Мелисса открыла глаза. Первым делом рука сама потянулась к телефону ― искать заветное сообщение. Но его не оказалось. Разрывалась от уведомлений только беседа глупых одноклассников, спорящих, нужно ли мучиться и тащиться на первый урок ― физкультуру.
Настроение сразу же испортилось, в школу идти совершенно расхотелось. Усилием воли Мел подняла себя с кровати и заставила начать этот день.
«Может быть, мне стоит написать ему первой? ― рассуждала она. ― Не хотелось бы, конечно, показаться навязчивой… но это же просто дружеская беседа, ни к чему никого не обязывающая. Обычно он встает раньше и пишет мне. И делает это абсолютно добровольно и вроде как даже с удовольствием. И ведь это вполне адекватно ― поддерживать контакт с человеком, с которым приятно проводить время. Я не заставляю его общаться со мной, если ему не нравится, он может прямо об этом сказать, правда? Так же и поступают взрослые люди?»
Не давая себе больше времени на метания, она чуть ли не бегом направилась к телефону, чтобы напечатать лаконичное: «Доброе утро, Ник». И, поймав себя на новой волне размышлений в духе «а какой лучше поставить смайлик в конце, чтобы это выглядело удобоваримо, прилично и ненавязчиво» ― испуганно сунула телефон в карман куртки от греха подальше.
Уже месяц десятиклассница Мел общалась с Ником, который был на три года старше и уже учился в университете. В один вечер он написал ей в соцсети ― прокомментировал пост, где Мел делилась мыслями о прочитанном. Так и завязалась беседа, и теперь они общались чуть ли не круглые сутки.
Ник жил в другом городе, и лично они ни разу не виделись, однако Мел это ни капли не смущало ― ей было безумно интересно просто общаться в сети, да и страх не понравиться лично все чаще закрадывался в юное сердце.
Ник казался ей невероятно эрудированным, многое из того, о чем он говорил, Мел не понимала ― приходилось гуглить, читать, вникать, чтобы не упасть в грязь лицом. С трудом за ним поспевала, но ей это нравилось ― он такой умный! Однажды Ник сказал, что она не по годам смышленая, и Мел весь день ходила счастливая.
Об отношениях Мел не думала, ей просто хотелось быть «в сети» с Ником… всегда? Она не могла себе представить и день без его сообщений. Казалось, всю жизнь бы слушала его рассуждения про Александра Македонского, отзывы на британские сериалы и недоумевающе хихикать над его черным юмором.
Ник был взбалмошный, холеричный, неусидчивый, он не лез за словом в карман и считал, что способен покорить весь мир. Он мечтал стать политиком и вершить судьбы людей.
Мел любовалась его смелостью, уверенностью, временами и правда казалось, что он может добиться всего. Вместе с ним она и сама становилась как-то храбрее. Ей очень нравилось думать о нем, смаковать моменты, когда он хвалит ее успехи или смеется над ее шутками.
И сейчас, идя темным зимним утром в школу через нескончаемую вереницу сугробов, Мел растворялась в мыслях о нем. Каждые десять минут заглядывала в телефон, упорно игнорируя покрасневшие от мороза пальцы. Но заветного сообщения не было. С каждой минутой нетерпение Мел накалялось, и, придя в школу, ни о чем ином думать она уже не могла.
«Может быть, я чем-то его обидела? Или ему стало скучно со мной? А если он нашел кого-то более интересного? Наверное, он общался со мной от нечего делать…»
Нервозность становилась чуть ли не осязаемой, где-то в грудной клетке все сжималось, хотелось только одного ― чтобы он побыстрее ответил.
Она стойко боролась с неотступной тревогой весь урок физкультуры, сублимируя стресс в бег, прыжки и отжимания, но потом сдалась ― после урока сорвалась в раздевалку и, даже не думая переодеваться, полезла первым делом в телефон. Одно сообщение. С шумом выдохнув, Мел увидела самое лучшее имя в мире ― Ник.
«Приветик, Мел! Черт, представляешь, проспал! Сейчас галопом несусь на пары. Надеюсь, у вас в городе нет так холодно, ибо у нас ― жуть! Как проходят уроки у подрастающего поколения? Рассказывай, хочу знать все!»
