Лучи солнца, пробиваясь сквозь неплотные шторы огромной детдомовской спальни, будило Бориса неохотно. Парень нехотя протер глаза, зарываясь носом обратно в одеяло. В коридоре уже раздавались шаги воспитательниц, и некоторые дети просыпались с особым удовольствием, одевались и бежали на завтрак. Для Бориса же подъем был самым нелюбимым моментом дня. Очень не хотелось покидать такие прекрасные сны и такую теплую кровать. Но если не поднимешься сам, то поднимут воспитательницы. Парень нехотя вынырнул из-под одеяла и тяжело потянулся, чувствуя такую привычную скованность в мышцах и неприятную пустоту внутри.
Ему совсем скоро восемнадцать, и он станет другим, свободным. Но что делать с этой свободой, он пока не понимал. С каждым днем близилось совершеннолетие, и он покинет эти родные и чужие стены одновременно.
Борис взглянул на соседнюю кровать, на которой спал Миша — его единственный настоящий друг в этом казенном доме. Миша был на два года младше, но даже несмотря на это он был очень открытым и прямым мальчишкой. Но до этого, пожалуй, по-настоящему близким человеком для него была Маша. Но она уже находилась за стенами этого детдомовского мира.
Маша...
Борис окунулся в воспоминания. Он до сих пор помнил ее вьющиеся густые светлые волосы, ее задорную улыбку и яркие большие глаза, в которых всегда горел какой-то огонек. Маша была на год старше и, соответственно, покинула детдом чуть больше года назад. Маша всегда была настоящей опорой и поддержкой, она помогала в трудные моменты в жизни, защищала от разных задир.
Борис зачесал волосы назад и потер щеки, стараясь проснуться. Он всегда в душе любил эту задорную девушку. Но он не мог назвать это настоящей любовью, как между мужчиной и женщиной. Это было что-то большее. Это было чувство защищенности, как ощущение, что есть кто-то, кто его понимает. И Маша понимала. Понимала так, как никто другой в этом месте. Но Боря никогда не признавался в своих чувствах, боялся, что разрушит ту хрупкую дружбу, которая существовала между ними.
А потом Маша выпустилась. Парень долгое время с ней переписывался, пытался поддерживать какую-то связь, иногда даже встречался с ней в городе. Но с каждым письмом, что становилось по объему все меньше, он понимал: их общение идет на спад. Встречи становились все реже и реже.
Парень решил, что перестал быть ей интересен, что она нашла себе новых друзей, новую жизнь. И Борис отступил. А потом замкнулся в себе.
— Знаешь, Боря, мы тут посмотрели, и квартира тебе не полагается, — сказала директор.
— Как не полагается? — удивленно вскидывает брови парень, — а жить я где буду?
— Мы навели справки и оказалось, что у тебя есть дом. Старенький, но дом. Вот адрес, — женщина протягивает пареньку бумажку, — после совершеннолетия ты отправишься в деревню и будешь там жить.
Борис искренне не понимал, зачем ему этот старый дом в богом забытой деревне с забавным названием Зяблик. Но, с другой стороны, выбора у него не было. И это, пожалуй, бесило его больше всего. Бесило то, что он как марионетка был обязан подчиняться чужой воле. И теперь его жизнь опять катится не туда, куда хотелось бы.
— А нельзя с этим что-то сделать? Продать дом, купить мне квартиру в городе, — а Борис все не отступал. Ему совсем не хотелось ехать в забытую деревню. Ему хотелось остаться в городе, получить образование, найти работу.
— Борис, понимаешь, все документы оформлены. Это твое наследство. И мы рады, что у тебя хоть что-то есть. Разговор на этом окончен.
— Рады они, — с сарказмом буркнула Борис, вернувшись в коридор и закрыв за собой дверь, — да какая радость жить в такой дыре? Почему я вообще должен ехать в этот Зяблик? Почему я вообще что-то кому-то должен? Я просто хочу жить так, как мне хочется!
Он скомкал бумажку и со злостью сунул ее в карман. Ему было обидно до горечи и непонятно. Ему придется покинуть город, где была хоть надежда на будущее. И взамен покинуть еще большую неизвестность.
