Как это всегда бывает, катастрофа началась совершенно незаметно и задолго для всех, кто позднее оказался в нее вовлечен. Старый балкер, некогда обслуживавший шахтерские поселки пояса астероидов, оторвался от карантинной станции. Кое-как выполненные сварные работы и пренебрежение регулярными инспекциями привели к разрушению одного из крепежных рукавов, соединявших балкер со станцией. Потом в корпус ударил один небольшой метеорит, затем еще и еще. Корабль потерял центровку, начался разгон колебаний относительно центра тяжести станции, и в итоге оставшиеся пять рукавов лопнули один за другим, словно аптечные резинки, пытающиеся удержать раскачивающуюся на них тяжелую гантель. Центральный процессор карантинной станции прилежно отправил сообщение о происшествии в сервисный центр, но станция была в шестнадцати световых минутах от центра, и когда там получили сообщение, балкер уже улетел в не очень понятном направлении. Никто не предполагал, что какой-то из старых кораблей, причаленных к астероиду карантинной станции, может неожиданно сбежать, и автоматика станции не умела рассчитывать курс «беглецов».
Техники центра выслали несколько зондов для поиска балкера, но шансов найти старичка почти не было: зонды должны были добраться до места происшествия только через две недели, когда объем пространства, который надо будет прочесать, превзойдет все возможности поисковой группы. Поэтому техники дали предупреждение о «потеряльце» в Навигационный Комитет Солнечной Системы, получили свой законный нагоняй от начальства и забыли о происшествии. В масштабах Системы балкер был пылинкой, да и находилась карантинная станция у черта на куличках, очень далеко от любых регулярных маршрутов. Шансы, что балкер в итоге попадет в зону оживленного движения, стремились к нулю. Потом началась война с уллерианами, и всем стало не до затерянного где-то в пространстве старого списанного грузовика.
Однако балкер сумел уцелеть. Он не упал ни на Солнце, ни на одну из планет-гигантов, не улетел прочь в сторону от плоскости эклиптики, а каким-то уникальным стечением обстоятельств вышел на кометную орбиту и стал одним из огромного множества тел Солнечной Системы… С одной поправкой: о нем никто не знал. Его орбита, скорость и масса не были просчитаны и внесены в лоции Навигационного Комитета. И все равно, вероятность, что его траектория пересечется с тем, с чем пересекаться опасно, до того, как наблюдательные системы Внутренних Планет его засекут, оставалась исчезающе малой.
Но все же не нулевой.
*****
— Капитан, вы должны это видеть.
Филип де Лойн отложил книгу, которую читал и посмотрел на вошедшего на мостик. Для пассажирского помощника Ахана Нау это был первый рейс на борту «Зеландии», но он летал в качестве пассажирского помощника на кораблях «Солар Юнайтед» уже несколько лет, и вряд ли стал бы беспокоить капитана большого лайнера по пустякам.
— Слушаю вас, — сказал Филип, выжидающе глядя на подчиненного.
Ахан протянул ему служебный планшет.
— Возможно, я зря беспокоюсь, сэр, но мне показалось, что вы должны знать. Это список пассажиров. Обратите внимание на номер 146.
Филип взял планшет, всматриваясь в строчки мелкого шрифта. Обычный список: имена, краткие данные о пассажире… Что там может быть такого неожиданного, ради чего пассажирскому помощнику стоило бы внезапно врываться на мостик с встревоженным видом? Путешествующая инкогнито звезда популярной музыки или кино? Скандальный политик? Религиозный деятель? Вряд ли, персонажи подобного рода частые гости на борту системных лайнеров, и Ахан по долгу службы наверняка уже с такими людьми сталкивался. Ну, будет повышенный интерес со стороны части пассажиров. Подумаешь, ничего особенного. Военные и полиция лайнерами давно не пользуются, а даже если бы им и приспичило вдруг перевозить какого-нибудь опасного преступника пассажирским кораблем, по закону они обязаны известить об этом компанию-перевозчика и, само собой, капитана. Так, номер 146… Что тут у нас? Дзуман ат Бочаст… Господи, ну и имя! За свою карьеру Филип повидал пассажиров самых разных национальностей, но такое непривычное имя попадалось ему впервые. Интересно, откуда родом этот самый господин Бочаст… Или это госпожа? А ведь и не скажешь…
В графе «гражданство» у пассажира номер 146 значилось УЛЛ. Филип озадаченно почесал переносицу. Это еще что за зверь? Такое сокращение попалось ему впервые. Какое-то новое политическое образование внешних колоний? Но если б его признали субъектом международного права, информация обязательно была бы в новостном бюллетене, Филип бы не пропустил такое событие. УЛЛ… Он вопросительно посмотрел на Ахана, снова подивившись чрезвычайно встревоженному выражению на лице помощника, и тут его осенило.
