Найти в Дзене
Дом Римеоры

Британский канцелярит и глокая куздра

В давно почившем Советском Союзе за языком старались следить. Редактора в издательствах правили стиль писателям, переводчики умудрялись улучшать переводимые тексты, ну а чиновники говорили на своём языке, строгом и формальном, который они волей-неволей навязывали управляемой реальности. Корней Иванович Чуковский припечатал этот язык метким словом "канцелярит". Вся позднесоветская интеллигенция считала его большим злом — в общем, заслуженно. Наша интеллигенция вряд ли осознавала, что на далёком Западе, за проливом и океаном, имеется свой канцелярит. От покойного советского коллеги его отличает одно важное качество: он красив. Фразы на нём строятся легко, произносятся звучно — так что читатель и слушатель не сразу понимают, что как такового смысла за ними практически нет. Тексты, написанные на английском канцелярите, можно легко пробегать глазами, но если вы хотите уловить их содержание, чтение превращается в пытку. Недавно я взялся за книгу "Четвёртая промышленная революция", которую н

В давно почившем Советском Союзе за языком старались следить. Редактора в издательствах правили стиль писателям, переводчики умудрялись улучшать переводимые тексты, ну а чиновники говорили на своём языке, строгом и формальном, который они волей-неволей навязывали управляемой реальности. Корней Иванович Чуковский припечатал этот язык метким словом "канцелярит". Вся позднесоветская интеллигенция считала его большим злом — в общем, заслуженно.

Наша интеллигенция вряд ли осознавала, что на далёком Западе, за проливом и океаном, имеется свой канцелярит. От покойного советского коллеги его отличает одно важное качество: он красив. Фразы на нём строятся легко, произносятся звучно — так что читатель и слушатель не сразу понимают, что как такового смысла за ними практически нет. Тексты, написанные на английском канцелярите, можно легко пробегать глазами, но если вы хотите уловить их содержание, чтение превращается в пытку.

Недавно я взялся за книгу "Четвёртая промышленная революция", которую написал бессменный президент Всемирного Экономического Форума и видный рептилоид Клаус Шваб. На небольшой текст у меня ушёл месяц, и возвращаться к нему приходилось через нехочу. Вся причина в нём, проклятом канцелярите. В конце книги я встретил абзац, представляющий собой платиновый образец жанра. Привожу его в переводе, но мне случалось читать подобные тексты на английском, поэтому могу утверждать: стилистические особенности оригинала переданы в этом отрывке верно.

Тем, кто принимает решения, для того чтобы развить контекстуальный интеллект, необходимо сначала понять ценность различных сетей. Они могут противостоять значительным по силе подрывающим воздействиям только в случае, если в большой степени подключены к сети и выстроили множество отношений, соединяющих их с теми, с кем их традиционно разделяли границы. Лица, принимающие решения, должны уметь и быть готовыми сотрудничать со всеми, кто заинтересован в рассматриваемом вопросе. Таким образом, мы должны стремиться к большей вовлечённости и большей инклюзивности.

Читатель, скажите: о чём здесь написано? Термин в отрывке только один — "контекстуальный интеллект". Остальные слова автор употребляет как самоочевидные и ждёт от читателя их понимания. Но понимания-то как раз и нет.

По некотором размышлении я понял, чего мне не хватает в этом тексте. В нём отсутствуют существительные. Нет, слова, формально относящиеся к этой почтенной части речи, здесь имеются в нужном количестве, но они не означают никаких конкретных предметов. Это не более чем грамматические связки, объединяющие в единую структуру любовно прописанные воздействия и взаимовлияния. В отрывке тщательно изображены отношения между некоторыми сущностями, но самих сущностей нет.

В этой связи вспоминается знаменитая фраза Льва Владимировича Щербы "глокая куздра штеко кудланула бокра и кудлачит бокрёнка". Но где у него был забавный лингвистический эксперимент, там у англосаксонских элит конвейерное производство.

Господин Шваб после сезонной линьки.
Господин Шваб после сезонной линьки.

Я не знаю откуда пошёл британский канцелярит. Возможно, он появился в судах общего права. Английские судья знали, что их решения в качестве прецедентов будут использоваться для регулирования самых разных правоотношений, поэтому предпочитали формулировки общие и расплывчатые. В университете нам рассказывали про вердикт середины XIX века. Он относился к жалобе некоего Джона против соседа Питера, который жил выше на холме и при строительстве плохо заизолировал дно своего пруда, в результате чего участок Джона затопило. Сейчас этот прецедент используют в делах о ущербе от радиоактивных утечек с АЭС.

Но то судьи. Они занимаются важным и полезным делом: пытаются обозримым числом формальных норм описать всё разнообразие человеческой жизни, чтобы люди между собой жили более-менее в мире. Всякий же идейно крепкий речекряк: от господина Шваба до афро-американской чебурашки, что служила у Байдена пресс-секретарём, — предпочитает общие слова, чтобы простые люди деятельно слушались его и не спрашивали лишнего. Потому они и наполняют слова, как старые мехи, всё новыми и новыми смыслами, по обстоятельствам.

Нам же, дорогие читатели, остаётся держаться крепких, вещественных слов. И в качестве забавного упражнения предлагаю вам придумать, какие конкретные жизненные ситуации могут соответствовать общей модели, что господин Шваб изложил в отрывке выше. Чем страньше у вас выйдет, тем лучше. Пишите свои варианты в комментариях!