Я накрывала на стол и все поглядывала на часы. Витя обычно уходил в восемь, и у меня оставалось совсем немного времени. В духовке доходило мясо, то самое, с черносливом – он его обожает. На плите булькало рагу, а на столе уже стоял его любимый торт "Наполеон". Знаете, такой, с хрустящими коржами и нежным кремом. Научилась готовить у свекрови, она-то понимала, как важно знать любимые блюда мужа.
Я достала наши свадебные бокалы. Мама подарила, храню как зеницу ока все эти пятнадцать лет. Да-да, сегодня наша годовщина свадьбы. Помню, как вчера – белое платье, его взволнованный взгляд, первый танец... А сейчас вот стою на кухне и жду. Может, цветы принесет? Или с работы пораньше уйдет?
Витя появился на кухне, уже одетый, с портфелем. На минутку задержался, принюхиваясь к запахам из духовки.
– Оль, я сегодня поздно буду. Совещание важное, так что не жди.
Я замерла с полотенцем в руках. Может, прикидывается? Вдруг сюрприз готовит? Нет, я же вижу – правда забыл. За пятнадцать лет научилась различать, когда он что-то скрывает. Сейчас – нет, просто обычное утро.
День тянулся бесконечно. Я убиралась, гладила, все время проверяя телефон. Тишина. Ни звонка, ни сообщения. Еда остывала, разогревалась, снова остывала...
В десятом часу щелкнул замок. Витя вошел уставший, развязывая галстук.
– Ммм, как пахнет! – он довольно потянул носом. – Что за пир?
У меня внутри все оборвалось. Смотрю на него и не верю своим глазам – неужели правда забыл? Пятнадцать лет вместе, и что – ничего не значат?
– Что-то случилось? – спрашиваю, еще надеясь. Вдруг сейчас достанет подарок...
– Да нет, – он рухнул на диван. – День тяжелый просто. А что?
Я молча убрала второй бокал в сервант. Руки дрожали, но я справилась.
– Ничего, – говорю. – Совсем ничего.
Он уже включил телевизор, искал пультом спортивный канал. А я стояла и думала – что делать? Ругаться? Плакать? Нет, тут нужно что-то другое. Что-то такое... чтобы запомнил надолго.
Утром я проснулась пораньше, как обычно. Но на кухню не пошла. Лежала и слушала, как Витя собирается на работу – вот прошел в ванную, вот гремит чем-то на кухне...
– Оль, а где кофе? – донеслось через пару минут.
– На полке, – отвечаю с кровати. – В банке.
Слышу – заглянул в спальню, стоит в дверях.
– Я про готовый. Ты же всегда...
– А сегодня не всегда, – говорю. – Сам сделаешь, не маленький.
Витя помялся в дверях, но промолчал. Ушел на кухню, слышу – гремит туркой. Раньше-то он умел варить кофе, когда ухаживал за мной. А потом разучился, как-то само собой вышло.
Через полчаса опять зовет:
– Оль, а где моя белая рубашка? Которую я просил погладить?
– В шкафу, – отвечаю. – Там, где всегда.
– Так она мятая!
– Вот незадача, – говорю. – Ну, погладь. Утюг знаешь где.
В коридоре повисла тишина. Потом что-то стукнуло – видимо, гладильная доска. Я представила, как он там мучается с утюгом, и чуть не рассмеялась. Но сдержалась.
Когда он наконец собрался на работу, то был уже не такой самоуверенный, как обычно. Стоял в прихожей и как-то растерянно смотрел, как я собираюсь.
– Ты куда? – спрашивает.
– По делам, – застегиваю плащ. – Сегодня поздно вернусь. Ужин сам себе приготовишь, ладно?
И ушла первая, оставив его в прихожей. День я провела у мамы – надо же было где-то спрятаться. Рассказала ей всё. Она сначала охала, потом смеялась:
– Правильно, дочка. Пусть почувствует, как без тебя-то. А то привык – всё готово, всё глажено...
Домой я вернулась в девятом часу. Витя уже был дома – сидел на кухне перед тарелкой с разогретыми пельменями. Вид у него был... не то чтобы несчастный, скорее озадаченный.
– Оль, – говорит, – ты заболела, что ли?
– Нет, – отвечаю. – А что?
– Да странная какая-то стала...
– Странная? – переспрашиваю. – Да нет, это жизнь странная. Вот ты, например, сам себе ужин приготовил – и ничего, жив. Завтра еще научишься.
– Чему научусь?
– Увидишь, – говорю и ухожу в спальню.
Уснуть не могла долго. Все думала – правильно ли делаю? Может, проще было бы скандал закатить? Но нет, я же его знаю – покивает, пообещает не забывать, и через месяц всё по новой. А так... пусть поймет, каково это – когда о тебе не заботятся. Когда ты просто часть обстановки, которая всегда под рукой.
В голове уже складывался план на завтра. И на послезавтра тоже. Витя еще не знал, но его ждала целая неделя самостоятельной жизни. Интересно, сколько дней ему понадобится, чтобы понять – что-то не так?
Прошло четыре дня. Я честно выдерживала характер – не готовила, не гладила, не спрашивала, как прошел день. Вечером задерживалась у подруги или у мамы, а когда приходила домой, заставала одну и ту же картину: растерянный муж на кухне и следы его кулинарных экспериментов.
В тот день я зашла в магазин возле его работы – купить продуктов на ужин, все-таки не железная я. И тут слышу знакомые голоса из кафе напротив. Витя сидел с Пашей, своим старым другом, они еще в институте вместе учились. Я хотела зайти поздороваться, но услышала свое имя и замерла за колонной.