«Проспал, всего лишь проспал, ― радостная улыбка озарила лицо Мел. ― Надо же «хочу знать все»... все обо мне! Он хочет знать меня!»
Мел начала набирать сообщение: «У нас тоже довольно холодно, но я совсем не замерзла!» — тут взгляд Мел случайно упал на до сих пор красные пальцы рук. Подумав, она все же решила убрать вторую часть предложения. Просто ей так хотелось показать свою особенность! Даже если это выражалось в банальной морозоустойчивости.
И мир снова заиграл яркими красками. На уроках Мелисса блистала ― на каждый вопрос у нее находился ответ, она умело рассуждала, все казалось ей интересным, а люди вокруг ― самыми милыми и добрыми на планете. Ей было радостно, и хотелось дарить эту радость всем. Ведь внутри ее существа, в самой ее душе жил он… Она не знала, удастся ли Нику воплотить все планы и захватить этот мир, но ее личный мир он уже захватил целиком и полностью.
* * *
Первым об отношениях заговорил Ник. В присущей ему манере: напористо, с вызовом признался в симпатии. Заявил однако, что он отнюдь не Есенин, и много ближе ему манера изложения Маяковского, так что особых нежностей от него ждать не стоит.
Но Мел и не ждала. Выслушав об его чувствах во время телефонного разговора, она сначала долго молчала, а потом пообещала подумать и ответить завтра.
Ник расценил как девичью игру, кокетство, желание набить себе цену. Но он ошибался. На Мел обрушилось в один миг столько эмоций, что она просто застыла. Не верилось, что все это происходит, она не знала, что ей делать, и как отвечать. Ее окутало такое огромное счастье, что она испугалась.
Всю ночь она не могла унять бешено колотящееся сердце, сон не шел совершенно.
Мел невероятно хотела быть с ним, но боялась. Вдруг не оправдает его ожиданий? На самом деле, она не такая уж и умная. И, наверное, не такая уж и красивая. Он придумал себе ее образ и влюбился в него, вот и все. Но противостоять Нику у Мелиссы не было никаких сил. Она сама к нему тянулась.
На следующий день Мел попыталась сделать вид, что ничего не было, но Ник, сам не на шутку разнервничавшись, добился ответного признания.
К облегчению Мел, все шло хорошо. Ник оказался очень ответственным и полностью взял Мел под свое крыло. Он помогал ей с учебой, советовал книги, в созвонах они часто смотрели документальные фильмы. Мелисса становилась увереннее, амбициознее, она научилась говорить «нет» и давать отпор. Но все это было, пока за ее спиной незримой тенью находился Ник. Все его интересы стали ее интересами.
Все чаще шли разговоры о личной встрече. Мел мечтала его увидеть. Ник тоже, но постоянно что-то мешало. Один раз Мел, набравшись смелости, начала разговор о том, что летом, после всех экзаменов и контрольных, можно было бы попробовать уговорить родителей отпустить ее к нему хотя бы на пару дней. Однако Ник запротестовал:
― Я должен первый прийти на поклон к твоим родителям, так будет правильно! До лета еще много времени, пчелка, я обязательно приеду!
И Мел это приняла.
Так прошло несколько месяцев. Ник бегал по своим делами и все реже говорил о встрече. Все чаще Мел засиживалась допоздна, ожидая его с очередного собрания. К разговору про встречу Мелисса больше не начинала, боясь разозлить или обидеть. Ведь времени на нее у Ника и так было немного, и эти небольшие промежутки заполнялись разговорами об его планах, победах, новых знакомствах. Мел смиренно слушала и радовалась за него, как за себя. Он говорил, что девушки лучше, чем она, ему никогда не найти, и робкие переживания Мелиссы заглушались потребностью быть с ним. Ей казалось, она готова вытерпеть все, лишь бы Ник всегда возвращался к ней.
В один из дней, уже летом, Ник попросил Мел не уезжать, как планировалось, с родителями на дачу и остаться с ним. Он пообещал отодвинуть все дела и посвятить все время ей одной. Мел воспряла духом ― вот и перевернулся на ее улице грузовик со счастьем! Разумеется, она сделает все так, как просит Ник. Отменит ради него любые планы.
