Вечером я сидела в нашей гостиной, по телеку шёл какой-то сериал, но я его толком не слушала — так, фоном. Олег рядом копался в телефоне, изредка показывая мне какие-то новости. Обычный вечер, каких у нас было уже тысячи в этом доме.
В дверь позвонили. Громко так, настойчиво.
— Кто это может быть? — пробормотала я, поднимая голову от кроссворда. Последнее время к нам редко кто заходил без предупреждения.
Олег пошёл открывать. Я услышала, как он удивлённо охнул:
— Андрей? Ты чего так поздно?
Его старший брат ввалился в прихожую, даже не разуваясь. Прошёл прямо в гостиную, будто к себе домой. Я сразу напряглась — мы с ним никогда особо не ладили, а после того, как начались разборки с родительским наследством, вообще перестали общаться.
— А я вот документы перебирал, — протянул он с какой-то противной ухмылкой. — И знаешь, что нашёл?
Он вытащил из кармана смятые бумаги и швырнул их на стол:
— Погляди-ка. Земля-то, на которой ваша халупа стоит, она вообще-то моя. Отец мне её записал.
У меня внутри всё оборвалось. Десять лет назад мы с Олегом своими руками этот дом строили. Всё честно оформляли, сам отец помогал с документами. Какая ещё земля?
— Что за бред? — я встала. — Олег, скажи ему!
Но Олег молчал, уставившись в бумаги. Руки у него дрожали.
— Да-да, почитай внимательнее, — Андрей расхаживал по комнате, как хозяин. — Тут всё чётко написано. Земельный участок принадлежит мне. А значит, и дом тоже.
— Но отец же... — начал Олег.
— А что отец? — перебил Андрей. — Он старшему сыну всегда больше доверял. Ты же знаешь.
Я смотрела на мужа и не верила своим глазам. Он стоял какой-то пришибленный, растерянный. Где тот Олег, который всегда говорил, что свой дом никому не отдаст?
— Даю вам неделю подумать, — бросил Андрей уже от двери. — Потом пойду в суд. А вы пока решите, по-хорошему разойдёмся или как.
Когда он ушёл, в комнате повисла тишина. Олег всё ещё разглядывал документы, словно надеялся найти в них какую-нибудь ошибку. А я стояла и чувствовала, как внутри закипает злость. Не столько на Андрея — от него я другого и не ждала. А вот на мужа... Почему он молчит? Почему не послал брата куда подальше с его бумажками?
— Олег, — позвала я. Он поднял на меня какой-то потерянный взгляд, и я поняла: это только начало наших проблем.
После ухода Андрея я заварила себе крепкий чай. Руки тряслись, чашка звякала о блюдце. Олег сидел за кухонным столом, перебирая эти чёртовы бумаги.
— Ну и? — не выдержала я. — Что молчишь?
— А что говорить? — он потёр лицо ладонями. — Надо во всём разобраться. Может, Андрей прав...
У меня внутри что-то оборвалось.
— Прав? — я чуть не поперхнулась чаем. — Ты серьёзно? Он заявляется посреди ночи, машет какими-то бумажками и говорит, что наш дом теперь его. И ты считаешь, что он может быть прав?
— Марин, ты не понимаешь... — Олег говорил тихо, будто сам себя уговаривал. — Это же документы. Если там правда написано...
— Да плевать, что там написано! — я грохнула чашкой по столу. — Это наш дом! Мы его своими руками строили. Помнишь, как ты на крыше работал? Как я обои клеила? Как твой отец помогал с проводкой? И теперь ты готов всё это отдать, только потому что твой братец притащил какие-то бумажки?
Олег молчал. Сидел, опустив голову, и молчал. Я смотрела на его ссутуленную спину и не узнавала человека, за которого вышла замуж. Где тот Олег, который смеялся над любыми трудностями? Который говорил, что всё преодолеем, лишь бы вместе?
— Может, стоит с ним договориться? — наконец пробормотал он. — Предложить деньги или...
Я встала. Стул с грохотом отъехал назад.
— Договориться? С этим... — я проглотила грубое слово. — Он же специально это придумал! Десять лет молчал, а теперь вдруг земля ему понадобилась? Да он просто завидует, что у нас всё хорошо, что мы своим трудом всего добились, а не как он — на папины деньги!
— Не говори так, — поморщился Олег. — Он мой брат всё-таки.
— Брат? — я горько усмехнулась. — А ты ему кто? Половик, об который ноги вытирать можно?
Олег вздрогнул, но ничего не ответил. И это его молчание было страшнее любых слов. Я вдруг поняла: он не будет бороться. Он уже сдался.
Смотрела на его поникшие плечи, на руки, которые всё ещё теребили эти несчастные бумаги, и чувствовала, как внутри растёт что-то холодное и противное. Разочарование? Презрение? Не знаю. Просто в этот момент я увидела его совсем другими глазами.
