Найти в Дзене

Ведьма... или

За горизонтом трав Дом Варвары стоял на самом краю деревни, там, где заканчивались огороды и начинался лес. Никто не помнил, когда она здесь поселилась – казалось, этот покосившийся домик с крышей, поросшей мхом, и старая женщина с руками, покрытыми узловатыми венами, были здесь всегда, как часть ландшафта. Деревенские ходили к ней неохотно, только по крайней нужде, когда медицина в районном центре оказывалась бессильной или когда в семье случалась беда, которую не объяснить рациональным умом. Я переехала в эту деревню три года назад, после того как моя жизнь в городе рассыпалась, как карточный домик. Развод, увольнение, смерть матери — всё случилось за один год, будто кто-то проклял. Старый дом бабушки, который достался мне в наследство, стал последним убежищем. Я хотела тишины, одиночества, возможности зализать раны. Первый раз я увидела Варвару на деревенском рынке. Она стояла за скромным прилавком с сухими травами, корешками и баночками с мёдом. Никто не подходил к её столу, х

За горизонтом трав

Дом Варвары стоял на самом краю деревни, там, где заканчивались огороды и начинался лес. Никто не помнил, когда она здесь поселилась – казалось, этот покосившийся домик с крышей, поросшей мхом, и старая женщина с руками, покрытыми узловатыми венами, были здесь всегда, как часть ландшафта. Деревенские ходили к ней неохотно, только по крайней нужде, когда медицина в районном центре оказывалась бессильной или когда в семье случалась беда, которую не объяснить рациональным умом.

Я переехала в эту деревню три года назад, после того как моя жизнь в городе рассыпалась, как карточный домик. Развод, увольнение, смерть матери — всё случилось за один год, будто кто-то проклял. Старый дом бабушки, который достался мне в наследство, стал последним убежищем. Я хотела тишины, одиночества, возможности зализать раны.

Первый раз я увидела Варвару на деревенском рынке. Она стояла за скромным прилавком с сухими травами, корешками и баночками с мёдом. Никто не подходил к её столу, хотя рынок был многолюдным. Варвара не зазывала покупателей, не суетилась. Стояла неподвижно, как статуя, и смотрела куда-то поверх голов, словно видела что-то, недоступное остальным.

Меня потянуло к ней, как магнитом. Наверное, потому что мы обе были чужими здесь – я, городская беженка, и она, человек вне социума. Я купила у неё баночку мёда и пучок каких-то трав, названия которых не знала.

— С болью сердечной, — вдруг сказала она, когда я протянула деньги. Её голос был глубоким, как старый колодец, и неожиданно молодым для её возраста. — Завари перед сном и пей семь дней.

Я хотела возразить, что не нуждаюсь в знахарских советах, но слова застряли в горле. Что-то в её взгляде остановило меня – в нём не было ни капли фальши или стремления продать товар подороже. Только спокойная уверенность человека, который точно знает, что делает.

***

Наша настоящая встреча произошла позже, когда скрученная ревматизмом соседка Агафья попросила меня отнести Варваре плату за лечение – банку смородинового варенья и кусок домотканого полотна. Я согласилась, подталкиваемая неосознанным любопытством.

Дом Варвары был окружён пышным садом, который больше напоминал лес. Здесь не было аккуратных грядок, как у других деревенских, всё росло свободно, подчиняясь собственной логике. Калитка заскрипела, когда я толкнула её, и этот звук словно возвестил о моём приходе – дверь дома открылась прежде, чем я успела постучать.

— Входи, коли пришла, — сказала Варвара. В полутёмных сенях пахло сушёными травами и дымом. — Чай пить будешь?

Внутри дом оказался неожиданно чистым и уютным. Стены, побеленные известью, скрипучие половицы, вымытые до желтизны, печь, занимавшая треть комнаты. Повсюду пучки трав, корешки, какие-то склянки. На полке – старые книги в потёртых переплётах.

Варвара налила чай в глиняные кружки. Тёмно-красный, пахнущий лесом и ещё чем-то неуловимым. Я сделала глоток и почувствовала, как тепло разливается по телу, достигая самых замёрзших уголков души.

— Сколько тебе лет? — спросила я, сама удивляясь своей смелости.

Варвара усмехнулась, и на миг её лицо преобразилось, сбросив десяток лет.

— Люди в деревне говорят – сто. А может, и больше. — Она отпила из своей чашки. — Сколько себя помню, всегда меня боялись. Сначала потому, что красивая была, потом – потому что знающая.

— А ты действительно... — я запнулась, не зная, как сформулировать вопрос.

— Ведьма? — она произнесла это слово без тени смущения или обиды. — По-вашему, городскому, наверное, так. А сама я так не думаю. Просто вижу то, что другие не видят, и умею то, что другие разучились.

В тот вечер она рассказала мне свою историю. О том, как в молодости любила председателя колхоза, замужнего человека, и как вся деревня ополчилась против неё. Как потеряла ребёнка от этой любви. Как его жена пришла просить приворота, не зная, что соперница – сама Варвара. Как решила никогда больше не использовать свои способности для себя, только для других.

— Самое страшное проклятие, — сказала она, глядя в огонь печи, — это когда твой дар становится твоим наказанием. Когда знаешь, что может случиться, но не можешь изменить.