— Вот черт! — Сказал Филип, откладывая планшет в сторону. — У нас на борту уллерианин?
— Да, сэр, — кивнул Ахан. — Пока что он сидит у себя в каюте и не высовывается. Но если он вдруг решит прогуляться… Вы понимаете, сэр, могут начаться неприятности. Я беспокоюсь за безопасность пассажиров.
Помощник мог не вдаваться в объяснения. Война с уллерианами, продолжавшаяся четыре года, оставила незаживающий шрам в общественном сознании. Несмотря на то, что население Внутренних планет, да и вообще Солнечной Системы осталось почти не затронуто конфликтом (весь удар приняли на себя внешние колонии и Флот), усилия пропаганды не прошли даром. Рассказы о беспощадности и жестокости уллериан взвинтили градус ненависти к противнику почти до точки мгновенного закипания. С момента окончания войны, завершившейся катастрофическим поражением уллериан, прошло уже шесть лет, и страсти немного поутихли, но если люди увидят перед собой живого уллерианина…
Филип вздохнул. Он не был уверен, как он сам поведет себя, если увидит недавнего врага. Во время войны он служил во Втором Ударном Флоте, и принимал участие в освобождении нескольких захваченных уллерианами колоний.
Он знал, что пропаганда ничуть не сгущала краски. Наоборот, порой она их смягчала.
— Как он вообще попал на борт незамеченным? — спросил он пассажирского помощника и тут же осознал нелепость вопроса. Автоматическая система контроля проверяла соответствие личности пассажира предъявленным документам, а не его социальный статус и гражданство. Официально Земная Конфедерация и Конгломерат Уллери находились во вполне мирных отношениях, и оснований для ограничения передвижений граждан на территории друг друга не было. Фигурой уллериане не так уж сильно отличаются от людей, свободной одежды с капюшоном вполне хватит для маскировки по пути в каюту. Ну а через таможню и погранконтроль на пассажирском терминале уллерианина наверняка провели отдельно.
Чертовы безопасники! Могли бы все-таки и предупредить. Филип ощутил волну раздражения, но быстро ее подавил. Какой смысл тратить на это нервы сейчас? Он все выскажет, когда вернется — и руководству «Солар Юнайтед» и службе безопасности терминала Венера-Дельта.
— Что будем делать, сэр? — Голос грузового помощника вырвал капитана из мрачных размышлений.
— М-м-м… Сделаем так: усильте наблюдение за каютой этого… Как его… Бочаста, на случай, если ему вдруг придет в голову прогуляться.
— Можно установить дополнительные микрокамеры в коридоре, сэр. Если он выйдет, нам сразу станет известно. Система отслеживает каждое открытие дверей каюты, но ведь ему доставляют еду… Так что это неэффективно.
— Все равно, пусть отслеживается все, что только можно… Только в каюту не лезьте, не хватало еще дипломатического скандала, если он засечет наблюдение. — Филип задумался. — И вот еще что: у каждого уллерианина, перемещающегося по территории Конфедерации, обязательно должен быть официальный сопровождающий. Вряд ли он помечен в таком качестве в списке пассажиров, но он наверняка разместился в одной из соседних кают. — Он снова взял планшет. — Посмотрим… Одна каюта пустует… Кстати, у этого уллерианина с деньгами все в порядке, это двойные суперлюксы, между прочим… Ага, вот! Андре Мастейн с… — Он присмотрелся и удивленно приподнял брови. — Надо же, с Новой Надежды. — Новая Надежда была одной из планет, дольше всех находившихся под оккупацией уллериан. Там погибла почти половина населения. — Вот уж не ожидал увидеть в сопровождающих… В общем, пригласите, пожалуйста, этого самого Андре ко мне, надо с ним побеседовать. Только осторожно, без лишних намеков и шума. Впрочем, думаю, он и сам все поймет.
— Да, сэр. — Пассажирский помощник кивнул и вышел, а Филип остался сидеть, задумчиво глядя в пространство перед собой.