А ведь когда-то, в самом начале нашей жизни здесь, мы сидели на этой же кухне и мечтали. Какие занавески повесим, где стол поставим, как будем внуков чаем поить... Помню, как он тогда сказал: "Это наш дом, Мариша. Навсегда наш."
Навсегда... Я встала и подошла к окну. Во дворе уже стемнело, только фонарь освещал наши старые яблони. Сколько лет мы их растили? Шесть? Семь? И что теперь — всё Андрею отдать?
— Надо подумать, — снова забормотал Олег за спиной. — Всё взвесить... Может, юристу показать...
Я не выдержала:
— А чего тут думать? Что взвешивать? Или ты мужик, который может семью защитить, или... — я не договорила.
Он промолчал. Опять промолчал. И в этой тишине я отчётливо услышала, как что-то ломается. То ли моя вера в него, то ли наша жизнь...
Утром я достала с антресолей старый чемодан. Тот самый, с которым когда-то приехала к Олегу после свадьбы. Руки дрожали, пока складывала вещи. В голове крутились обрывки вчерашнего разговора, его жалкие попытки оправдаться, это вечное "надо подумать".
Олег зашёл в спальню, когда я складывала свитера.
— Ты что делаешь? — спросил он каким-то севшим голосом.
Я молча продолжала собирать вещи. Аккуратно сложила любимую кофту, потом джинсы. Со стола упала фотография — наша, с первого отпуска на море. Я не стала поднимать.
— Марина, перестань! — он шагнул ближе. — Ты что, правда уходишь?
— А ты как думал? — я наконец повернулась к нему. — Будто я останусь смотреть, как ты всё отдашь этому... своему брату?
— Но я же ещё ничего не решил! — он всплеснул руками. — Вот позвоню юристу...
— Юристу? — я швырнула в чемодан свою косметичку. — А зачем? Что тут решать-то? Это наш дом, Олег! НАШ! Ты что, забыл, как мы его строили? Как по копейке деньги собирали? Как ночами не спали, планировали всё?
Он стоял в дверях, теребил рукав рубашки — прямо как в молодости, когда косячил и боялся признаться. Только тогда это казалось милым, а сейчас...
— Марин, ну пойми... — начал он снова. — Андрей — он же не отступит. Ты его знаешь. Может, правда лучше договориться?
Я замерла с блузкой в руках.
— Договориться? — тихо переспросила я. — То есть вот так просто взять и отдать всё, что мы создавали десять лет?
— Да не всё! — он попытался улыбнуться. — Купим другой дом...
— Другой?! — я с силой захлопнула чемодан. — Тебе что, правда кажется, что дело в доме? В стенах этих? В квадратных метрах?
Он непонимающе смотрел на меня. А у меня внутри всё кипело:
— Дело в тебе, Олег! В том, что ты... — я задохнулась от возмущения, — что ты готов прогнуться под первую же угрозу! Даже не пытаешься бороться!
— Я не прогибаюсь, — пробормотал он. — Просто хочу всё решить мирно...
— Мирно? — я истерически рассмеялась. — Это когда твой брат приходит с какими-то левыми бумажками и заявляет права на наш дом — это мирно? А ты уже готов хвост поджать?
Олег молчал. Стоял, опустив голову, и молчал. И это его молчание было красноречивее любых слов.
Я застегнула чемодан, одёрнула куртку:
— Значит так. Если ты не готов бороться за этот дом, за нашу семью — я ухожу.
— Куда? — тихо спросил он.
— К Тане, — я назвала подругу, у которой можно пожить первое время. — Позвонишь, когда решишь стать мужиком.
Он дёрнулся, как от пощёчины. А я взяла чемодан и пошла к двери. В прихожей остановилась, оглянулась на него — вдруг догонит? Вдруг скажет что-нибудь?
Но он так и стоял в дверях спальни, растерянный и какой-то маленький. Совсем не похожий на того Олега, которого я полюбила двадцать лет назад.
Входная дверь хлопнула за моей спиной как выстрел. Я постояла на крыльце, посмотрела на наши яблони во дворе. Интересно, успеют их яблоки созреть до того, как всё решится?
"Дура, — подумала я, шагая к калитке. — Какие яблоки? Тут семья рушится, а ты о яблоках думаешь..."
Но слёзы почему-то полились именно из-за этих яблок. Из-за того, что, может быть, уже никогда не увижу, как они созреют.
В кафе было накурено и шумно. Олег сидел в самом дальнем углу, нервно помешивая остывший кофе. Он специально выбрал это место — подальше от знакомых глаз. Вторую ночь он не спал нормально, всё крутил в голове последний разговор с Мариной.
