Дом семьи Лаврентьевых был небольшим, но уютным. Одноэтажный, с покосившимся крыльцом и резными ставнями, он стоял на краю поселка, окруженный яблоневым садом. Здесь всегда пахло свежей выпечкой, осенними листьями и чем-то родным, неуловимо теплым.
Виктор Лаврентьев был человеком строгим, сдержанным. Высокий, с пронзительными серыми глазами и коротко остриженными волосами, он редко показывал эмоции, но его голос не терпел возражений. Наталья, напротив, казалась мягче – небольшая женщина с теплыми карими глазами и задумчивым выражением лица. Она всегда держала дом в порядке, а сад — в цвету.
И была еще Оля. Их единственная дочь.
Оля росла тихим ребенком. Ей не было свойственно громкое веселье деревенских ребят, зато она часами могла сидеть в саду с книжкой или рассматривать небо, пока отец что-то строгал в сарае. В школе она училась неплохо, но подруг у нее было мало. Только соседская девочка, Алина, часто приходила в гости, и они запирались в комнате, болтая о чем-то своем.
А потом… Оля пропала.
Это случилось осенью. Было уже холодно, деревья сбросили листву, и серое небо нависло над поселком тяжелой пеленой. Вечером, когда Наталья позвала дочь ужинать, в доме стояла тишина.
— Оля? – громче крикнула она, выходя на крыльцо.
Двор пустовал. В сарае свет не горел, у яблонь ветер шуршал последними листьями. Наталья нахмурилась и вернулась в дом.
— Виктор, ты не видел Олю?
Муж отложил газету, медленно поднял на нее взгляд.
— Она в комнате, наверное.
— Я звала — не отвечает.
Виктор встал, прошел в коридор и тихо постучал в дверь дочери. Тишина. Он толкнул дверь — кровать не тронута, книги лежат стопкой на столе, куртка висит на стуле. Все, как было утром.
Оли не было.
Сначала они обыскали весь дом, потом двор. Наталья выбежала на улицу, позвала дочь, обошла сад, заглянула в старый колодец за домом. Виктор отправился к соседям. Никто не видел Олю.
Через час Наталья уже рыдала, а Виктор, сжав зубы, вызвал полицию.
Поисковые группы прочесывали окрестности всю ночь. Полицейские осматривали каждый куст, фонари освещали темный лес за домом. Волонтеры кричали имя девочки, но в ответ раздавался лишь ветер.
Оля исчезла бесследно.
А через несколько дней поиски свернули.
Родители Оли скорбели. Наталья почти не выходила из дома, сидела у окна, вглядываясь в осенний лес. Виктор мало говорил, но каждый вечер уходил в сарай и долго сидел там в темноте.
Люди в поселке говорили разное. Кто-то шептался, что девочка сбежала, кто-то верил, что ее украли. Но время шло, и про Олю начали забывать.
Только родители не забыли. Они помнили.
Каждую ночь.
Каждый шорох за окном.
Каждый холодный порыв ветра.
Прошло пятнадцать лет. И однажды ночью телефон зазвонил.
Телефон зазвонил глубокой ночью, разрезая тишину дома пронзительным, неприятным звуком. Наталья вздрогнула, крепче натянула одеяло на плечи. Виктор, лежащий рядом, медленно открыл глаза.
— Возьми, — хрипло сказал он.
Руки Натальи дрожали, когда она потянулась к старому телефону, лежащему на тумбочке. Экран светился незнакомым номером.
— Алло?..
— Мам…
Воздух застрял в легких.
Голос был тихий, едва слышный сквозь помехи. Девичий. Родной.
— Мам, ты слышишь меня?..
Наталья разжала губы, но не смогла выдавить ни звука. Сердце забилось в бешеном ритме.
— Кто это? — Виктор сел на кровати, тяжело дыша.
— Это я, мама… — Голос дрогнул. — Это Оля.
Наталья резко встала, сжав телефон обеими руками.
— Это… какая-то ошибка, — выдохнула она, глядя в темноту.
— Нет, мама, это не ошибка. Я знаю, как вы жили все эти годы. Как каждый день делали вид, что я просто исчезла.
Тишина на том конце. Только слабый, прерывистый вдох.
— Где ты? — спросил Виктор, не узнавая собственного голоса.
— Там, где вы меня оставили.
Гулкая пауза.
— Прекрати, — голос Натальи сорвался. — Это… плохая шутка.
— Шутка? — В голосе Оли появилось что-то похожее на смех. — Так же, как была шуткой моя беременность? Или то, что я хотела сбежать?