До прибытия «Зеландии» на терминал «Нептун-Трансфер» оставалось еще шесть дней. Хотелось верить, что чертов уллерианин будет смирно сидеть в своей каюте все это время и не станет причиной массовых беспорядков, заявившись в ресторан в самый разгар вечерней программы варьете… Какого черта он вообще тут делает, хотелось бы знать, и почему ни одна собака не удосужилась предупредить капитана корабля, что он везет социальную мину замедленного действия?
Филип еще не знал, что очень скоро все это станет совсем не важно.
*****
По еще одному стечению обстоятельств, в блоке обработки данных сканера дальнего действия системного лайнера «Зеландия» несколько дней назад появился программный сбой, небольшой «глюк». Этот «глюк» вызвал лавинообразный рост ошибок, который в итоге привел к тому, что результаты сканирования целого сектора пространства перестали поступать в навигационный процессор и на центральный контрольный терминал на мостике «Зеландии». Вместо этого по контурам стала циркулировать одна и та же сводка двухдневной давности, демонстрировавшая чистое даже от микрометеоритов пространство.
Поэтому датчики сканера, зафискировавшие старый балкер, летящий курсом на столкновение с системным лайнером, посылали свою информацию вникуда. Она упиралась в закольцованный «глюком» блок обработки данных и тихо умирала на входе. Датчикам было все равно: они свое дело выполнили, а что будет дальше с информацией, эти примитивные приборы, естественно, не волновало.
До столкновения двух сопоставимых по размерам кораблей оставалось совсем немного времени.
*****
Андре Мастейн оказался… то есть оказалась женщиной.
Филип почему-то этого не ожидал, и в момент появления Андре в отсеке для переговоров (обычно там проводились совещания с представителями таможни и прочими чиновниками портов и станций) несколько растерялся. Ему казалось, что сопровождающим уллерианина может быть только мужчина, желательно вооруженный до зубов спецназовец. Впрочем, Филип тут же осознал нелепость этого предположения. Пронести оружие на борт корабля было невозможно в принципе, тут не помогли бы никакие обходные маневры. Но все равно, женщина?
Рукопожатие у Андре оказалось приятное: теплое и уверенное, но без попыток что-либо доказать. Это была худощавая, довольно высокая по земным меркам женщина примерно лет сорока, со светлыми коротко остриженными волосами и твердым взглядом карих глаз. Филип прикинул, что, судя по возрасту, она должна была пережить уллерианскую оккупацию уже взрослой. Была ли она участницей партизанского движения, городского подполья или провела все это время в концлагере, он спрашивать не решился, чтобы ненароком не ляпнуть какую-нибудь бестактность. Большинство из переживших оккупацию не любили вспоминать об этих годах.
— Честно говоря, я ожидала, что вы свяжетесь со мной раньше, — сказала Андре, перехватывая инициативу.
Филип не позволил мимолетной досаде отразиться на лице.
— Я бы так и поступил, — сказал он. — Если бы имел хоть малейшее представление о том, что среди пассажиров есть уллерианин.
Андре с прищуром посмотрела на него.
— Если бы вы заранее знали, что мы купили билеты на ваш рейс, то, несомненно, нашли бы повод не допустить нас на борт. Даже сейчас я готова поспорить, что вы не столько раздражены тем что мы сумели — совершенно законно, замечу — подняться на борт «Зеландии», сколько обеспокоены самим фактом присутствия уллерианина на борту. Уверяю вас, он не представляет ни малейшей опасности для остальных пассажиров и экипажа.
— Я хотел бы разделить вашу уверенность, — сухо произнес Филип. — Но, учитывая все обстоятельства и… Скажем так, определенный личный опыт, не могу.
Андре вздохнула.
— Вы ведь воевали, верно?
— Да, — кратко ответил Филип, не вдаваясь дальнейшие подробности.
— Второй Ударный, так? — Андре показала на маленький значок, на кителе Филипа. Вообще-то носить военные знаки отличия и награды членам экипажей пассажирских судов не полагалось, но для высших офицеров имелись некоторые послабления. Филип оценил осведомленность: далеко не колонисты разбирались во флотских знаках отличия. — Я видела вас на Востоке-4 во время Парада Освобождения. Мы переехали туда с Новой Надежды, как только был снят карантин. Слишком тяжело было оставаться… — Андре покачала головой. — Капитан де Лойн, я официально заявляю, что находящийся у вас на борту уллерианин не опаснее любого из других пассажиров… Скорее даже наоборот.
— А неофициально?
Андре пожала плечами.
