Первое, что делает Круак в этом романе, – посвящает его Ханьшаню, китайскому отшельнику-поэту, который жил в IX веке. Если, говоря о другой книге Керуака, я шутила, что жить надо так, чтобы о тебе писали книги друзья, то здесь скажу масштабнее: жить так, чтобы тебе посвящали книги спустя десять веков после твоей смерти.
Главный герой, Рей Смит, учит тому же:
Счастье. В одних плавках, босиком, диковласый, в красной тьме костра пою, тяну вино, плююсь, прыгаю, бегаю – вот как жить надо.
А потом он засыпает, и ему снится, как он выдышивает три ломтя хлеба…
На самом деле с посвящением Ханьшаню все не так просто. В одной из сцен романа Джафи, друг Рея, такой же его друг-учитель, каким был Дин Мориарти для Сала Парадайза в романе «В дороге», сравнивается с Ханьшанем. В образе Джафи слились образы друга Керуака Гэри Снайдера и китайского отшельника Ханьшаня. То есть посвящение Ханьшаню – одновременно и посвящение своему другу Снайдеру.
Пару слов о лексике и художественных особенностях «Бродяг Дхармы» и во многом авторского стиля Керуака:
- обилие внутренних конструкций внутри больших предложений – имитация спутанной и стремительной человеческой мысли,
- большое количество скобок, посторонних заметок параллельно главной теме высказывания,
- великолепное сочетание религиозной терминологии и низких просторечий, в том числе обсценной лексики,
- динамичность выражения глубоких мыслей: отрывочность, краткость, сила.
- необходимость привыкать к этой манере.
1. Феномен святости
Особенность романа в том, что каждый герой святой. Герои называют друг друга индуистским термином «Бодхисаттва». Бодхисаттва – это человек, получивший, подобно Будде, личное освобождение, и тот, кто намеренно отказался от ухода из мира, стал Учителем и помогает и другим страждующим прийти к личному освобождению.
В мире романа нищий философ, который переводит китайскую поэзию, – Бодхисаттва. Девушка, которая спит со всеми, кто захочет, – Бодхисаттва. Если назвать кита комаром, он не уменьшится в размерах: так и простой человек не станет духовным мастером, если так его назвать. Но соль в том, что они верят в то, что они святы. Они правда Бодхисаттвы – для друг друга. Поэтому они святы – в том смысле, как они сами понимают свою святость.
В этом одна из главных и лучших мыслей романа – всё свято. Всё пусто, всё не имеет страдания – всё свято. Каждый человек – святой, непорочный, чистый. Потому что ему дана жизнь, потому что каждый человек – это частичка Бога, луч единого Солнца.
Интересно, как эта философия воплощается в отдельных героях.
Рей Смит отказался от секса, от «похоти», потому что похоть – непостредственная причина рождения, а значит – и страдания, а значит – и смерти. Он считает, что единственное достойное занятие, которое осталось на свете, – это молиться за все живое. Основной философский сюжет проходит внутри его ума, который пытается осознать, что он такое, и отделить себя от материального мира. При этом у Рея явные пристрастия к алкоголизму («Не лакай так много винища», – говорят ему друзья), но Рей находится в серьезном – на гране самоиронии – поиске высшего Себя.
Я сел, закрыл глаза и подумал: «Это мышление прекратилось», – но, поскольку мне пришлось-таки об этом подумать, никакого мышления не прекратилось.
Всё есть экстаз. Весь мир – пустота, которую можно наполнить тем, чем тебе хочется.
Мир – пустота, но это не значит, что его не существует. Это значит, что он ждет руки мастера, которая слепит из него то, что мастеру нужно. Мир можно наполнить Бодхисаттвами. Экстазом. Неостановимой радостью. Чем угодно.
2. Джафи Райдер – «великий новый герой американской культуры» (Дж. Керуак)
На самом деле, если бы к нему забрался вор, ценным у Джафи были только книги.
Если Дин Мориарти – мошенник и плут, развлекающий себя за счет других, то Джафи Райдер – это самодостаточный аскетичный мудрец, который рад развлечь других сам. Важная черта его характера, которая за его эпатажным образом видна не так ярко, – это доброта. Он добр. Он щедр, и он и знает, что делать подарки другим, – это огромная честь. Он молится за святость мира. Он стремится к самосовершенству, но без самонасилия, без чванства и высокомерия, он признает свои слабости. Так, он хотел бы быть вегетарианцем, но «по этому оттягу он еще не встрял».