В день совершеннолетия Борис быстро собрался, немного скомканно попрощался с Мишей и отправился в канцелярию, за документами. Его выписка из этих серых недружелюбных стен была не больше, чем простой формальностью. Не было никаких теплых слов или пожеланий на прощание. Детдом не умел отпускать тепло и по-доброму.
Накинув небольшой рюкзак на плечи, Борис вышел на улицу и направился к автобусной остановке. Он достал из кармана смятую желтую бумажка с адресом и с неудовольствием взглянул на криво написанное “деревня Зяблик, дом 7”.
— Отвратительное название, — буркнул хмуро Борис, сминая бумажку обратно и отправляя ее в карман, — как будто стишок какой-то детский. Или анекдот.
Вскоре на дороге показался огромный квадратный силуэт. Металлическая махина, громко поскрипывая, приблизилась к остановке. Открылась узкая грязная дверь, в которую Борис с отвращением зашел. Автобус окутал парня отвратительными резкими запахами дизельного топлива и пота.
Водитель, лысевший мужчина с толстыми щеками и огромным красным носом, взглянул маленькими глазками на Бориса с нескрываемым любопытством. На пухлых губах расплылась хитрая ухмылка.
— Куда путь держим, молодой? — пробасил он.
— До Зяблика.
Водитель резко вскинул брови и рассмеялся.
— Ого, да ты, смотрю, не местный. У нас тут редко кто в Зяблик едет. Тебя каким ветром-то занесло в это захолустье?
— Не ваше дело, — буркнул Борис, желая уже пройти в салон.
— Э, парень! Не хами давай! Я ж просто спросил! Ну ладно. Не хочешь говорить — не надо. Хоть денег за проезд не забыл?
— Не забыл, — Борис раздраженно достал из рюкзака деньги и протянул их водителю.
— А вон там пацанчик тоже до Зяблика, — вдруг сказал водитель, кивая на заднее сиденье, — может, познакомитесь там? Вдвоем-то веселее.
Борис, нахмурившись, бросил взгляд на заднее сиденье. Там сидел рыжеволосый кудрявый пацанчик лет четырнадцати на вид, в футболке с изображением какого-то фантастического существа. Он смотрел на Борю своими огромными зелеными глазами с особым интересом.
— Привет! — широко улыбнулся парень, демонстрируя ямочка, — я Федька. Федька Иванов. Ты тоже в Зяблик?
— Сказал же на входе. Да, — он нехотя пробормотал.
— О! Это ведь так круто! Там столько мест красивых! А я вот к бабуле еду, она там живет! А ты чего.
Борис раздраженно покосился на парня, но решил все же ответить. Может, как раз после этого Федя и отстанет от него.
— Да так, у меня там дом старый, от матери достался. Еду туда посмотреть его.
— А! Вот оно что! — снова оживился Федька, — ну, ты заходи, если что! Еще обязательно встретимся!
— Ага, — безучастно буркнул Борис и снова отвернулся к окну, надеясь, что его оставят в покое.
Да вот только в покое его не оставили. К разговору подключилась женщина средних лет, что сидела на сиденье впереди. У нее была большая сумка с овощами.
— О как, до Зяблика, говоришь? — спросила она, поворачиваясь к активно разговаривающим парням, — давно не было там никого из новых лиц. Авось, порядок там наведешь, а то дома уж совсем заброшены.
— Это не мое дело.
— Ох, молодежь! — вздохнула женщина, поправляя сумку с овощами на своих коленках, — вот вы все торопитесь, спешите. А вот жить на земле! Как наши предки! Никто этого делать-то не хочет. Там же так хорошо! Природа, тишина, воздух чистый!
— Ой! Насчет тишины — это вы перегнули, — неожиданно встрял в разговор Федька, — тут как раз-таки самый настоящий дурдом. Ну, как в деревне бывает: то петухи с утра до ночи орут, то собаки лают и воют, то какой-нибудь дядя Вася под окнами песни орет на всю деревню.
Женщина неожиданно рассмеялась:
— Да-а, есть такое. Но там все равно лучше, чем в городе.
Борис поморщился. Ему очень не нравилась эта болтовня, но он все равно, краем уха слушал, что они говорят.