– ...совсем другая стала, – говорил Витя. – Представляешь, четыре дня ни завтрака, ни ужина. Прихожу – пустой дом. Вчера час гладил рубашку, а она все равно мятая...
– А что случилось-то? – спрашивает Паша.
– Да не знаю! – Витя с досадой стукнул чашкой. – Просто в один день перестала... ну, быть собой, что ли. Раньше придешь – дома уют, пахнет вкусно, она улыбается. А теперь будто подменили.
Паша помолчал, потом говорит:
– А ты не думал, что, может, она устала?
– От чего?
– От роли невидимки. Знаешь, Вить, я вот на свою Марину смотрю – она тоже все успевает, и готовит, и с детьми, и дом на ней. Я стараюсь хоть цветы иногда принести, спасибо сказать. А ты когда последний раз жену благодарил?
Витя молчал. Я видела его лицо – он так хмурится, только когда сложный проект на работе считает.
– Слушай, – вдруг говорит, – а ведь на прошлой неделе... Черт. Черт! Годовщина же была!
– Ну вот, – Паша хмыкнул. – Сколько лет вместе-то?
– Пятнадцать... – Витя схватился за голову. – Пятнадцать лет, Паш. А я даже не вспомнил. Она, наверное, готовилась, ждала...
– И что ты сделал, когда пришел домой?
– Спросил, что за праздник... – Витя застонал. – Какой же я идиот.
– Да уж, – согласился Паша. – Крупно ты облажался, друг. Я бы на месте Ольги тебе сковородкой по голове настучал.
– А она вот так... Умно придумала, да? Не орет, не скандалит. Просто показала, каково без нее.
Я тихонько вышла из кафе. В магазин уже не пошла – ноги сами понесли в сквер. Села на лавочку, смотрю на голубей, а в голове крутится: "Дошло наконец-то. Понял".
Телефон звякнул – сообщение от Вити: "Прости меня. Я все осознал. Можно сегодня поговорить?"
Я улыбнулась, но отвечать не стала. Пусть еще немного помучается. Вечером поговорим, куда он денется. А пока пусть подумает – может, вспомнит еще что-нибудь важное, что упустил за эти пятнадцать лет.
Домой я вернулась затемно. Открыла дверь и замерла – в квартире пахло цветами. В прихожей горел приглушенный свет, а на полу лежали лепестки роз, выстраиваясь в дорожку к кухне.
"Ох, Витя, – подумала я, – насмотрелся романтических фильмов..."
Но все равно стало тепло на душе. Разулась, прошла по лепесткам (потом сам будет убирать, я не стану). На кухне меня ждал накрытый стол, свечи и огромный букет бордовых роз – мои любимые.
Витя стоял у окна, нервно теребя какую-то тетрадку. Увидел меня – шагнул навстречу:
– Оля, я...
– Погоди, – говорю. – Дай куртку сниму.
Села за стол, смотрю – все красиво, даже бокалы наши свадебные достал. И вино то самое, которое мы на первую годовщину пили.
– Оленька, – начал он снова. – Я был... даже слов не подберу, кем я был. Слепым идиотом? Бесчувственным чурбаном?
– Ну зачем так строго, – улыбаюсь. – Просто мужем, который слишком привык к хорошему.
– Нет, – он мотает головой. – Я правда все понял. Знаешь, когда до меня дошло? Когда я сегодня пытался погладить рубашку в третий раз, а она все равно была мятая. И я вдруг вспомнил, как ты каждое утро гладишь мои рубашки. Каждое утро, Оль! А я даже спасибо не говорил...
Он протянул мне ту самую тетрадку:
– Вот, смотри.
Открываю – а там на первой странице большими буквами: "Чтобы больше никогда не забыть". И дальше список: день свадьбы, первая встреча, мой день рождения, день, когда он сделал предложение... А рядом с каждой датой – маленькие заметки: "Купить розы", "Заказать столик", "Приготовить сюрприз"...
– Это чтобы я больше ничего не пропустил, – объясняет. – Знаешь, эти дни без тебя... Я как будто в пустом доме жил. Даже не в пустом – в чужом каком-то. И понял, что дело не в глаженых рубашках и не в ужине. А в том, что ты всю эту жизнь наполняешь... смыслом, что ли. Теплом.
Я смотрю на него – глаза блестят, галстук чуть перекошен, и такой родной, такой... мой. Даже злиться уже не хочется.
– А ужин сам готовил? – спрашиваю.
– Нет, – сознается честно. – В ресторане заказал. Побоялся экспериментировать, ты же знаешь мои кулинарные таланты...
– Знаю, – киваю. – Видела твои пельмени. И яичницу подгоревшую тоже видела.
Мы смеемся, и я чувствую, как уходит все напряжение этих дней. Витя берет меня за руку:
– Прости меня. Я все исправлю. Обещаю.
– Посмотрим, – говорю строго, но в глазах уже смешинки. – Вот будет следующая годовщина – проверим.
– До следующей? – он улыбается. – А может, начнем прямо сейчас? Я тут подумал... помнишь, как мы познакомились?
– В парке, – киваю. – Ты мороженое на меня уронил.
– Именно! – он достает из-под стола пакет. – Угадай, что я купил?
– Нет, – смеюсь. – Только не говори...
– Да! То самое фисташковое. Можем повторить нашу первую встречу. Только в этот раз я постараюсь не облить тебя.
И вот сидим мы на кухне, едим мороженое из вазочек, как подростки, и я думаю: вот оно, счастье. Не в пафосных ресторанах и не в дорогих подарках. А в таких вот моментах – когда смотришь на любимого человека и понимаешь: он все-таки самый лучший. Даже если иногда приходится устраивать воспитательные моменты.
А тетрадку эту я потом спрятала. Так, на всякий случай. Мало ли что...