— Неофициально… Капитан, вы же понимаете, что я не просто так оказалась в сопровождающих у Бочаста? — Филип чуть заметно покачал головой. — Дзуман принадлежит к ордену Отстраненных. Это новая… Нет, религией это не назовешь, пожалуй, скорее философское движение, которое набирает сейчас популярность в Конгломерате. Его приверженцы призывают к радикальным изменениям в мышлении. К отказу от Старого Пути. Вы знаете, что такое Старый Путь?
Филип кивнул. «Все на благо». Простой девиз, квинтэссенция Старого Пути, главенствующей философско-религиозной системы уллериан. Понимать его следовало буквально: все, что существует во Вселенной, должно быть использовано на благо уллерианской цивилизации. Соответственно, все, что не могло быть использовано во благо, следовало уничтожить. Людям повезло, что они столкнулись с Конгломератом в момент, когда превосходили его численно в сотни раз. В исторических учебниках уллериан описаны как минимум два случая тотального уничтожения «бесполезных цивилизаций».
— Путешествие, которое предпринимает Дзуман, это своего рода паломничество. Он уже посетил все внутренние планеты и теперь хочет побывать на каждом из миров Пояса, а потом на Внешних Колониях, — сказала Андре. — Для него это имеет такую же важность, как, скажем, для мусульман — хадж в Мекку или посещение Синей Луны для неофазитов. Но самое главное, у него хирургически удалена часть среднепозвоночной железы. Дзуман просто физически не способен на насилие.
Филип ошарашенно смотрел на Андре. Уллерианские штурмовики, чья реакция и сила в десятки раз превосходили человеческие, несмотря на примерно сходные габариты людей и уллериан, до сих пор иногда снились ему в кошмарах. Во многом этим превосходством, как и невероятной жестокости и склонности решать все проблемы насилием, уллериане были обязаны сложному гормону, отдаленно напоминавшем сверхмощную версию адреналина, которую вырабатывала как раз среднепозвоночная железа. Чтобы кто-то из уллериан добровольно согласился удалить ее? Невозможно…
— Допустим, я вам поверю, — сказал он наконец. — Однако это только часть проблемы. Вторая, куда большая — это остальные пассажиры. Если они узнают, что на борту уллерианин… Я не могу точно предсказать, что начнется, но точно ничего хорошего. Вы ничего не сможете объяснить им про миролюбивую религию и удаленную железу. Вас, скорее всего, разорвут на куски вместе с уллерианином, не дав и слова сказать.
Андре улыбнулась, словно услышала какую-то старую и давно знакомую, но все равно удачную шутку.
— Тогда наша с вами задача — сделать так, чтобы никто об этом не узнал, не так ли, капитан? — Она встала. — Тем более, что у нас нет выбора.
Когда она ушла, Филип еще какое-то время сидел в прострации. Уллерианин! Уж лучше бы он обнаружил на борту крупную партию наркотиков или каких-нибудь доморощенных террористов. Однако улыбчивая колонистка была права — выбора уже не было. Камеры он у входа в каюту, конечно, поставит… И надо, пожалуй, попробовать под каким-нибудь предлогом переселить пассажиров из этого сектора, чтобы в случае чего можно было перекрыть весь сектор сразу. Сквозь аварийную переборку даже уллерианину не пробиться.
Нет, просто поразительно, как спокойно эта Андре держится. Хотя на мгновение, когда она говорила о переезде с Новой Надежды, Филипу показалось, что что-то мелькнуло в ее взгляде, нечто черное, жуткое. Но все смыла ее приятная улыбка. Надо бы…
Додумать мысль он уже не успел, потому что огромная невидимая рука выдернула его из кресла и, как тряпичную куклу, швырнула на облицованную светлым пластиком стену.
*****
Растущий ком совпадений и неудач стремительно катился к завершению. Неумолимо надвигающийся на «Зеландию» балкер оставался невидимым для ее систем почти до самого конца. За несколько минут до столкновения его все-таки засекли вспомогательные системы обнаружения, однако процессор изучил эти данные — огромный объект массой в несколько сотен тысяч тонн, возникший как по мановению волшебной палочки из пустоты, сравнил их с результатами наблюдений за последние несколько дней, где ничего подобного не оказалось, и… Списал их, как случайный сбой в системе. Только в самый последний момент вахтенный штурман обратил внимание на несколько странных сообщений о программных сбоях, «вручную» обошел аналитические блоки навпроцессора и вывел на экран данные со сканеров. Когда смысл цифр достиг его сознания, он на миг окаменел от ужаса, и потому не успел ни нажать кнопку тревоги, ни вызвать капитана. Впрочем, оба этих действия уже не успели бы ничего решить.