Андрей опоздал на полчаса. Ввалился в кафе как к себе домой, плюхнулся напротив, небрежно бросив на стол кожаный портфель:
— Ну что, братишка, созрел?
От его самодовольной ухмылки у Олега засосало под ложечкой. Вспомнилось, как в детстве Андрей точно так же улыбался, отбирая у него игрушки.
— Зачем тебе это? — тихо спросил Олег. — У тебя же своя квартира в центре, дача...
— А затем, — Андрей подозвал официантку, заказал себе коньяк, — что отец был неправ. Почему младшему досталось больше? Где справедливость?
— Какое больше? — Олег поморщился. — Ты получил квартиру и машину. А мне что? Участок земли, на котором надо было ещё дом построить.
— Вот именно! — Андрей стукнул ладонью по столу. — Земля-то моя была. По документам — моя. А ты там устроился...
Он отхлебнул принесённый коньяк, довольно прищурился:
— Но я же не зверь какой. Ты мне брат всё-таки. Давай по-хорошему решим.
Олег молчал. Перед глазами стояло лицо Марины, когда она уходила. "Позвонишь, когда решишь стать мужиком". А что значит "стать мужиком"? Драться с братом? Судиться?
— Смотри, — Андрей достал из портфеля конверт, — тут приличная сумма. Хватит на первый взнос за новую квартиру. В ипотеку возьмёте...
— В ипотеку? — Олег криво усмехнулся. — В пятьдесят лет?
— А что такого? — пожал плечами Андрей. — Зато всё будет чисто, законно. Ни тебе судов, ни скандалов. Марина успокоится...
При упоминании жены Олег вздрогнул. Три дня он ей звонил — она не брала трубку.
— Она не согласится, — пробормотал он.
— А ты не говори ей пока, — Андрей подмигнул. — Скажешь потом, мол, так получилось... Главное — возьми деньги. А там всё само устроится.
Олег смотрел на конверт. Белый, плотный, с аккуратно запечатанным клапаном. Внутри — цифра с пятью нулями. Хватит не только на первый взнос...
"Предатель", — шептал внутренний голос, подозрительно похожий на голос Марины.
"Но ведь правда можно купить новый дом", — возражал другой голос, трусливый и жалкий.
— Ну так что? — Андрей пододвинул конверт ближе. — По рукам?
Олег смотрел на свои пальцы — они подрагивали, как у алкоголика. Сорок восемь лет, а всё ещё боится старшего брата. Всё ещё не может ему отказать.
— Я подумаю, — выдавил он.
— Да брось, — Андрей хлопнул его по плечу. — Чего тут думать? Бери, пока даю.
Рука Олега потянулась к конверту. Медленно, будто во сне. Пальцы сжали плотную бумагу.
"Прости, Мариша", — мелькнуло в голове.
Он засунул конверт во внутренний карман куртки. Было такое чувство, будто туда положили не деньги, а кусок льда. Холодный, обжигающий через ткань рубашки.
— Вот и молодец, — Андрей залпом допил коньяк. — Правильное решение, брат. Завтра подъезжай к нотариусу, часам к одиннадцати. Все бумаги оформим.
Олег кивнул, не поднимая глаз. Почему-то вспомнилось, как они с Мариной сажали яблони во дворе. Она тогда сказала: "Представляешь, лет через десять тут настоящий сад будет".
Андрей что-то ещё говорил про документы, про сроки... Олег не слушал. В кармане жёг конверт, а в голове крутилась дурацкая мысль: "Интересно, а яблони можно будет выкопать и пересадить на новое место?"
Танька поставила передо мной чашку чая и села рядом. Её однушка казалась такой маленькой после нашего дома. Я сидела на раскладном диване — том самом, на котором мы когда-то, ещё студентками, строили планы на будущее.
— Ешь давай, — подруга подвинула ко мне печенье. — Третий день на одном чае сидишь.
Я помотала головой. В горле стоял комок, есть не хотелось совсем.
— Слушай, — Танька подобрала под себя ноги, — а может, ты всё-таки погорячилась? Ну, подумаешь, Олег не хочет ругаться с братом...
— Погорячилась? — я невесело усмехнулась. — Ты бы видела его там... Как тряпка. Даже слова поперёк брату сказать не может.
— Ну так он всегда такой был, — пожала плечами подруга. — Помнишь, как в молодости его Андрей строил? И на свадьбу вашу опоздал специально, и...
— Помню, — оборвала я её. — Но тогда мне казалось, что это всё ерунда. Что главное — это наша любовь, наши планы. А сейчас...
Я замолчала, глядя в окно. За стеклом моросил дождь, серый и унылый, как моя жизнь. Телефон на столе молчал — Олег не звонил уже второй день.
— Может, он правда хочет как лучше? — осторожно спросила Таня. — Ну, договорится с братом, купите другой дом...
