным и неровным. Антон осторожно приблизился и сел на стул рядом.
— Папа? — слово, которое он не произносил двадцать лет, странно прозвучало в тишине палаты.
Василий медленно открыл глаза и слабо улыбнулся, увидев Антона.
— Ты пришел, — его голос был едва слышен.
— Конечно, пришел, — ответил Антон, наклоняясь ближе.
— Прости, что разбудили тебя, — Вася попытался пошевелиться, но сил явно не хватало. — Я просто... хотел увидеть тебя... еще раз.
Антон осторожно взял его руку — худую, с выступающими венами. Кожа была холодной на ощупь.
— Всё хорошо, я здесь.
Они молчали некоторое время. В тишине слышалось только тихое попискивание аппаратуры и прерывистое дыхание Васи.
— Знаешь, — наконец сказал отец, — все эти годы... я представлял... как мы могли бы... поговорить. Что я сказал бы тебе. Но теперь... не могу вспомнить ни слова.
— Не нужно, — мягко ответил Антон.
— Нет, — Вася слабо сжал руку сына. — Я должен... Я хочу, чтобы ты знал...
— Я хочу, чтобы ты знал, — продолжил отец, собравшись с силами, — что каждый день... каждый день без тебя был наказанием, которое я заслужил. Я не прошу... прощения. Просто... Я горжусь тобой, сынок. Человеком, которым ты стал.
Антон почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Двадцать лет он ждал этих слов, не осознавая этого. Двадцать лет жил с пустотой внутри, которую пытался заполнить успехом, достижениями, отношениями. И вот сейчас, когда эти слова наконец прозвучали, он не знал, как реагировать.
— Ты не знаешь меня, — тихо сказал он. — Как ты можешь гордиться тем, кого не знаешь?
— Я знаю достаточно, — Вася слабо улыбнулся. — Я знаю, что ты добрый. Что ты заботишься о маме. Что ты талантлив и целеустремлен... И что ты нашел в себе силы прийти сюда сегодня, несмотря на всё, что я сделал.
Его дыхание становилось все более прерывистым. И Антон видел, как каждое слово давалось ему с трудом.
— Тебе нужно отдохнуть, — сказал он, но Василий покачал головой.
— Нет времени, — прошептал он. — Нет времени... Антон, я хочу сказать только одно... Не будь как я. Не убегай от тех, кого любишь. Не... не откладывай жизнь на потом.
Его взгляд стал отстраненным, словно он смотрел куда-то далеко.
— Я мог бы увидеть, как ты растешь. Мог бы научить тебя водить машину. Мог бы познакомиться с твоей девушкой раньше. Мог бы...
Голос его затих, и Антон почувствовал, как рука отца расслабляется в его ладони.
— Папа?
Василий снова посмотрел на него, его глаза на мгновение прояснились.
— Живи полно, сынок. Не откладывай счастье... на завтра.
Он закрыл глаза, и Антон подумал, что отец заснул. Но через мгновение аппаратура издала протяжный сигнал, и в палату вбежали медсестра и врач.
— Вам нужно выйти, — сказала медсестра, мягко, но настойчиво беря Антона под локоть.
Он вышел в коридор и прислонился к стене, чувствуя странное оцепенение. Не откладывай счастье на завтра. Эти слова эхом отдавались в его голове.
Через несколько минут из палаты вышел врач и, подойдя к Антону, покачал головой.
— Мне очень жаль.
Антон кивнул. Он знал, что этот момент наступит, но все равно оказался не готов.
— Могу я... могу я еще побыть с ним?
— Конечно, — кивнул врач. — Сколько вам нужно.
Антон вернулся в палату, сел рядом и взял его руку.
— Я не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью простить тебя, — тихо сказал он. — Но я попытаюсь. Не ради тебя — ради себя. Потому что мама права: ненависть — это слишком тяжелый груз, чтобы нести его вечно.
Он сидел так некоторое время, в тишине, просто держа руку отца и думая обо всем, что было сказано и не сказано между ними.
Не откладывай счастье на завтра.
Эти слова отца стали для него не просто последним наставлением. Они стали своеобразным кредо, принципом, по которому он решил жить дальше. Потому что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на обиды. Слишком драгоценна, чтобы откладывать счастье на потом.
Этот рассказ в центре внимания читателей
Радуюсь каждому, кто подписался на мой канал "Радость и слезы"! Спасибо, что вы со мной!