Однако судьба все-таки решила не выбрасывать единицу сразу на всех пяти кубиках. Балкер задел «Зеландию» по касательной, благодаря чему оба корабля не превратились мгновенно в единую тучу разлетающихся обломков. Тупорылая туша старого рудовоза «пропахала» по диагонали вытянутый корпус пассажирского лайнера, оставив жуткую, но все же не смертельную рану, и помчалась дальше, слегка изменив орбиту, которая в результате когда-нибудь приведет балкер к падению в солнце.
«Зеландия» же продолжила движение почти тем же курсом. Ни навпроцессор, ни двигатели не пострадали, поэтому автоматика почти сразу же сумела произвести нужную коррекцию, чтобы предотвратить беспорядочное вращение, а слегка сбитый курс можно было подправить и попозже.
Внутри лайнера люди начали немного приходить в себя и сознавать случившееся.
*****
Филип пришел в себя, как ему показалось, от едкого запаха, от которого першило в горле. Голова гудела, глаза отчаянно слезились, но вроде бы все кости были целы, и он мог относительно связно соображать, хотя пока решительно не понимал, что стряслось. Может, уллерианин оказался диверсантом и попытался взорвать лайнер, мелькнула дикая мысль. Однако Филип сразу же выбросил ее из головы ввиду абсурдности. Наверное, при очень большом желании можно было как-то исхитриться и протащить на борт взрывчатку, но уж точно не в количестве, взрыв которого способен вызвать такие последствия.
Источником запаха оказалась синеватая дымка, струившаяся из вентиляционной решетки. Это не был дым, запаха гари не чувствовалось. Скорее всего, где-то лопнули какие-то трубопроводы и что-то стало просачиваться в вентиляционную систему. Сейчас, до того момента, как будет установлен источник утечки, оставалось только надеяться, что это что-то не слишком ядовито. Филип вскочил и бросился на мостик.
Все, что не было закреплено к полу или стенам, сейчас валялось у противоположной от входа на мостик стены. В нескольких шагах тряс головой, стоя на четвереньках, вахтенный штурман. Жив, и вроде бы цел — это хорошо. Филип подскочил к нему, но тот покачал головой — мол, все в порядке, и капитан метнулся к главному пульту управления.
Масштаб катастрофы стал понятен буквально спустя несколько секунд. Какой-то сравнимый по массе с самой «Зеландией» объект буквально снес верхнюю палубу и сильно повредил две следующие. Силовые установки и двигатели не пострадали, и это было хорошо, и Филип возблагодарил инерцию мышления кораблестроителей, которые даже спустя несколько лет после войны продолжали и на гражданских судах размещать капитанский мостик в самом центре корабля. В космическом пространстве визуальный обзор не нужен — сражения проходят на расстояниях, тысячекратно превышающих прямую видимость, зато снижается вероятность случайного попадания в мозговой центр корабля.
Однако это было слабым утешением, потому что на трех верхних палубах располагались самые дешевые каюты, и они традиционно были самыми раскупаемыми. От осознания того, сколько народу там погибло, на лбу и спине Филипа проступил холодный пот, но он усилием воли прогнал мгновенно накатившее отчаяние и предательскую слабость. Для скорби настанет время позже, сейчас надо было спасать уцелевших и оказывать помощь раненым, которых, наверняка будут десятки, если не сотни. Филип уж потянулся было, чтобы вызвать по интеркому медотсек...
И замер, с ужасом глядя на мигающий красным индикатор. Пришедший в себя вахтенный штурман в этот момент набрал команду на своем терминале, и над панелью управления возникла голопроекция лайнера с предварительной оценкой разрушений.
Огромная рваная рана перечеркивала «Зеландию» наискосок, и то место, где когда-то располагался медотсек, находилось в самой середине этого чудовищного разрыва. Во время предыдущего докования было решено переместить вотчину врачей в самую густонаселенную часть лайнера, на вторую палубу…
*****
Следующие полчаса продемонстрировали, что бесконечные тренировки и учебные тревоги не прошли даром. Даже пассажиры, поначалу объятые ужасом и тревогой, прониклись четкой дисциплиной и и твердостью команды лайнера, и спасательные работы быстро приняли четко организованный характер, насколько это вообще было возможно в таких обстоятельствах. У Филипа сейчас не было времени и сил на изъявления гордости своими подчиненными, но он пообещал себе, что в будущем обязательно сделает все возможное, чтобы их всех достойно наградили. Но это потом, а сейчас…
Ситуация была не безнадежной. Насколько удалось восстановить по обрывкам данных, в «Зеландию» врезался какой-то допотопный рудовоз, построенный еще за много лет до войны. Откуда он тут взялся, выяснять будут уже другие люди, но было понятно, что это типичный «корабль-призрак», и что, сделав свое черное дело, он теперь продолжил свой путь вникуда, и значит больше «Зеландии» извне ничего не угрожает. Главные силовые установки и двигатели не были задеты, и корабль сохранил управление.