***

Наши встречи стали регулярными. Я приносила ей книги из города, она учила меня различать травы, готовить отвары. Иногда мы просто молчали, пили чай у печи и смотрели на огонь. В эти моменты я чувствовала странное единение с ней, словно время переставало существовать, и мы обе зависали где-то вне его течения.

Варвара никогда не говорила о будущем, только о прошлом. Её истории о деревне, о людях, которых давно нет, завораживали меня. Она помнила всё: имена, лица, даты, мельчайшие детали событий пятидесятилетней давности.

Однажды мы заговорили о моём бывшем муже. Я редко вспоминала о нём – рана затянулась, оставив глухую боль и недоверие к людям.

— Он вернётся, — вдруг сказала Варвара, перебирая сухие стебли зверобоя. — Весной, когда ручьи пойдут.

— Зачем? — я почувствовала, как сердце сжалось. — У него другая семья, ребёнок родился.

— Сказать что-то хочет. Важное. — Она подняла на меня глаза, в которых отражался свет керосиновой лампы. — Только не держи его. Отпусти с миром.

Я хотела посмеяться над её предсказанием, но не смогла. В глубине души знала – она не ошибается.

***

В ту зиму Варвара начала слабеть. Её руки, всегда ловкие и уверенные, стали дрожать. Она часто останавливалась посреди разговора, словно прислушиваясь к чему-то, чего я не могла услышать.

— Кто будет лечить людей, когда тебя не станет? — спросила я однажды.

Она долго молчала, потом сказала:

— У каждого времени свои лекари. Раньше такие, как я, были в каждой деревне. Потом почти всех извели – кого в тридцатые, кого в войну, кого после. А с нами и знание ушло. Вот теперь пустота.

— Научи меня, — вырвалось у меня.

Варвара усмехнулась.

— Не всему научить можно. Кое-что с рождения даётся. Но что могу – передам.

В ту ночь она показала мне свою главную тайну. В маленькой комнате за печью, куда никто, кроме неё, не входил, стоял старый сундук. Варвара открыла его медным ключом, который носила на шее.

Внутри лежала книга в кожаном переплёте, страницы пожелтевшие от времени, исписанные выцветшими чернилами. Рядом – пучки неизвестных мне трав, свёртки с корешками, мешочки с землёй и камнями.

— Здесь всё, что я знаю, — сказала она, проводя рукой над сундуком. — Собирала по крупицам всю жизнь. От бабки своей, от других знающих, от земли самой.

Я листала книгу, разбирая почерк, то чёткий, то небрежный. Рецепты, заговоры, описания трав, наблюдения за природой, истории болезней и исцелений. Жизнь, вместившаяся в несколько сотен страниц.

— Когда меня не станет, книга твоя будет, — сказала Варвара. — Только помни: знание – это ответственность. Каждое действие имеет последствия, особенно если оно от сердца идёт.

***

Варвара умерла в марте, когда начали таять снега. Я нашла её утром в кресле у окна – казалось, она просто уснула, глядя на свой сад, где уже проклёвывались первые ростки.

Похороны были скромными. Пришла вся деревня – те самые люди, которые при жизни обходили её дом стороной. Они стояли молча, с непокрытыми головами, и в их глазах читался не столько страх, сколько уважение и, может быть, стыд.

После похорон я вернулась в её дом. Сундук стоял на том же месте, ключ лежал на столе – она знала, что я приду. Я взяла книгу, погладила потрескавшийся переплёт. Перелистала страницы, вдыхая запах времени и мудрости.

На последней странице, той, что всегда была пустой, появилась новая запись. Почерк Варвары, но более неровный, словно рука дрожала:

"Помни: сила не в знании, а в любви. Лечи не болезнь, а человека. И никогда не бойся своего дара".

Через неделю, как она и предсказывала, приехал мой бывший муж. Стоял на пороге растерянный, постаревший, совсем не похожий на того человека, которого я когда-то любила.

— Прости меня, — сказал он. — Я должен был сказать это, иначе не смог бы жить дальше.

Я не испытала ни боли, ни радости – только спокойное понимание, что это конец одной истории и, возможно, начало другой. Я простила его не из великодушия, а потому что наконец осознала: прошлое не имеет власти над тем, кто не держится за него.

Мы выпили чай – не из моих городских чашек, а из глиняных кружек Варвары. Потом он ушёл – навсегда, я это знала.

А я осталась в доме на краю деревни, где заканчиваются огороды и начинается лес. По вечерам зажигаю керосиновую лампу, хотя в доме есть электричество, и перечитываю книгу Варвары, добавляя свои наблюдения. Изучаю травы, собираю их по росе, сушу на чердаке. Люди сначала боялись приходить, но боль и отчаяние сильнее страха – стали появляться сначала робко, потом всё смелее.

Я не называю себя ведьмой или знахаркой. Просто человек, который видит то, что другие не видят, и умеет то, что другие разучились. И каждый раз, заваривая травы или накладывая компресс, вспоминаю слова Варвары: "Сила не в знании, а в любви". И пытаюсь любить этот мир со всей его болью и красотой, как любила она – без страха, без сожалений, принимая его целиком, с каждой травинкой, с каждой человеческой судьбой.

А когда приходит ночь, и в печи догорают последние угли, мне кажется, что я слышу её голос – глубокий, как старый колодец, и неожиданно молодой. И тогда я знаю, что не одна в этом доме на краю времени, где прошлое встречается с будущим, где горизонт трав сливается с горизонтом жизни.