Вырисовывается герой Джека Керуака – полусумасшедший гений, помешанный на радости жизни и счастье – либо личном счастье, либо всемирном, герой-идея, первый среди первых, тот, за кем идут и на кого равняются.
И все-таки Джафи понимает: настоящего просветления он может достичь не там, где шумит суета города, но среди духовных учителей, вдали от толпы.
– А потом я уеду в Японию и пешком обойду всю эту холмистую страну, буду отыскивать древние храмики, спрятанные и позабытые в горах, и старых мудрецов, которым по сто девять лет и они молятся Каннон в своих хижинах и так много медитируют, что когда выходят из медитации, смеются, видя все, что движется.
«Серьезный» – этим эпитетом его описывает Рэй чаще всего. Джафи мечтает о великих свершениях – он мечтает о Рюкзачной революции. Пусть люди выйдут из общества потребления, пусть навесят на спины рюкзаки и двинутся в большое Путешествие по землям и мыслям. Он мечтает о таких людях, которые лучатся добротой, пишут стихи, не привязываются к материальным вещам, «уходят в горы молиться, а возвращаются только для того, чтобы смешить людей и радовать стариков».
«Вечно в слезах, вечно юный» Джафи Райдер – это образец простейшего человека, «последнего бичары», который от черного дна тянется к свету. С переменным успехом, но неуклонно.
Рей видит сон, где Джафи предстает в виде мудрого старца, отдавшего свою жизнь ради просветления.
Можно долго размышлять – а к чему оно, личное просветление, если ради него ты ранишь своих близких, оставляешь их одних, без себя? Ответ простой: потому что хочется. Джафи способен оставить всех ради одного себя, потому что с людьми ему не так хорошо, как с самим собой – потому что мы сами себе дороже всех других.
Другое дело, что Бодхисаттва – это всё-таки тот, кто пожертвовал личным просветлением ради счастья многих.
Джафи, в отличие от Рея, не имеет симпатии к Иисусу Христу, но только потому, думается, что завидует. Как он завидует богатству и боится богачей, так Джафи боится Христа. Сам Джафи хотел бы быть Учителем и Сыном Бога. Только вот по такому оттягу он еще не встрял.
3. Смех над смертью
Керуак описывает смерть очень смешно. Рози, наркоманка с манией преследования, думает, что за ней вот-вот придут фараоны, и боится каждого шороха.
– Ты видел отметины на ее руках?
– Да. – Я видел ее руки, все изрезаны.
– Она пыталась вскрыть себе вены каким-то тупым ножом, он не резал. Я боюсь за нее.
Рей пытается ее переубедить, внушить, что страдания не существует («Бог это и есть ты, дура!»), но безуспешно. Рози умирает нелепо: в припадке страха залезает на крышу, чтобы спрятаться, а друзья вызывают полицию, думая, что она хочет покончить с собой. Приезжают легавые, и Рози понимает – это пришли за ней, ее увезут в тюрьму. Она прыгает с крыши, полицейский успевает схватить только полу ее халата, Рози из него выскальзывает и голой, мертвой и непросветленной оказывается на тротуаре.
4. Просветление на высокой горе
Джафи подговаривает Рея покорить гору Маттерхорн, и начинается духовное путешествие.
Болящие мышцы, голос в желудке – само по себе довольно погано, к тому же тебя окружают темные скалы, и рядом нет того, кто мог бы успокоить тебя поцелуями и тихими словами; но вот просто сидеть здесь, медитировать и молиться за весь мир с другим серьезным молодым человеком – уже ради этого стоило родиться, чтобы потом умереть, как это и произойдет со всеми нами.
Джафи покорил не одну гору, он стремится вверх с азартом бывалого альпиниста. Рей же осознает, как духовно и физически далек от его уровня.
Проклятый горный козлина Джафи, я видел, как он скачет впереди с камня на камень, выше, выше, лишь подметки мелькают. «Ну как тягаться с таким маньяком?» Но с неким чокнутым отчаяньем я все равно полез следом.
Символично, что Джафи все-таки покоряет гору, взбирается на самую вершину. Рею же остается немного, но страх упасть не дает ему дойти до конца.
Внизу, после спуска, Рею лучше. Высокий мир гор – не его мир. Рей человек земли, людей, простых человеческих радостей.
Вверху все пахло льдом, снегом и бессердечными позвоночными хребтами. Здесь же [внизу] обитал дух битого солнцем дерева, солнечной пыли, что покоится под луной, озерного ила, цветов, соломы, всего хорошего на земле.
Но Рей жаждет духовного просветления, осознает, что ему нужно больше работать над собой.
