Ларисе поначалу было сложно сохранять приветливое выражение лица и делать вид, что весело. Но она понаблюдала исподтишка за тем, с какой нежностью отец ухаживает за мамой, и как та светится от радости.
И стало даже немного стыдно за то, что она своей вредностью и эгоизмом мешает её женскому счастью. В конце концов, какой смысл судить родителей сейчас за то, что произошло много лет назад. Главное, что им хорошо вместе.
Ещё Лариса присматривалась к Наташе и Никите. Их отношения не были похожи на романтические, и это успокоило её, всё-таки пока рановато им обоим переходить на взрослый уровень отношений.
Сделав такие выводы, она словно сбросила с себя напряжение и уже сумела не натужно, а искренне улыбаться и даже смеяться, поддавшись общему шутливому настроению.
Когда Наташа засобиралась домой, Никита пошёл её провожать. Ирина Антоновна, сославшись на усталость, ушла в другую комнату отдохнуть. Оставшись с отцом наедине, Лариса опять почувствовала неловкость.
– Дочка, я должен тебе кое в чём признаться. – прервал затянувшуюся паузу Юрий Петрович.
– Ещё что-то плохое? – насторожилась та.
– Нет, совсем наоборот. Я ведь тогда пришёл к тебе совсем не для того, о чём сказал потом. Я так мечтал о нашей встрече, хотел обнять тебя и Никиту, вообразил, что и вы мне будете рады.
Но ты так плохо встретила меня, так со мной разговаривала, что я растерялся и очень обиделся. Я ведь в общем-то неплохой человек, добрый и великодушный, а тут сам не знаю, что на меня нашло.
Просто не сдержался, захотелось как-то так же ответить на твою грубость. Это как самозащита, понимаешь?! Я поступил неумно, конечно, признаю, но сгоряча вдруг почему-то вырвалась эта глупость про алименты.
– Это было не глупо, а жестоко и обидно! – воскликнула Лариса.
– Прости меня! Не нужны мне никакие алименты, поверь! Всё то, что ты присылала, на этой карточке, – он достал из кармана и протянул дочери прямоугольную пластинку, – Возьми!
Я просто брякнул тогда первое, что пришло на ум, а потом уже не знал, как вернуть свои слова обратно. А хотел, наоборот, предложить тебе помощь, сказать, что я у вас в долгу, и потому хочу всё исправить.
Я ведь хорошо зарабатывал, а тратить особенно не на что оказалось. Детей у нас не было, а двоим много ли надо?! Так что не нуждаюсь я ни в чём, сам буду вам помогать. Ты только скажи, что я могу сделать, в лепёшку расшибусь!
Ещё, когда моя квартира продастся, куплю здесь однушку для Никиты, пусть у него будет своё жильё. Парень он самостоятельный, не заметишь, как повзрослеет.
А мы с твоей мамой будем вместе жить. Очень я виноват перед ней. Любил ведь Иринушку, да бес попутал. Я и не переставал её любить, но всё так сложно оказалось, что, когда очнулся от морока, уже не мог уехать от жены.
Болела она очень, ну как бы я её бросил?! Не по-мужски это совсем как-то, вот и был я рядом, помогал справляться с хворью, сколько было возможно. А твою маму я поддерживал материально все эти годы, только она тебе не говорила, наверное.
Это всё, конечно, не оправдывает меня, не спорю, только повинную голову и меч не сечёт, верно?! Простишь меня? Столько лет ты жила без отца, позволь хоть теперь мне быть с вами и участвовать в вашей жизни.
– Да кто ж тебя гонит. И Никите мужского воспитания не хватает, вон как обрадовался, что дед появился.
– А ты? Ты рада?
– Да пока сама не поняла, – отозвалась Лариса.
– Сумеешь меня простить когда-нибудь?
– Простила уже. – она подошла к отцу и обняла его, – Да ты не волнуйся, всё хорошо, просто скудная я на эмоции, мне время нужно, чтобы к тебе привыкнуть снова, папа.