— Другой дом? — я резко повернулась к ней. — Ты что, не понимаешь? Дело же не в доме! Дело в том, что он... что он...
Голос предательски дрогнул. Танька молча придвинулась ближе, обняла за плечи.
— Знаешь, что самое обидное? — прошептала я. — Я ведь всегда гордилась им. Думала — вот мой мужик, он хоть не такой пробивной, как его брат, зато честный, надёжный. А теперь...
Я всхлипнула:
— Он даже не борется, Тань! Просто сидит и ждёт, пока Андрей придёт и отберёт всё, что мы создавали. Весь наш дом, все наши мечты...
— А вдруг он прав? — Танька говорила тихо, осторожно подбирая слова. — Может, правда легче уступить? Зачем эти войны, суды? Вы же не молодые уже, начать заново...
— Начать заново? — я встала, прошлась по маленькой комнате. — А как? Как я могу начать заново с человеком, который даже за свой дом постоять не может? Который готов всё отдать, только бы не портить отношения с братом?
Таня молчала. А я остановилась у окна, прижалась лбом к холодному стеклу. Вспомнила, как мы с Олегом такими же дождливыми вечерами сидели в нашей кухне, пили чай, строили планы. Как он обнимал меня и говорил: "Всё будет хорошо, Мариша. Мы же вместе".
Вместе...
— А может, он такой и есть? — тихо сказала Таня за спиной. — Может, это ты его другим представляла?
Я обхватила себя руками. В груди было холодно и пусто.
— Наверное... — прошептала я. — Наверное, ты права. Просто не хотела этого видеть. Двадцать лет не хотела...
Телефон на столе вдруг звякнул. Я дёрнулась было к нему, но заставила себя остаться у окна.
— Олег? — спросила Таня.
Я кивнула, не оборачиваясь. Знала, что если возьму трубку, если услышу его голос — могу сдаться. Могу согласиться на всё: на новый дом, на примирение с Андреем, на что угодно...
Только вот смогу ли потом жить с этим? Смогу ли уважать мужа, который не смог защитить нашу семью? И себя — смогу ли уважать, если приму такого его?
Телефон звякнул ещё раз. А потом ещё. А я всё стояла у окна и смотрела, как дождь размывает город за стеклом.
Дома было тихо и пусто. Олег бродил по комнатам как привидение — из спальни в кухню, из кухни в гостиную. Конверт с деньгами жёг карман, не давал спать. Завтра надо было ехать к нотариусу, а в голове крутилась какая-то каша.
В шкафу, за стопкой старых газет, он нашёл бутылку коньяка. Налил, выпил залпом. Не помогло — только горло обожгло.
Взгляд упал на старую коробку из-под обуви на верхней полке. Там Марина хранила фотографии. "Компромат", — шутила она.
Олег достал коробку, высыпал фотографии на стол. Вот они молодые, только-только начали встречаться. Вот свадьба — Марина в белом платье улыбается так счастливо. А вот...
Он замер, держа в руках потрёпанный снимок. Они с Мариной стоят на фундаменте будущего дома. Он в старой рабочей куртке, она в смешном оранжевом комбинезоне. Оба перемазанные цементом, но счастливые до одури.
Помнил тот день. Только залили фундамент, устали как собаки. А Марина вдруг достала фотоаппарат:
— Давай сфотографируемся! Это же начало нашего дома!
"Начало нашего дома..." А теперь что? Продать его за пачку денег?
Олег налил ещё коньяка. На следующей фотографии отец показывал ему, как правильно класть кирпичи.
— Всё должно быть ровно, сынок, — говорил он тогда. — Криво положишь — криво жить будешь.
Криво жить... А разве не криво он сейчас живёт? Прячется от жены, боится брату слово поперёк сказать.
В кармане зашевелился телефон. Эсэмэска от Андрея: "Не забудь, завтра в 11 у нотариуса".
Олег поморщился, отложил телефон. Взял следующую фотографию — они с Мариной в окружении коробок, только переехали. Она тогда сказала: "Представляешь, теперь это наш дом. Навсегда наш".
Навсегда...
Он встал, подошёл к окну. В темноте едва виднелись яблони, которые они посадили с Мариной. Почему-то вспомнилось, как она выбирала саженцы на рынке, как советовалась с продавцом:
— А они точно приживутся?
— Если с любовью сажать будете — приживутся.
С любовью... А он что сделал с этой любовью? Променял на конверт с деньгами?
Олег сунул руку в карман, достал конверт. Белый, плотный, нераспечатанный. Внутри — сумма, за которую он готов был продать... Что? Дом? Нет, не дом. Себя.
Замутило. Он метнулся в туалет, его вырвало. Долго стоял, опираясь о раковину, смотрел на своё отражение в зеркале. Когда он стал таким? Когда превратился в труса, который готов предать всё, во что верил?