И благо, вскоре автобус снова заполнился тишиной, и Борис благодарно уставился в окно. Он увидел, как мимо проносились поля, леса, какие-то деревенские дома. Парень чувствовал, как его сердце болезненно сжимается. Он не знал, чего стоит ожидать от этого Зяблика, но понимал, что ему нужно было туда ехать. Ему нужно было разобраться в своей жизни и в прошлом. И он был готов к этому, как бы тяжело это ни было.
Автобус, громко дребезжа и поскрипывая, с трудом довез парня до нужного поворота и высадил его. А дальше необходимо было идти пешкой, по разбитой проселочной дороге, которая перемешивалась с песком и грязью. По обеим сторонам росла высокая трава, за которой едва проглядывались поля. По пути попадались покосившиеся заборы, развалившиеся деревянные дома и заброшенные сараи. Вид деревни, как и ее странное название, не внушал оптимизма.
Зяблик.
Звучало, как название какой-то забытой сказки, или места, где обитают самые странные существа. Воздух был тяжелый, пропитанный запахом сырой земли и чего-то еще, что Борис не мог определить, но что-то тревожило его обоняние.
Дорога петляла между позабытыми огородами, где кое-где виднелись остатки урожая, какие-то поблекшие и пожухшие. Старые, потрескавшиеся плетни, местами уже и вовсе не имевшие вид прежней ограды, казались печальными следами былых хозяйств.
Борис шел, засунув руки в карманы ветровки, и мрачно размышлял о том, что у него совсем не было ни малейшего представления о том, как вести себя в этом новом месте.
Солнце уже понемногу клонилось к закату, окрашивания небо в красивые золотистые тона, а дорога становилось все более извилистой и сложной. Борис, не привыкший к таким прогулкам, чувствовал усталость во всем теле. Казалось, что каждый шаг давался с трудом, а тяжесть его рюкзака казалась неподъемной. Он представлял себе, как его мать ходила по этой самой земле, по этим же дорогам, как она шла к тому дому, который теперь наверняка был запустевшим и заброшенным. Мысли о ней кружились в голове бесконечным роем комаров в жаркий летний вечер.
Вдалеке показались силуэты домов. Некоторые из них, с обветшавшими крышами и потрескавшимися стенами, выглядели так, словно жизнь давно ушла из них. Они выглядели так, будто застыли во времени. Другие, хоть и выглядели не менее старыми, были лучше ухожены, с аккуратными садовыми насаждениями и видимыми следами бытовой жизни.
А по мере приближения к этим домикам, Борис начал различать звуки — негромкий собачий лай, скрип ворот, отдаленный смех детей. Это давало слабую надежду на то, что деревня вовсе не так пуста, как представлялось.
Уставший и перегревшийся под палящим солнцем, Борис добрался до магазина, который, судя по его виду, был единственным на всю деревню. И даже он не внушал никакого оптимизма. Парень тяжело вздохнул и зашел в помещение. Скрипнула дверь, вяло прозвенел колокольчик. В магазине воняло табаком. За прилавком стояла невысокая полная женщина, чья пышная грудь почти касалась прилавка. Она недовольно оглядела паренька.
— Еще один в эту жару. Нет бы дать мне спокойно отдохнуть. Чего заявился?
— А... Здравствуйте, — неловко отозвался Борис, подойдя поближе, — Я Борис. Сын Натальи. Она вроде жила тут раньше.
Лицо, как и взгляд продавщицы тут же переменился. Теперь она смотрела на него с презрением.
— А-а, сын Наташки, — нахмурилась женщина, — это той, что с водкой-то не расставалась? Уж очень надеюсь, что ты не в нее пошел. А коль в нее пошел, то советую тебе проваливать отсюда, пока тебя не отпинали местные жители.
Борис скрипнул зубами, стараясь сдержать гнев. Ему и так было тошно от всей ситуации, так еще и эти “радушные” местные жители доливали масла в огонь.
— Я не знаю, какой она была, и это не ваше дело. Не суйте свой нос в чужую семью, — ответил он, стараясь говорить спокойно, но в голосе все равно прозвучала обида и злость, — мне просто нужно узнать дорогу к дому номер семь. Будьте добры, помогите обычному человеку, не смотря на то, кем были его родители.
Женщина усмехнулась и недовольно махнула рукой в сторону дороги.