К концу книги Джафи и Рей меняют местами. Джафи тянется к земле – он влюблен в девушку по имени Психея (а потом бросает ее в воду с корабля – свою душу!), утомлен своими скитаниями, утомлен словами о всемирном счастье – они перестают его зажигать. Но уплывает в Японию, к своим мудрецам и храмам, потому что… это не от него зависит. Он не противится течению жизни, хоть и течет она не туда, куда ему хочется.
– Ах, да это всего лишь куча слов, – сказал он печально, чем немало меня удивил. – Я и слышать не хочу все твои словесные описания слов, слов, слов, которые ты сочинял всю зиму, чувам, я хочу просветляться действиями.
Все скитания – будь это вечная дорога из штата в штат или блуждания по идеям и мыслям – это ни что иное, как поиск Дома, места успокоения и безусловной любви. И я в детстве мечтала скитаться, скитаться, скитаться, чтобы видеть все новые и новые места, видеть все новых и новых людей. Но в какой-то момент новизна превращается в однообразие, начинаешь ценить постоянное, неизменное. Скитания – путь к постоянству. Внешние действия – путь к эволюции духа.
Рею же, который сначала стал бродячим проповедником, а потом – одиноким хранителем своей горы, по возвращению обратно к людям даровано просветление.
Но что такое просветление? Это баланс между детской открытостью, любознательностью и любовью ко всему живому и глубокой мудростью старика, и при этом – навык не привязываться ни к материальному, ни к умственному.
Просветление – это полная свобода.
Просветление – это баланс противоположностей без перекосов.
Когда я вижу инфантильных взрослых или чересчур серьезных подростков, они мне очень нравятся – потому что в них хоть и нарушен баланс, но потенциально возможен. Конечно, если над собой не работать, можно остаться перекошенным до конца дней своих, но, как правило, жизненные обстоятельства всех выправляют в нужную сторону. Одно из частых сравнений романа – «как дети», «как детишки», а Джафи называют «старым котярой» или «старым анархистом». Противоположное очерчивается, но не синтезируется в нечто единое. Поэтому просветления удостаивается один Рей.
И я вдруг понял, что я истинно один и мне больше нечего делать – надо лишь кормить себя, и отдыхать, и развлекаться, и пусть кто хоть слово мне скажет. В камнях росли цветочки – их никто не просил расти, и никто не просил расти меня.
Ну и Джафи имеет потенции просветления – в Японии, куда он и уплывает.
Большого внимания в романе удостоены молитвы и стихи. Почему? Молитвы – это стихи, а стихи – это молитвы. Джафи занимается поэзией, Рей – молитвами, и при этом они заняты одним и тем же: они мечтают о благе и святости всех людей мира.
На утро у меня будто крылья за спиной выросли, и первым делом я помедитировал и сочинил маленькую молитву: «Благословляю тебя, все живое, благословляю тебя в бесконечном прошлом, благословляю тебя в бесконечном настоящем, благословляю тебя в бесконечном будущем, аминь».
Когда Рей приближается к просветлению, одиноко уйдя в себя на вершине горы, он пишет молитвы в стихах.
Что такое радуга, Господи?
Обруч
Для смиренных.
Нимб для святых, добавлю от себя.
Став просветленным, он говорит стихами, он мыслит стихами. Помню, на своем семинаре в Литинституте я выступила с красивым и глубоким тезисом о том, что поэзия – не самая неестественная форма словесности, как принято считать, а наоборот. Когда человек счастлив, он говорит стихами, не прикладывая к поэзии жизни никакого труда. Стихи – это естественная речь счастливого человека. Хвалебная молитва – естественная речь счастливого человека.
Видение свободы вечности стало моим навсегда. Бурундук скрылся средь камней, и оттуда вылетела бабочка. Вот так вот просто.
Жизнь человека – это движение от цели к цели. Не всеядное достигаторство, когда люди отшвыривают свои достижения, чтобы ринуться за другими, но поступательный путь вверх. Например, когда мы поднимаемся по лестнице, мы не разрушаем ступень, которую уже прошли. Она просто остается позади, но мы опираемся на память о ней, продолжая восхождение.
– Бог, я люблю Тебя, – и я взглянул в небо, я не шутил. – Я влюбился в Тебя, Бог.
Идти к цели, будь это семья, всемирное счастье или личное просветление – и помнить дзенскую поговорку: «Дойдешь до вершины – продолжай восхождение».
Потому что все в мире хорошо – навсегда, навсегда, навсегда.