В спальне всё так же были разбросаны фотографии. Олег смотрел на них, и внутри что-то переворачивалось. Каждый снимок — как удар под дых. Вот они красят стены. Вот вешают шторы. Вот сидят на крыльце вечером, пьют чай...
Телефон снова зажужжал. На этот раз звонок от Андрея.
Олег взял трубку:
— Да.
— Не забыл про завтра? — голос брата звучал самодовольно.
— Нет, не забыл, — Олег сжал в руке конверт. — Я приеду.
Он нажал отбой, не слушая, что ещё хотел сказать Андрей. Подошёл к столу, достал из ящика зажигалку. Щёлкнул колёсиком, поднёс пламя к уголку конверта.
Бумага занялась неохотно, но потом разгорелась. Олег держал конверт, пока огонь не добрался до пальцев. Бросил догорающие остатки в раковину.
— Прости, Мариша, — прошептал он. — Прости, что я такой дурак.
Достал телефон, нашёл номер жены. Палец завис над кнопкой вызова. Что он ей скажет? Как объяснит всё?
"Когда станешь мужиком — позвонишь".
Он опустил телефон. Нет, звонить пока рано. Сначала надо кое-что сделать. Доказать — не словами, а делом, — что он ещё может быть мужиком. Может защитить свой дом. Их дом.
Нотариальная контора располагалась в старом здании в центре города. Андрей приехал заранее, припарковал свой чёрный БМВ прямо у входа. Достал из портфеля папку с документами, мельком глянул на часы — без пятнадцати одиннадцать. Олег должен был вот-вот подъехать.
— Андрей Петрович, проходите, — пожилая секретарша приветливо улыбнулась. — Нотариус вас ждёт.
В просторном кабинете уже сидела молодая пара — потенциальные покупатели дома. Андрей окинул их оценивающим взглядом: дорогие часы на запястье мужчины, брендовая сумочка у женщины. Платёжеспособные клиенты, это хорошо.
— Все документы готовы? — спросил нотариус, поправляя очки.
— Да, конечно, — Андрей выложил бумаги на стол. — Можем начинать.
Он снова посмотрел на часы. 10:55. Где же братишка? Хотя какая разница — главное, что деньги взял. Теперь не соскочит.
— А второй участник? — нотариус просматривал документы.
— Сейчас будет, — уверенно ответил Андрей. — Он немного задерживается.
Покупатели переглянулись. Женщина нервно теребила ремешок сумочки:
— Может, подождём?
— Не стоит, — Андрей обворожительно улыбнулся. — У меня есть от него доверенность. Можем начинать без него.
Он достал из папки ещё один документ. Доверенность была старая, на другую сделку, но кто там будет вчитываться в детали? Главное начать процесс, а там...
— Отлично, — нотариус взял бумагу. — Тогда давайте...
В приёмной послышались шаги. Андрей досадливо поморщился — неужели всё-таки приехал? Ну ничего, деньги-то он взял, значит...
Но это был не Олег. В кабинет вошёл высокий мужчина в строгом костюме:
— Добрый день. Я представитель БТИ. Нам поступил запрос о проверке документов на этот участок.
Андрей почувствовал, как по спине пробежал холодок:
— Какой ещё запрос?
— Обычная проверка, — мужчина достал удостоверение. — У нас возникли некоторые вопросы по истории владения участком. Придётся приостановить любые сделки до выяснения обстоятельств.
Покупатели снова переглянулись. Женщина уже открыто хмурилась:
— Что происходит?
— Ничего страшного, — Андрей попытался сохранить невозмутимость. — Небольшая формальность...
Он лихорадочно соображал, откуда взялась эта проверка. Кто мог...
И тут его будто обожгло. Олег. Чёртов братец всё-таки решил побрыкаться. Ну ничего, это ненадолго. Главное сейчас — не спугнуть покупателей.
— Давайте всё же продолжим, — он повернулся к нотариусу. — Какая-то ошибка...
Но покупатели уже поднимались:
— Извините, но мы, пожалуй, подождём. Позвоните, когда разберётесь с документами.
Андрей смотрел, как они уходят, и чувствовал, как внутри закипает ярость. Значит, война? Ну что ж, братишка, сам напросился...
Он выхватил телефон, набрал номер:
— Олег! Ты что творишь? Думаешь, самый умный?
В трубке было тихо. Потом раздался спокойный голос брата:
— Нет, не самый умный. Просто наконец-то поумнел.
— Ты пожалеешь, — процедил Андрей. — Клянусь, ты об этом пожалеешь.
— Нет, — так же спокойно ответил Олег. — Это ты пожалеешь, что решил отнять у нас дом. И кстати, там на столе у нотариуса должна лежать одна интересная бумажка. Посмотри внимательно дату на доверенности. Подделка документов — это, кажется, уголовная статья?