Но потери были кошмарными. По предварительной оценке, от удара погибло около трехсот человек, еще около сотни числились пропавшими без вести, и Филип подозревал, что большинство из них в конце концов тоже окажутся в скорбном списке. Раненых было очень много, преимущественно с переломами, ушибами и контузиями внутренних органов. Увы, пока не удалось обнаружить среди пассажиров ни одного врача. Если такие и были на борту, они, к сожалению, оказались в числе тех, кто попал под прямой удар балкера. Само собой, персонал лайнера проходил курсы по оказанию первой помощи, и большинство членов команды вполне могли справиться с относительно несложными задачами, такими, как помощь при простых переломах, легких сотрясениях и порезах.
Однако было еще как минимум два с половиной десятка тяжело раненых, и их число росло по мере того, как спасательные действия расширялись на самые пострадавшие части корабля. Пока их всех доставляли в один из ресторанов, на скорую руку переоборудованный в импровизированный госпиталь. Филип приказал собрать и доставить туда все малые аптечки, все имеющее отношение к медицине, что найдется у пассажиров и вообще на корабле, оставляя людям только жизненно важные препараты и средства. Сортировал этот поток таблеток от головной боли, противозачаточных препаратов, антигистаминных аэрозолей и антибактериальных пластырей вызвавшийся добровольцем аптекарь из пассажиров, но этого было катастрофически недостаточно.
Самым страшным было то, что нескольким раненым, явно страдавшим от внутренних кровоизлияний и других тяжелых, требовалась срочная операция, иначе они могли не дожить до следующего утра. Увы, вместе с медотсеком рудовоз унес жизни двух врачей, трех медсестер и одного бедолаги-пассажира, в несчастливый день оказавшегося на операционном столе с острым аппендицитом.
— Попробуйте еще раз опросить пассажиров, и на этот раз включите в опрос и раненых. — устало сказал Филип третьему помощнику, руководившему госпиталем. — Вдруг найдется кто-то, знакомый с медициной, хоть дантист, хоть санитар из хосписа. Иначе нам придется либо смотреть, как люди умирают у нас на руках, либо оперировать самим, инструментами из машинного отсека… — Он понимал, что надежды мало, но больше никакого выхода он не видел. Филип дал отбой и позволил себе взять минутную паузу, хотя интерком мигал множеством огней — сигналов, ждущих его ответа, подчиненных, которые нуждались в его указаниях.
Вот ведь причуда судьбы: он прошел всю войну, служил на крейсере дальнего действия «Посейдон», но впервые столкнулся с последствиями попадания в корабль только в мирное время. И не важно, что это была не торпеда уллериан, а давно потерянный грузовик, суть оставалась той же. Не допустить паники, организовать спасработы, поддерживать четкую организацию… Среди его подчиненных были и другие ветераны, и среди пассажиров наверняка тоже. Наверное, это помогло. Начнись хаос и беспорядки, все могло быть гораздо, гораздо хуже…
Его внимание привлекло какое-то замешательство у входа на мостик. Постовой, выставленный по уставу у дверей, пытался преградить дорогу кому-то, кто очень сильно хотел войти. Увы, это не был морпех, как на военных кораблях, а всего лишь кадет-практикант со станнером, которым он, наверное, и пользоваться толком не умел, поэтому спустя несколько мгновений Филип уже вскочил, положив руку на кобуру, навстречу двоим вошедшим в помещение.
Вахтенный штурман и один из инженеров, изучавшие данные по повреждениям лайнера, мельком взглянули на происходящее, но вернулись к своим делам, решив, что помощь не нужна: следом за вошедшими на мостик все же впрыгнул кадет, держа их под прицелом станнера, да и капитан был настороже. Однако когда один из вошедших откинул скрывавший его лицо капюшон, оба вскочили и потянулись за оружием, которое лежало на пульте перед ними.