И вот ― родители уехали, она сталась. С самого утра Мел была в радостном предвкушении. Она согласилась бы на все, что ни предложил бы Ник, чтобы проводить с ним время, быть с ним. Но прошел час, второй, третий… А звонка от Ника не было. Мел все больше тревожилась. Собравшись с духом, решилась позвонила.
― Да, Мел? Что-то срочное? Я, признаться, занят.
«Он все реже называет меня ласково ― пчелкой», ― пронеслось в голове.
― Ник, что-то случилось? Все в порядке?
― Разумеется, все в порядке! Просто вожусь с делами, как обычно. Почему спрашиваешь?
― Просто, вроде, мы же договаривались провести день вместе, как мне казалось. Возможно, я что-то перепутала… Извини, что отвлекаю, я не хотела.
― О мон дье! Черт, совсем вылетело из головы, Мелисса. Бога ради, прости!
― Ничего, я… я понимаю, конечно, да.
Не выдержав, Мел бросила трубку. Впервые завершила разговор сама. Впервые не ответила на звонки Ника, стремящегося извиниться, после.
Жгучая обида захватила ее. Стало стыдно перед родителями, которым она так много отказывала в совместном времяпровождении. Перед друзьями, которые отошли даже не на второй план, а дальше. Жалость к себе забралась внутрь и выходила крупными слезами, капающими в холодные ладони. Она казалась себе ненужной, жалкой.
Тяжело давалось ей последнее время. Нужно было думать о поступлении, о будущем. Но ни о чем, кроме Ника, не получалось. Все планы, цели, мечты были связаны только с ним. Мел не могла отказаться от этого, как бы плохо ей ни было. Она даже не думала о расставании.
Но об этом заговорил Ник. Он долго говорил про жизненные обстоятельства, сложности, его чувства к ней, к миру, к окружающим, клялся, что если бы они родились в одном городе, то все было бы совершенно по-другому.
В Мел проснулось что-то неистовое, она с отчаянием доказывала, что все можно исправить, что она сможет поступить в его город, что все можно исправить. Она готова была биться за свои чувства до последнего, но у Ника был один ответ— она еще слишком юна, чтобы все понять. Когда Мел подрастет, то обязательно все осознает, но сейчас им лучше расстаться, пока не стало слишком поздно.
Несколько дней длился этот диалог, и в конце концов Мел все приняла. Как принимала все решения Ника до этого.
С этого дня Мел потерялась. От безысходности выла в подушку, захлебывалась слезами, расцарапывая руки и лицо до крови. Ее смысл жизни ушел, и теперь все стало безразличным. Не хотелось ни жить, ни умирать, хотелось исчезнуть. Ничто не заполняло образовавшуюся пустоту.
Помогли родители. Многого не зная, они просто были рядом. Они показывали ― что бы ни случилось, они всегда помогут и поддержат. И Мелисса постепенно приходила в себя, но нервное предчувствие, что Ник не окончательно ушел из ее жизни, не покидало.
Так и случилось. Воскресным днем Ник заявил о себе. Как будто ничего и не произошло ― стал справляться о делах, о жизни, о школе. В этот миг Мел окутала страшная тревога, все тело ее бил тремор. Ей было так мучительно плохо, что начинало казаться, что ей невыносимо хорошо. Снова захлестнули чувства. Пыталась их скрыть, но получалось крайне неумело. И Ник это видел.
Спустя время, вспоминая этот эпизод своей жизни, Мелисса так и не могла понять, для чего ему было нужно так издеваться над ней? Он рассказывал ей о своих успехах, часто подчеркивая «как жаль, что мы уже не вместе» или «не твой, вот и злишься, Мел». Он то давал ей надежду на что-то большее, то отталкивал. А Мел не могла противиться, она принимала все, что преподносил ей Ник.
«Все проходит, пройдет и это, но ничего не проходит бесследно».
Все это длилось месяц, может, чуть больше, но Мел казалось, что не закончится никогда. Терпеть выходки Ника, терпеть саму себя больше не было сил. В который раз она умоляла его сказать, зачем ему это все нужно, для чего? Он всегда уходил от ответа, отмахивался. Но в этот раз он сказал:
― Мы в ответе за тех, кого приручили, Мел, вот и все.