У Андрея похолодело внутри. А Олег добавил:
— Жду тебя у юриста. Поговорим по-братски.
В трубке раздались короткие гудки. Андрей медленно опустил телефон. Впервые за много лет он почувствовал, что теряет контроль над ситуацией. И это было... страшно.
Олег ждал брата возле офиса юриста. Сердце колотилось как бешеное, но руки больше не дрожали. Он чувствовал странное спокойствие, будто наконец-то всё встало на свои места.
Чёрный БМВ Андрея влетел на парковку, взвизгнув тормозами. Брат выскочил из машины — красный от злости, в расстёгнутом пиджаке:
— Ты что творишь?! Ты хоть понимаешь, во что влез?
— Понимаю, — спокойно ответил Олег. — Впервые за долгое время всё прекрасно понимаю.
— Да что ты понимаешь?! — Андрей подскочил вплотную, схватил его за грудки. — Ты же всю жизнь был тряпкой! Всегда делал, что тебе говорят!
Олег молча отцепил его руки. В этот момент он вдруг осознал, что больше не боится старшего брата. Вообще не боится.
— Пойдём, — он кивнул на дверь офиса. — Поговорим спокойно.
— О чём говорить? — прошипел Андрей. — Ты взял деньги! Ты согласился!
— Деньги? — Олег усмехнулся. — А, ты про тот конверт? Я его сжёг.
Андрей опешил:
— Что?..
— Пойдём, — повторил Олег. — Юрист ждёт. И документы все при мне — настоящие, не то что твоя липовая доверенность.
Он открыл дверь офиса. За столом сидел молодой юрист — тот самый, которому Олег позвонил вчера вечером. На столе лежала внушительная папка с документами.
— Присаживайтесь, — юрист указал на стулья. — Значит так, Андрей Петрович. Я изучил все документы. И должен сказать, что ваши претензии на участок абсолютно безосновательны.
— Что?! — Андрей побагровел. — Да у меня бумаги...
— Ваши бумаги, — юрист выложил на стол копию, — датированы 2010 годом. А вот документ о передаче участка Олегу Петровичу — 2008-м. С подписью вашего отца и всеми печатями. Плюс у нас есть свидетели строительства, все платёжные документы...
Андрей осел на стул. А Олег достал из кармана телефон, включил запись:
— И вот ещё. Это наш вчерашний разговор в кафе. Про то, как ты предлагал мне деньги за отказ от дома. И про поддельную доверенность.
— Ты... записывал? — Андрей смотрел на него так, будто впервые видел.
— Да, — спокойно ответил Олег. — Представляешь, научился. Годы тряпкой быть надоело.
Он повернулся к юристу:
— Оформляйте документы. Пусть брат письменно откажется от всех претензий. А если нет — пойдём в суд. У меня теперь есть чем подкрепить иск.
Андрей сидел, стиснув кулаки. Олег видел, как ходят желваки на его лице, как раздуваются ноздри. Всю жизнь он боялся этих признаков гнева старшего брата. А сейчас смотрел на него и думал: "Господи, да он же просто избалованный мальчишка, который привык всё получать по щелчку пальцев".
— Значит так, — Олег положил руку на папку с документами. — Либо ты прямо сейчас подписываешь отказ от претензий, либо завтра я иду в прокуратуру. С записью разговора и поддельной доверенностью. Выбирай.
Андрей молчал. Олег спокойно ждал. Он больше не чувствовал ни страха, ни злости — только усталость и странное облегчение. Будто сбросил с плеч тяжёлый груз, который тащил много лет.
— Давайте документы, — наконец процедил Андрей.
Олег кивнул юристу. Тот достал заранее подготовленные бумаги:
— Распишитесь вот здесь. И здесь. И на третьей странице.
Андрей подписывал, не глядя на брата. Когда всё было готово, он встал:
— Ты пожалеешь.
— Нет, — покачал головой Олег. — Это ты пожалеешь. О том, что решил отнять дом у брата. О том, что считал меня тряпкой. Обо всём.
Он подошёл к окну. На улице начинался дождь — точно такой же, как в тот день, когда они с Мариной только начали строить дом.
"Теперь можно звонить", — подумал он, доставая телефон. И, глядя на удаляющуюся спину брата, набрал номер жены.
Я сидела на работе, бездумно глядя в монитор. Таблицы расплывались перед глазами — последние дни я почти не спала. Телефон молчал уже второй день, и это молчание было хуже любых слов.
— Марина Сергеевна, вам чаю? — заглянула секретарша Леночка.
Я помотала головой. В последнее время даже чай в горло не лез. Всё думала: что там Олег? Поддался брату? Или всё-таки...