Наталья судорожно вдохнула. В груди разлился липкий страх.
— Оля…
— Вы ведь знали, что я встречалась с Антоном, — продолжал голос. — Вы знали, что я беременна… Помнишь, мама, как ты плакала на кухне, а отец просто молчал?
Виктор сжал кулаки.
— Хватит, — резко сказал он.
— Ты ударил меня, папа… — Голос стал шепотом. — Ты сказал, что я опозорила семью. Что мне нет места в этом доме.
— Ты лжёшь! — Наталья сдавленно закричала.
— А потом я сказала, что уйду. Что уеду в город. Что расскажу обо всем.
Тишина в трубке.
— Ты не могла уйти, — тихо сказал Виктор.
— Да. Вы не дали мне.
Глухой стук сердца. Наталья закрыла глаза, пытаясь не вспомнить, но память ожила — холодное осеннее утро, плачущая дочь, окровавленный пол.
— Ты слишком хорошо сыграла, мама, — голос Оли был странно спокойным. — Как ты рыдала перед полицейскими. Как отец бегал по селу, кричал мое имя. Как вы держали мою фотографию, давая интервью…
Горло Натальи сжалось.
— Оля… — ее голос был едва слышен.
— Вам не казалось странным, что никто не нашел тела? — продолжал голос.
Наталья встретилась взглядом с мужем. Виктор смотрел на нее так, будто боялся поверить в реальность происходящего.
— Где ты?.. — Наталья сама не понимала, зачем спросила.
На том конце снова раздался этот тихий, мертвый смех.
— Посмотри в окно.
Наталья не дышала.
Глухая ночь. Темный сад. И чей-то силуэт среди яблонь.
Мгновение — и телефон выпал из рук Натальи, глухо ударившись о деревянный пол. В висках стучало, холодный страх оплел позвоночник липкими пальцами.
— Этого не может быть, — прошептала она, шагнув назад.
Но Виктор уже мчался к окну. Рывком раздернул шторы.
За стеклом — ночь. Чёрный, беззвёздный купол неба, растерзанные ветром кроны яблонь.
И силуэт.
Чёткий, недвижимый, словно вросший в землю.
— Господи… — губы Натальи задрожали.
Виктор вскочил, схватил с полки ружьё.
— Это кто-то играет с нами! — его голос дрожал от гнева, но в глазах метался звериный ужас. — Я пристрелю…
— Нет! — Наталья схватила его за руку. — Это она…
— Чушь! Она мертва!
Она помнила — каждую секунду той ночи...
Оля стояла у двери с рюкзаком, сжимая лямки.
— Вы меня не остановите, — голос дрожал, но в глазах была решимость. — Я не позволю вам больше меня бить!
Виктор молчал. В его взгляде не было злобы — только что-то холодное, чужое. Наталья тогда подумала: разве может отец так смотреть на дочь?
— Ты портишь себе жизнь, — наконец, проговорил он, подойдя ближе.
Оля попятилась.
— А ты испортил мою!
Словно щелчок спускового крючка.
Удар.
Оля рухнула, вскрикнув. Кровь капнула на деревянный пол.
— Виктор, нет… — Наталья шагнула вперёд, но муж толкнул её в сторону.
Оля тяжело дышала, приподнявшись на локтях.
— Я расскажу обо всём, — шептала она. — Пускай знают… пускай знают, что ты…
Она не договорила. Второй удар был точным, сильным.
Тишина.
Наталья долго сидела на полу, зажимая уши, чтобы не слышать, как Виктор волочит тело к выходу.
— Папа… — голос Оли снова зазвучал из телефона.
Виктор медленно обернулся, застыв с ружьём в руках.
— Ты так хорошо всё устроил, — голос был тихий, насмешливый. — Так аккуратно избавился от меня. А потом обнимал маму, утешал её, говорил, что всё будет хорошо.
— Прекрати, — Наталья закрыла лицо руками.
— Но мне не было хорошо, мама. Мне было страшно. Холодно. Темно.
Виктор с рёвом рванул к двери, но, едва коснувшись ручки, замер.
Шаги.
Глухие, медленные.
— Нет… — Наталья сделала шаг назад.
Половицы в коридоре заскрипели.
Шаг.
Ещё один.
Дверь в спальню приоткрылась.
На пороге стояла Оля.
Бледная, с синими губами. Лицо в тенях, но глаза… глаза светились в темноте.
— Вы сделали вид, что я пропала, — шепнула она. — Теперь исчезнете вы.
Свеча на столе мигнула и погасла.
А дальше была только темнота.