Из Мел выбили весь воздух, как пощечина крепкой, знающей свое дело рукой. Как собаку… Оставалось сказать «гав» и умереть за своего хозяина.
Это было слишком даже для нее. Священное было осквернено, неприкосновенное ― варварски уничтожено. Из обиды родилась злость и дала Мел сил убрать из жизни все, что было связано с Ником.
И однажды, выходя из дома и увидев того, о ком мечтала так долго и так мучительно, Мел с удовольствием поняла, что не ощущает ничего, кроме легкого недоумения.
Ник смущенно улыбался и смотрел на нее темными глазами.
― Мел, знаешь, я…
Но Мелисса перебила:
― Я тут прочла твое любимое произведение и нашла удивительную фразу: «Когда позволяешь себя приручить, потом случается и плакать».
И не дав ни себе, ни ему опомниться, зашагала прочь. Было ли это ужасно пафосно, драматично и по-сериальному? Безусловно. Но как же ей было хорошо!
Автор: Шико
Подарок из прошлого
В общем, начну по порядку. Эта история случилась со мной десять лет назад.
Однажды я, будучи в очень плохом настроении, брякнула:
— А, пропади все пропадом!
И пошла в магазин, где купила три бутылки вина. Я не алкоголичка, неприятности обычно спиртным не заливаю, но на этот раз причина была веская: в почтовом ящике мною было обнаружено письмо от приставов. Ага! Понимаете, о чем я? Вот именно — у меня тоже коленки задрожали!
Открыла конверт и узнала, что должна государству сто тысяч! За что? Квартира родителей обросла долгами, а сестрица платить за нее не может, потому что безработная, и вообще. Естественно, выбор пал на меня. Я-то работаю. А то, что не живу в квартире — так это мои проблемы, и никого не колышет, что на моей шее висят двое детей, а муж бросил меня год назад по причине «единственной и неповторимой последней любви» к сучке крашеной из универсама напротив!
Детишки отдыхали в лагере, поэтому вид пьяной матери их не оскорбил бы. Я сложила все маты на голову любимой сестрицы, после этого занялась своей персоной. Поверьте, мне крепко досталось! Нельзя быть такой дурой! Не надо было пересылать милой родственнице деньги для оплаты услуг ЖКХ! Кто мне мешал разделить счета? Правильно — лень! Вот теперь сиди и думай. Можешь поплакать.
После первой бутылки я запела песни. Репертуар небогатый, но достаточно жесткий. Я знаю немецкий язык, поэтому произведения группы «Рамштайн» мне дались достаточно легко. Ну... чего там душой кривить — тексты у этих развеселых немцев просты и кратки: их может петь абсолютно любой человек, находящийся в нетрезвом состоянии. Конечно, такого бы со мной никогда не случилось, если бы я пригласила подружку. Но подружкой моей сегодня была та самая крашеная сучка из универсама напротив.
Вторая бутылка пошла минорно: я рыдала, вспоминая свою дурацкую жизнь. Досталось даже Сереге Сычеву, мальчику из моего класса, который на протяжении восьми лет терроризировал меня, как не знаю кого. Ведь это он, гаденыш, был первым из череды мужиков, обидевших несчастную девочку-девушку-женщину, Людмилу Петровну Синичкину — меня! Поверьте, поджопник от малолетнего придурка по шкале унижения не отличим от измены сорокалетнего муженька!
Третья бутыль была лишней: я потерялась в пространстве. Теперь отлично понимаю, почему алкаши видят чертей, шаманы разговаривают с духами, а буддистские монахи уходят в нирвану. Наверное, в мозгу открываются какие-то чакры, и человек переходит на новый уровень. Но сначала нужно пройти тяжелое испытание — вертолетные атаки. Не каждому смельчаку это удается, к центру вселенной добираются не все. Вот и я, слабая женщина, тридцати пяти лет от роду, сошла с почетной дистанции и упала в кювет. А точнее — под стол! Позор, позор!
. . . ДОЧИТАТЬ>>