Телефон вдруг ожил, завибрировал на столе. Я схватила его, посмотрела на экран — Олег. Сердце подпрыгнуло к горлу.
— Да? — мой голос прозвучал хрипло.
— Мариш... — в его голосе было что-то новое. Какая-то сила, твёрдость. — Я всё исправил.
Я молчала, стискивая телефон. За эту неделю я столько раз представляла, как он позвонит, что скажет... И вот сейчас не знала, что ответить.
— Андрей больше не будет нас беспокоить, — продолжал Олег. — Я заставил его подписать отказ от претензий. У меня есть запись разговора, где он...
— Подожди, — перебила я. — Какая запись?
— Я записал, как он предлагал мне деньги за дом. И про поддельную доверенность... В общем, он сам себя загнал в угол.
Я слушала его рассказ, и внутри что-то переворачивалось. Это был мой Олег — и в то же время другой человек. Тот, кого я всегда в нём видела, но кто прятался за маской вечной уступчивости.
— Ты правда всё сделал сам? — тихо спросила я.
— Да, — в его голосе слышалась улыбка. — Представляешь, оказывается, я могу быть не тряпкой. Жаль, что для этого пришлось тебя потерять...
— Ты меня не потерял, — вырвалось у меня.
В трубке повисла тишина. Я слышала его дыхание и понимала: он ждёт. Ждёт, что я скажу дальше.
— Олег...
— Да?
— А ты правда сможешь... — я запнулась, подбирая слова. — Сможешь теперь всегда быть таким? Не прогибаться, не бояться?
Он помолчал секунду:
— Знаешь, я понял одну вещь. Когда защищаешь что-то важное — свой дом, свою семью — страх куда-то уходит. Остаётся только... правильность, что ли. Как будто наконец-то делаешь то, что должен.
Я прикрыла глаза. В его голосе была такая убеждённость, такая сила...
— Приезжай домой, — тихо сказал он. — Пожалуйста.
Я смотрела в окно. На улице моросил дождь — точно такой же, как в тот день, когда мы начинали строить наш дом. Я помнила, как Олег тогда сказал: "Ничего, Мариша, зато у нас крыша крепкая будет".
Крепкая крыша. Крепкая семья. Может быть, иногда нужно всё разрушить, чтобы построить заново? Прочнее, сильнее...
— Мариш? Ты здесь?
— Да, — я улыбнулась сквозь навернувшиеся слёзы. — Я сейчас приеду.
Он шумно выдохнул:
— Правда?
— Правда. Только... — я замялась.
— Что?
— Купи по дороге молока к чаю. И печенья того, овсяного. Помнишь, как раньше?
Он рассмеялся — легко, свободно. Как не смеялся уже давно:
— Помню. Всё помню, Мариша.
Я нажала отбой и несколько секунд сидела, глядя на телефон. Потом встала, начала собирать сумку.
— Уже уходите? — удивилась Леночка.
— Да, — я улыбнулась. — Домой еду. К мужу.
Я подъехала к дому уже затемно. На кухне горел свет — значит, Олег дома. На крыльце стояли пакеты из магазина. Вот же растяпа, даже не занёс.
Глушить мотор не спешила. Сидела, вцепившись в руль, и тупо пялилась на наши окна. Внутри всё дрожало. Вроде и дом родной, а как-то не по себе.
Олег вышел на крыльцо. Замер, щурясь в темноту. Потом медленно спустился по ступенькам — в одной футболке, дурак, а на улице прохладно.
— Ну что, так и будешь в машине сидеть? — крикнул он.
Я фыркнула, заглушила мотор. Руки предательски подрагивали, пока доставала сумку с заднего сиденья. Вышла, хлопнула дверцей.
— Пакеты хоть бы в дом занёс, — буркнула я, подходя к крыльцу.
— Да ладно, не растают, — он переступил с ноги на ногу. — Я ж только что приехал.
Стояли друг напротив друга, как два идиота. Я смотрела на его лицо — осунулся за эту неделю, и виски совсем седые стали.
— Чай будешь? — спросил он. — Я купил печенье. То самое, овсяное.
— Буду.
В доме пахло знакомо — нашим домом. Я скинула туфли, прошла на кухню. Всё так же, ничего не изменилось: чашки в шкафу, календарь на стене, занавески в цветочек...
— Слушай, — я повернулась к нему. — А ты правда... ну, с Андреем... сам всё?
— Сам, — он достал чашки, поставил чайник. — Знаешь, как-то надоело быть половой тряпкой. Тебя не было, я тут сидел один и думал: что ж я за мужик такой? Даже дом свой защитить не могу.
Он говорил спокойно, без рисовки. И это было так непохоже на прежнего Олега, что я даже растерялась.
— А он что?
— А что он? — Олег усмехнулся. — Психанул, конечно. Орал, что я пожалею. Только теперь уже поздно — все бумаги у меня на руках, и запись разговора тоже.
