Все части повести здесь
И когда зацветет багульник... Повесть. Часть 8.
Ольга кивнула.
– Вы хотя бы честны передо мной. Не знаю, что у вас там приключилось с моими родителями – ни вы, ни они не говорят, но я вас поняла. И спасибо за эту вашу честность – она немного помедлила – я забегу вечером, проведать вас. А суп кушайте, там много еще осталось.
– Они сами, твои родители, рассказать тебе должны. Не я это начала – ни мне и болтать.
Она вышла из дома и скоро увидела Никитку, который сидел в телеге и лениво управлял лошадкой. Посмотрел на сестру, спросил:
– И как работать собираешься? Глаза вон – что щелки! Как там дела? – он кивнул на дом.
– Фельдшер был. Легче ей сейчас.
– Мамка тебе за курицу вставит. У нее каждый кусок учтен.
– У них вообще есть нечего. Девчонка от голода синяя, да и сама тетка Прасковья. Полинка говорит – все запасы подъели за зиму...
Ольга прыгнула в телегу.
– Довезешь до полей?
Часть 8
Она никогда не видела их здесь раньше, а потому насторожилась: незнакомые мужики в полях – это или из соседней деревни, либо... те самые бандиты, о которых Лука Григорьевич говорил. Настораживало еще и то, что это были абсолютно здоровые мужики – а здоровые сейчас в основном все были на фронте. Значит, эти скрываются, прячутся... Лука Григорьевич так и говорил – бандиты те в основном из тех, кто воевать не пошел, скрывался от мобилизации по полям, да по лесам, и вредительством занимался. Сколько родственников тех бандитов пострадали – не перечесть! Позор укладывался покрывалом на материнские и отцовские седины, публичное презрение к таким людям не давало спокойно жить, а бандитам – хоть бы хны! Лишь бы самим в живых остаться – переждать, пересидеть, а там, глядишь, все и забудется...
На них были кирзовые сапоги, штаны и теплые косоворотки, на головах – фуражки. Видимо, они давно заприметили Ольгу, потому и направились к ней так решительно, видели, что она одна.
Она понимала: самое главное – не показать, что боится их, иначе... неизвестно, что будет. Время сейчас такое, что быстро ее вряд ли хватятся если что. Это-то и страшно...
– Привет, красавица! – расхлябанным тоном сказал один из них, когда они подошли ближе. Потом достал из кармана самокрутку и чиркнул спичкой – не подскажешь, сколь до ближайшей деревни? Сама-то ты откуда? А много ли у вас мужиков?
Ольга чуть вздернула подбородок – не показать бы виду, что внутри все трясется, как осиновый лист. Тех, что Лука Григорьевич бандитами называл, она приравнивала к тем же немцам: во время войны наносить своей же стране и людям урон – это сродни самому тяжелому преступлению.
– Мужиков хватает! – громко сказала она – а вы чьи будете? С какой целью пожаловали?
Они переглянулись и враз усмехнулись, посмотрев на Ольгу.
– Да мы... – начал один и вдруг резко сменил тему – а что же ты, красавица, одна гуляешь?
– А чего мне бояться? Я у себя дома!
– Храбрая какая! – заметил второй – а может, так сказать, вместе... погуляем-то?
Он коснулся своего ремня и медленно начал его расстегивать. Второй смотрел, ухмыляясь, на то, как Ольга все плотнее вжимается в стог сена. А она переводила затравленный взгляд с одного на другого и думала о том, что не для того она верность Илье берегла и блюла себя, чтобы сейчас какой-то упырь над ней надругался. Услышала их тихий говор:
– Сначала ты ее подержишь, потом я.
– Заметано... Хороша девка...
Подумала о том, сколько женщин оказались замучены этими тварями и их похотью... О том, что Илья там, сражается с врагом, а она тут каких-то бандитов испугалась.
Молниеносным движение выхватила вилы из стога, направила на бандитов.
– А ну, назад! Ткну в морду – на всю жизнь кривыми останетесь да без глаз! И не посмотрю, кто вы есть – из соседней деревни или бандиты! Назад, я сказала!
Оба они опешили, а Ольга резко дернула вилы вперед, так, что попала одному из них в ногу. Мужик вскрикнул, застонал.
– Ах, ты, сука! Че творишь? Гадина!
Второй попытался было приблизиться к ней, но Ольга направила вилы в его сторону и закричала:
– Тоже хочешь?! Только попробуй дернуться – получишь так, что идти не сможешь!
У того, кого она ткнула вилами и, видимо, попала в какое-то серьезное место, ручьем из раны бежала кровь. Второй все еще не оставлял попыток отобрать у нее вилы, но она снова выбросила их вперед, и тот заорал еще громче первого.
– Я сказала – назад! Забирай своего приятеля – и вон отсюда!