Узкое длинное лицо уллерианина не дрогнуло, даже когда на него оказалось направлено сразу несколько стволов, причем не только станнеров, но и капитанского бластера. Он только медленно поднял руки, повернув их раскрытыми ладонями к Филипу — универсальный жест, демонстрирующий отсутствие оружие и мирные намерения. От движения просторные рукава соскользнули к локтям, обнажив предплечья, казавшиеся свитыми из стальных тросов. Филип знал, что уллерианин мог голыми руками разорвать напополам взрослого человека, а кожа уллериан была способна отразить многое, включая пули среднего калибра. Евгеника была государственной политикой уллериан за тысячелетия до того, как они развили генную инженерию, и они не теряли времени зря.
— Прошу вас. — Вперед выступила Андре. На левой половине лица у нее красовалась большая гематома — очевидно, катастрофа застала врасплох и ее. — Мы… Дзуман и я хотим помочь. Никакой опасности, я же говорила вам, капитан.
Филип почувствовал, как напрягся его палец на спусковом крючке бластера. Если уллерианин прыгнет, он успеет всадить в чужака как минимум пару зарядов. Земные станнеры на уллериан действовали, но с куда меньшей эффективностью. Вопрос в том, что будет тем временем делать эта женщина…
Уллерианин мигнул. В его исполнении это выглядело так: жесткая роговая заслонка выскользнула из надбровного паза, на мгновение опустилась вниз, потом втянулась обратно. Эту заслонка была даже прочнее, чем кожа уллериан, а увлажняющая жидкость, выделяемая скрытыми в пазах железами, могла менять свой состав по желанию хозяина и нейтрализовывать попавшие в глаза яды.
— Мы слышали, что вам нужны врачи, — сказал уллерианин. — Мы можем оказать помощь. — Голос у него был ровный, лишенный эмоций, узкие губы еле раскрывались, произнося слова. — Это важно.
Филип не понял, к чему относится последняя реплика уллерианина: это важно для корабля или для самого Дзумана? Однако это было несущественно, сейчас подпирали совсем другие вопросы.
— Вы врач? — спросил Филип, по-прежнему целясь в уллерианина из бластера.
Уллерианин покачал головой. Вообще-то у его расы не было прямого жеста отрицания, значит, он позаимствовал его у людей… И для людей. Свои бы его просто не поняли. Интересный факт.
— Нет. Но я могу оперировать. У меня подходящая специальность.
Филип увидел, как в глазах кадета мелькнул ужас. Для юноши уллериане были кошмаром из детства, монстрами, которых показывали в новостях, демонами, которых надо загнать обратно в ад, из которого они вырвались. Но все, кто прошел войну и сталкивался с уллерианами лично, знал, что при всей своей способности наводить ужас, уллериане никогда не лгут. В их цивилизации не существовало даже такой концепции как ложь.
Правда, им все равно никто не верил.
Но сейчас выбора не было.
— Вы будете оперировать в изолированном помещении, за задраенными дверями, — сказал Филип, приняв решение. — В случае чего, мы просто выкачаем воздух. И вас не должны видеть. Если люди узнают, что хирурга заменяет уллерианин…
— Я понимаю, — сказал Дзуман. — Я готов. Это часть Нового Пути.
Филип быстро размышлял. Уллериане изрядно превосходили людей скоростью реакций и точностью движений, включая мелкую моторику. Это может скомпенсировать в какой-то степени нехватку опыта, но вот анатомия уллериан, несмотря на внешнее сходство с людьми, отличалась очень сильно. Они даже не были млекопитающими в земном понимании этого слова, хотя обладали сходным метаболизмом и могли употреблять земную пищу. При последней мысли Филип вздрогнул от накативших на него воспоминаний, но заставил себя вернуться к делу.
— Вам нужны какие-то хирургические справочники? Пособия по анатомии людей?
— Нет, — сказал Дзуман. — Я знаю анатомию. Ничего не надо.
— Я буду ему ассистировать, — сказала Андре. — Я получила когда-то подходящие навыки… На Новой Надежде.
Филип отметил, что ее голос звучал даже еще более бесстрастно, чем у уллерианина.
— Боюсь, что инструментов у нас тоже нет, — сказал он. — Все уничтожено вместе с медотсеком. Все, что можно быстро собрать, это утварь с камбуза. Там же можно взять ультрафиолетовые лампы и чистые скатерти вместо простыней. Наркоз мы можем организовать… препараты есть в дежурных аптечках по всему кораблю.