Он достал печенье, высыпал в вазочку. Посмотрел на меня:
— Знаешь, я ведь чуть не согласился. Деньги взял уже...
— И что?
— Сжёг, — он пожал плечами. — Понял, что не смогу потом в зеркало смотреть. И тебе в глаза — тоже.
Чайник свистнул. Я машинально потянулась его выключить — привычка. Олег шагнул к плите одновременно со мной. Столкнулись, как в первый год знакомства, когда по десять раз на дню налетали друг на друга в этой тесной кухне.
— Извини, — пробормотал он.
— Да ладно...
И вдруг прорвало. Я уткнулась ему в плечо, вцепилась в футболку:
— Дурак ты... Я так боялась, что ты правда всё отдашь...
— Прости, — он гладил меня по спине. — Я и сам себя боялся. А потом как-то... отпустило. Понял, что дело не в доме даже. А в том, что я сам с собой сделал. Всю жизнь под брата прогибался...
Мы пили чай, макали печенье, говорили обо всём подряд. Как в старые добрые времена, только теперь по-другому как-то. Честнее, что ли.
— А забор-то весь облупился, — сказал вдруг Олег. — Надо бы покрасить.
— Надо, — я улыбнулась. — Завтра займёмся?
— Завтра, — он взял меня за руку. — Главное, что ты вернулась.
На следующий день мы встали пораньше. Я выглянула в окно — погода радовала, самое то для покраски.
— Олег, ты краску-то купил нормальную? — крикнула я, копаясь в шкафу в поисках старой одежды.
— А то! — донеслось из гаража. — Самую дорогую взял, чтоб лет на десять хватило.
Я фыркнула — вот же транжира. Хотя... может, оно и правильно. Если делать, то уж как следует.
Напялила старые джинсы, футболку. Вышла во двор. Олег уже расставил банки с краской, разложил кисти. На нём были те самые трикошки с дырой на колене — я их сто раз грозилась выбросить.
— Ты где их откопал? — я ткнула пальцем в штаны.
— А я их спрятал, — он подмигнул. — Знал, что пригодятся.
Работа закипела. Я красила нижнюю часть забора, Олег верхнюю. Краска ложилась ровно, свежо — аж глаз радовался.
— Слушай, а помнишь, как мы его в первый раз красили? — Олег мазнул кистью особенно размашисто. — Ты ещё психанула тогда...
— Ещё бы не психануть! Ты же всю краску на меня вылил!
— Да не специально же! Просто банка выскользнула...
— Ага, три раза выскользнула, — я прищурилась. — Прямо мне на голову.
Он засмеялся:
— Зато весело было.
Я окунула кисть в краску, провела очередную полосу. Солнце припекало, пахло свежей краской и яблонями. Хорошо-то как...
— Эй! — я дёрнулась от неожиданности. — Ты что делаешь?!
Олег стоял с занесённой кистью, с которой капала краска. На моей футболке расплывалось синее пятно.
— Ой, — он сделал невинные глаза, — нечаянно...
— Нечаянно?! — я схватила свою кисть. — Ну держись!
Минут пять мы гонялись друг за другом вокруг забора, как дети малые. Перемазались оба, краску расплескали — стыд и срам, а не работники.
— Всё, хватит! — Олег поднял руки, сдаваясь. — А то соседи решат, что с ума сошли.
— Да пусть решают, — я махнула рукой. Настроение было — лучше не бывает.
Мы сели прямо на траву, прислонились к недокрашенному забору. Я посмотрела на наш дом — такой родной, привычный. И так чудно было думать, что могли его потерять...
— О чём думаешь? — Олег тронул меня за плечо.
— Да так... — я улыбнулась. — Хорошо, что всё хорошо закончилось.
— А кто сказал, что закончилось? — он встал, протянул мне руку. — Только начинается. Давай, вставай, работнички. Забор сам себя не покрасит.
Мы вернулись к работе. Теперь красили медленнее, аккуратнее. Я то и дело поглядывала на мужа — он сосредоточенно водил кистью, что-то насвистывая себе под нос. Совсем другой человек стал. Или не стал — просто наконец-то стал самим собой?
— Ты чего смотришь? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да так. Просто... я тебя люблю.
Он замер с поднятой кистью. Потом обернулся — все перемазанный краской, в этих дурацких штанах с дыркой, но такой... настоящий.
— И я тебя, Мариша. Очень.
К вечеру мы закончили. Забор сиял свежей краской, мы оба были похожи на маляров-неудачников, но довольные — дальше некуда.
— Ну что, — Олег оглядел результат нашей работы, — по-моему, неплохо получилось.
— Да, — я прижалась к его плечу. — Очень неплохо.
И мы оба знали, что дело не только в заборе.