– Ну, сука! – часто дыша, заприговаривал второй – мы тебя еще найдем!
Он закинул руку приятеля себе на шею – у него прокол от вил был менее серьезным, потому он сам мог идти прихрамывая, и помогая своему другу.
Как только они отошли на порядочное расстояние, Ольга, не чуя под собой ног, кинулась в сторону деревни. Она бежала так быстро, что казалось – сердце сейчас выскочит из груди. Бросилась в сельсовет, влетела туда, запыхавшаяся, растрепанная, с выбившимися из-под платка прядями волос.
– Дядька Лука! На лугу, том, что с копной, бандиты, двое!
– Что? – Лука Григорьевич встал ей навстречу – как поняла, что бандиты?
Ольга рассказала ему все, ничего не скрывая, о том, что произошло совсем недавно.
– Чужаки это, дядька Лука! Точно не из соседних деревень – я тамошних мужиков мало-мальски знаю! И они здоровые, такие на фронте должны быть, а они по лесам шарахаются!
Когда рассказывала про то, что они делать с ней собирались – покраснела, кинулся в лицо жаркий румянец стыда. Лука Григорьевич посерьезнел, стал бешено крутить ручку старенького телефонного аппарата для соединения с райцентром.
– Ранила, говоришь? – спрашивал он Ольгу – вилами? Молодец, Олюшка! Ты иди, водички вон там попей в коридорчике, я сейчас тут с товарищем поговорю.
Она вышла в коридор, устало опустилась на скамью. Напряжение последних минут спало, и она почувствовала невероятное облегчение. Лука Григорьевич вышел к ней, сел рядом, приобнял за плечи.
– Сильно испугалась?
Она покачала головой, кинула на него взгляд больших карих глаз – в этом взгляде сейчас читалась решительность и жесткость.
– Стыдно в наше время бояться, дядька Лука... Мужчины там, на фронте, а мы тут что – как осиновые листы трястись будем?
– Ох, девочка! Страшно подумать, чтобы было, коли бы ты на те вилы в стогу не наткнулась! Милиционер-то у нас один на три деревни, ну да ничего – он мужиков в подмогу возьмет, все знают, что нонче эта шелупонь по деревням, лесам, да полям гуляет.
– Поймают их, дядька Лука?!
– А как же, девочка! По описанию, да по поведению похоже на то, что как раз бандиты это, так что поймают, конечно! Ты молодец, что не испугалась и сообразила вовремя, что делать надобно.
Скоро новость о том, что Ольга Забелина, дочь Прохора, «обезвредила двух бандитов», разнеслась по всей деревне и частично – по соседним. На нее посматривали, как на героиню, а Ольге было неловко – ничего такого, как она думала, она не сделала. Ну, проткнула ноги вилами двум мужикам, только все это от страха, от боязни пережить насилие. Потому она старалась отмалчиваться, когда ее начинали об этом расспрашивать. Но и без ее рассказов история эта обрастала все бОльшими и невероятными подробностями.
Тем более, что милиционер местный, взявший с собой мужиков, тех бандитов обнаружил в лесу в овраге. Они сидели на земле, тот, что был ранен сильнее, практически терял сознание. Взяв их под стражу, мужики отвели бандитов в райцентр, откуда те были переданы в городскую милицию для установления личностей. При них были найдены ножи, а в рюкзаках – еда на несколько дней и чьи-то украшения, не ценные, но скорее всего, ворованные, видимо, в какой-то из деревень они уже успели пошуровать. А потом выяснились и их личности – это действительно были бандиты, скрывающиеся от мобилизации и не желающие воевать на благо Родины.
– Ты у нас теперь герой! – удовлетворенно улыбался Лука Григорьевич – и Илья тобой гордиться может – геройская у его невеста! Вона как на раз-два с бандитами расщелкалась. Батька у тебя геройский и ты – ровня ему, как ни на есть – ровня! Не испужалась, махом их обезоружила, сейчас они в руки закона переданы.
Но Ольга не видела в своем поступке повода для гордости. Наверное, потому, что все-таки в тот момент был страх в ее сердце, и тогда она поняла, что бояться может каждый, страх для человека – нормальное чувство. Ей было как-то стыдно перед Ильей за этот мелкий, на ее взгляд, поступок, стыдно перед Наташкой – та не испугалась, отправилась на фронт, воевать, быть сестрой милосердия, а она, Ольга? Двух бандитов вилами жахнула – и довольна. И то жахнула-то только потому, что если бы не сделала этого – распрощалась бы со своей девичье честью, а может быть, и с жизнью. А если бы дело кого другого касалось – также бы поступила? Встала бы на защиту, или убежала бы со страху подальше? Горько было от тех мыслей – рылась, рылась у себя в душе, снова и снова задавая себе вопросы.