— Туда прямо, налево и увидишь. На окраине стоит, как развалюха. Удивительно, что ее до сих пор не снесли.
Борис раздраженно кивнул, сжав губы, и вышел из магазина. Он чувствовал себя еще боле опустошенным, чем раньше. Какая деревня, такие и люди. И как парень не мог предположить, что его так встретят. Все было более чем очевидно. Похоже, что и его мать тут “прославилась” на всю деревню.
Дорога была короткой, он быстро добрался до дома, который, к сожалению, и впрямь оказался развалюхой. Старый, покосившийся, с полу-обвалившейся крышей и прогнившими ставнями. Заросший крапивой и высокими сорняками, он производил угнетающее впечатление. Только Борис покинул серое гнетущее помещение детдома, как пришел в еще более отвратительное место, которое еще и чинить придется, прежде чем хотя бы это продать.
Если снаружи дом выглядел еще более-менее, то внутри все было еще хуже. Пыль, грязь, паутина, обвалившаяся штукатурка — все говорило о том, что дом очень давно заброшен. Борис тяжело вздохнул, сбросил рюкзак на пол и принялся за работу. Он начал выносить мусор, подметать пол, расчищать все окна от грязи и убирать осколки. Работа была очень тяжело и монотонной, но это хотя бы как-то отвлекало его от гнетущих мыслей.
Борис убирался до позднего вечера, пока не устал настолько, что попросту не мог больше стоять на ногах. В углу, за грудой мусора и бутылок, получилось отыскать старую, скрипучую кровать, накрытую пыльным покрывалом. Парень без раздумий рухнул на кровать и закрыл глаза, чувствуя невероятную боль во всем теле и тяжесть в душе.
— Просто отвратительный день, — пробормотал он и отключился.
Он не знал, как долго проспал, но внезапно проснулся от боли в затекшем теле и скрипе. Очень странном скрипе.
— Мыши? — первое, что пришло на ум парню. Но скрип был сильнее, словно кто-то ходил по чердаку. Борис напрягся и поднялся на ноги. Воры? Но что здесь можно своровать? Здесь нет ничего, кроме грязи и пустых старых бутылок.
Парень взял старую папку, которая валялась в углу и вышел из комнаты. Конечно, плохое оружие, но и удар у Бориса был поставлен хорошо. При желании он сможет вырубить недоброжелателя. Вот только, что с ним делать дальше — он не знал.
Лестница на чердак была узкой и крутой, она скрипела под каждым шагом. Борис осторожно поднялся наверх. Чердак был темным и пыльным, но, в отличие от комнат, тут чувствовались тишина и спокойствие. На чердаке лежали старые вещи, какие-то книги, большой деревянный сундук. Но никаких доброжелателей, что не могло не радовать.
Борис зажег найденную у входа на чердак керосиновую лампу и принялся осматривать чердак. Мусора здесь было гораздо меньше, казалось, что рука матери просто не поднялась все завалить тут мусором. А вещей было гораздо больше.
Среди старых газет и фотографий он нашел пыльный детский альбом. Борис открыл его и с удивлением увидел старые фотографии, на которых он был совсем маленьким. На руках его держала Наталья, его мать. Именно на этих снимках она была очень красивой и молодой девушкой. На ее лице сияла улыбка, полная любви и надежды.
Борис, в шоке, провел пальцем по снимку, чувствуя, как сердце болезненно сжимается. Почему же его мать стала такой, какой ее знает половина деревни? Парень перелистывает страницы, находя все больше и больше фотографий. Вот она, смеющаяся, с длинными распущенными волосам, с сияющими зелеными глазами. На другом снимке она держала маленького Бориса на коленях, читая ему какую-то книжку. А здесь она играла с ним в прятки.
Эти фотографии были словно из совершенно другой жизни. Из жизни, в которой царила любовь, забота и надежда в светлое будущее. Их жизни, которую Борис никогда не знал и не помнил, слишком был маленьким на этих фотографиях. Он искренне не понимал, как такая прекрасная любящая женщина превратилась в ту спившуюся и озлобленную алкоголичку, про которую с такой ненавистью рассказывали в магазине. Что же произошло? Какая тьма поглотила ее свет?
А после в том же сундуке он нашел дневник матери...
Ещё больше историй здесь
Как подключить Премиум
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк и подписка.