Есть дома, в которых границы размыты так давно, что никто уже не помнит, были ли они когда-то. Здесь роли текучи, голоса звучат без привязки к телам, а желания не принадлежат тем, кто их испытывает. Это мир, где мать может стать дочерью, отец сыном, а ребёнок тем, кто должен утешать, заменять, сдерживать хрупкий баланс неоформленных аффектов. В таких домах инцестуальный материал не становится причиной тревоги, не маркируется как запретное, не вызывает бурь, он просто существует, растворённый в повседневности, вплетённый в текстуру семейных отношений, как тихий, неощутимый яд. Яд не всегда убивает мгновенно. Иногда он действует иначе, растекаясь в крови, становясь частью тела, меняя само ощущение реальности.
Здесь взросление, это угроза. Оно разрушает симбиоз, вытесняет зыбкую близость, в которой всё слито воедино. Когда ребёнок начинает меняться, родители словно не замечают, а если и замечают, то не признают. Они могут смеяться над его неуклюжестью, повторять его движения, превращая любой жест взросления в комедию. Они могут говорить, что всё это неважно, что меняться не нужно, что желания смешны. И тогда его собственное взросление становится чем-то нелепым, ненужным, не заслуживающим места в реальности.
Но психоз, не просто результат запрета на взросление. Это другое. Это утрата контроля над тем, что принадлежит тебе. Это мир, в котором границы не просто размыты, а переставлены так, что любое движение оказывается чужим, любое желание не своим.
«Она росла в доме, где никто не замечал, как меняется её тело. Отец продолжал гладить её по волосам так, как если бы она была всё той же маленькой девочкой, а мать вдруг стала холодной, как будто в ней появилось что-то чуждое, что-то, чего она не хотела видеть. Её первая влюблённость была встречена смехом, её взросление равнодушием. Она не могла понять, есть ли у неё право на свои чувства, были ли они действительно её или просто отражали чужие ожидания, чужую волю. Сначала она просто чувствовала пустоту. Иногда её тело исчезало. Руки теряли вес, ноги отказывались слушаться, лицо в зеркале выглядело так, словно его подменили. Она не знала, как звучит её голос. Казалось, что любое движение должно быть разрешено кем-то другим. А потом реальность сжалась. Мир затвердел, стал слишком чётким. Теперь всё имело смысл. Не её смысл, но смысл. Каждое слово в книге относилось к ней. Каждая строчка в песне объясняла, что с ней происходит. Радио давало инструкции. Мужчина в метро взглянул на неё слишком внимательно, это был знак. Вчера он смотрел на неё с другой стороны платформы. Это не совпадение. Это предупреждение. Она должна расшифровать его. Она должна понять, в чём её вина.»
Когда границы слишком текучи, кажется, что спастись можно только одним способом, зафиксировать их навсегда. Создать систему. Найти знаки. Установить порядок. И этот порядок жестокий, беспощадный, абсолютный. Теперь нет случайностей. Теперь всё связано. Теперь нельзя ошибиться.
«Она поняла, что её мысли больше не принадлежат ей. Кто-то вкладывает их в её голову. Кто-то наблюдает. Кто-то управляет её шагами. Она почувствовала, что её руки больше не слушаются. Что пальцы двигаются сами, перебирают складки одежды, касаются лица, хотя она не давала им команду. Когда она открыла рот, чтобы заговорить, внутри неё заговорил кто-то другой. Его голос был похож на её собственный, но чужой, пустой. Всё это не было кошмаром. Это была система. Чёткая, точная, логичная. Она была в центре чего-то, чего не понимала, но понимание было не важно. Важно было подчиниться».
Инцестуальный материал здесь не в желании, не в запрете, не в трансгрессии. Он в размытости границ, в невозможности отделить себя от другого, в чужих голосах, звучащих внутри. Он не запрещён, но он проникает в тело, пропитывает его, создавая внутри него чужие смыслы.
Это искажение. Это момент, когда мир из тумана вдруг превращается в жёсткую, неоспоримую систему, но эта система подчиняется чужой, неведомой логике. Там, где раньше был распад, вдруг возникает жёсткий порядок. Там, где желания были текучи, вдруг появляется долг, угроза, вина. Всё становится значимым. Всё знак. Всё послание.
Если вы узнали в этом тексте что-то близкое не оставайтесь с этим в одиночестве. Если вы чувствуете, что реальность становится зыбкой, что мысли перестают принадлежать вам, что в мире появляются знаки и тайные послания, говорите об этом. Не пытаться справиться в одиночку. Обратиться к тем, кто может помочь.
Если это про кого-то из ваших близких, не спорьте с их реальностью, но не оставляйте их одних. Психотическое переживание кажется человеку абсолютно логичным, даже если оно выглядит нелепым со стороны. Сказать «этого нет» , значит разрушить последнюю почву под ногами. Лучше сказать «Я рядом. Я слышу тебя. Давай попробуем разобраться».
Психоз не каприз, не блажь и не недостаток силы воли. Это состояние, в котором требуется медицинская помощь, терапия, иногда медикаменты. Это не делает человека «неполноценным», это просто другая логика, которая захватила его мир. Это не страшная сказка и не таинственный дар. Он может быть ужасающим, мучительным, разрушительным. Но и из него есть выход. Он требует понимания, но не героизации.
Если вы чувствуете, что мир становится чужим, что он сжимается или распадается, ищите помощь. Реальность можно вернуть. Вы не одни.
P.S. Этот текст, лишь один из возможных взглядов на психоз. Да, в нём речь о размытых границах, инцестуальном материале и страхе взросления, но нельзя забывать, что не всякий психоз рождается в семье, не всякая утрата границ ведёт к безумию, и не всякое безумие можно объяснить символическим порядком. Есть психозы, где не звучат эдиповы эхо, а лишь голоса, пришедшие неведомо откуда. Есть те, что коренятся не в желаниях родителей, а в биологии, химии и д.р.