— Это подойдет, — сказал уллерианин, не шелохнувшись. Очевидно, жест согласия — кивок — он еще не освоил. — Куда идти?
— Подождите немного здесь, пока подготовят помещение, — ответил Филип. — Потом мои люди вас проводят… Чтобы вы никому не попались на глаза. — Он пристально посмотрел на Андре. — Надеюсь, вы нас не подведете.
— Это часть Пути, — сказала женщина. — Мы не можем подвести.
Филип не понял, что она имела в виду. Она-то какое отношение имеет к уллерианской философии?
*****
Он смог проследить только за первыми двумя операциями. Когда Дзуман взял нож для разделки рыбы (все ножи были дополнительно заточены, но выглядели все равно как обыкновенная кухонная утварь) и наклонился над первым пациентом, Филип еле сдержался, чтобы не ворваться в бывшую кладовку для овощей, приспособленную под операционную, и не выпустить в уллерианина весь заряд бластера. Однако уллерианин, работая четко и быстро, с помощью Андреа вскрыл брюшную полость пациента и зашил частично поврежденную селезенку, не задев ни один из соседних органов или крупных кровеносных сосудов, и капитан слегка расслабился, а после второй операции, над пациентом со сложным переломом большой берцовой кости, ушел обратно на мостик. Похоже, что на этот раз у него получилось поставить на нужную карту.
Через три дня к «Зеландии» подошли первые спасательные корабли. К этому времени уллерианин успел прооперировать шестнадцать человек, и все они выжили. Он работал практически без перерывов, лишь изредка пил воду и однажды попросил поесть. Андре ассистировала ему почти сутки, потом отключилась — рухнула чуть ли не там, где стояла и проспала десять часов подряд, потом проснулась, перекусила и снова встала к операционному столу.
Филип знал, что в будущем ему придется обязательно объясняться по поводу своего решения с комиссией, которая будет заниматься расследованием обстоятельств катастрофы и действий экипажа, но это будет потом а сейчас он сквозь свинцовую подушку усталость едва различал благодарность за то, что удалось спасти немного больше жизней. К сожалению, несколько человек все же умерли, не дождавшись операции… И каждое решение, кого надо срочно оперировать, а кто может подождать, останется с Филипом навсегда.
За час до того, как спасатели пришвартовались к «Зеландии», уллерианин и Андре закончили последнюю операцию, и их так же, по возможности скрытно, проводили в их каюты. Филип лично пожал руку и женщине, и даже уллерианину, сумев не выказать глубоко въевшиеся в него почти инстинктивные ужас и недоверие к чужаку.
— Спасибо, — совершенно искренне сказал он. — Вы сделали огромное дело. Без вас почти все эти люди наверняка погибли бы.
— Часть искупления, — сказал уллерианин. — Так было надо. Особенно для меня.
Филип замялся.
— Кстати, о вас… Вы сказали тогда, на мостике, что у вас подходящая специальность, хоть вы и не врач, но не уточнили какая. Могу я поинтересоваться, кто вы все-таки по профессии? Ученый-биолог? — Он знал, что уллериане не делали различий между изучением разумных и не разумных видов. Например, птиц и людей.
Роговые заслонки скользнули вниз-вверх.
— Нет, — сказал Дзуман. — Я был поваром. При кухне командующего Синим Флотом. — Он шагнул назад и дверь в его каюту закрылась, прежде чем до Филипа дошел смысл этих слов.
— О боже, — сказал сопровождавший их член экипажа, один из инженеров, ветеран войны, потом согнулся пополам и его вырвало прямо на бархатистое ковровое покрытие коридора.
Филип с ужасом посмотрел на Андре.
— И вы все это время знали?! — спросил он у нее. — Господи, как вы могли… Ведь именно Синий Флот стоял на Новой Надежде. Почему… Зачем вы сопровождаете это чудовище?
Женщина встретила его взгляд и в ее глазах Филип увидел такую адскую бездну, такой мрак, какого ему еще никогда не доводилось видеть, даже в самые беспросветные моменты войны.
— У каждого свой путь искупления, — сказала она ровным голосом. — Как вы думаете, почему я так хорошо ассистировала Дзуману? У меня тоже подходящая специальность. Уллериане умели очень хорошо подавлять волю рабов, программировать их на абсолютное подчинение… А потом назначали их на ту работу, которую не хотели делать сами.
Она посмотрела прямо в глаза Филипу.
— Я была основным поставщиком Дзумана, — сказала она. — Работала на мясокомбинате.