Мать на известие о ее «подвиге» отреагировала как-то вяло – она снова ждала письма от отца, не спала ночами и от чего-то все чаще и чаще плакала. Ольге все казалось, что мать скрывает что-то от них с Никиткой, но что – она никак не могла понять. А потому не углублялась сильно в этот вопрос и думала, что все это – от переживаний за отца.
Никитка же, узнав о происшествии, сказал сестре мрачно:
– Ты, Ольга, молодец конечно! Но нечего по лесам, да лугам, одной шататься – время сейчас такое, опасно это. Если надо куда сходить – мне скажи, время выберем и вместе пойдем! Вдвоем все сподручнее бандитам противостоять! Не рискуй собой просто так. В этот раз повезло тебе, что вилы в стогу были, а в следующий раз может так не повезти – искалечат душу и тело твое, да еще и прикопают где...
Понимала Ольга душой, что брат прав, но горько было от того, что нельзя на собственной земле себя безопасно чувствовать.
Она снова получила от Ильи письмо, в котором он просил проведать мать, тетку Прасковью.
«Олюшка, я знаю, что не любит тебя мамка отчего-то. Но она больна сейчас, а дома только малые, да и то, кого-то из них батькина сестра забрала к себе в райцентр. Мамка фельдшера не вызывает, говорит, не надо мне врачей. Я боюсь – как она там одна, с ней же только Полинка, а ей всего шесть лет. А все из-за Аникушки, попадись он мне! Вояка нашелся! Поймаю когда – штаны стяну и отхожу хворостиной!».
Ольга даже раздумывать не стала – собралась и пошла к тетке Прасковье.
В темном доме, еле освещаемом лампочкой, Полинка, сестра Ильи, подметала самодельным веником полы. В доме, по всей видимости, давно не было уборки, пахло чем-то прелым и затхлым, кислым... Ольга подумала про себя, что так, вероятно, пахнет болезнь. Тетка Прасковья лежала на сундуке в углу, накрытая вывернутым мехом наружу тулупом. Глаза ее были закрыты, она металась в жару, на голове лежало смоченное холодной водой полотенце. Ольга пощупала голову и щеки женщины, вгляделась в мутные глаза. Тетка Прасковья громко, испуганно закричала, всмотревшись в Ольгу.
– Полюшка! – обратилась девушка в сестре Ильи – ты беги до председателя. Я ему записку напишу.
Долго уговаривать Полинку не пришлось – скоро она уже бежала на другой конец деревни, сжимая в руках наскарябанную Ольгой на бумажке карандашом записку.
Ольга же проворно навела в доме порядок, открыла окно, чтобы свежий воздух проникал в темные комнаты, устраняя застаревший запах, посмотрела, какая еда есть в доме – было совсем немного, но что-то сообразить было можно.
К вечеру сбегала домой. Спросила у Никитки – нужна ли она дома, а когда он в ответ пожал плечами, сказала:
– Там тетка Прасковья в жару мается. Я фельдшера у них дождусь – что он скажет? Мамке скажи, что я... поздно я приду...
Она спустилась в погреб и достала оттуда крошечный кусочек курицы из бочки с солониной. Мать заготавливала и курей таким образом – мясо тогда долго не портилось, и можно было из него варить похлебки. Также взяла несколько картошин, подумала о том, что видела у тетки Прасковьи листья капустные, правда, пожухлые, но на бульон сгодятся.
Полинка сидела рядом с матерью, держа ее за руку.
– Поль, ты когда кушала последний раз? – спросила у нее Ольга.
– Хлеб с водой седни ела – ответила девчушка – мамке брусничных листьев назаваривала – она пила, а мне и вода сойдет...
– Я сейчас курицу сварю, поешь. Да и мать твою надо покормить.
Фельдшер прибыл ближе к ночи. Осмотрел тетку Прасковью, поставил какой-то укол, Ольге дал порошок в крошечном пузырьке.
– Она поправится – разведешь ей завтра утром – он рассказал, как это сделать правильно – и покормить ее надо. Я так понимаю, у нее никого почти не осталось, малые только? Председатель-то рассказал мне немного... Что ж делать-то... Времена такие. Ладно, поеду, меня еще в одном месте ждут, беременная там мается, разродиться не может. Если что – к Григоричу бегите, он меня найдет...
Ольга поблагодарила доктора. Был он стар, сед и вид у него был очень уставший. Еще бы – всех более-менее молодых врачей на фронт отправили – на местах оставили стариков, да еще по одному на две-три, а то и четыре деревни.
Ольга покормила Полинку, дала попить воды очнувшейся тетке Прасковье, которая и не поняла даже, кто с ней сидит и поит ее, устроилась рядом на двух стульях – а то не дай бог, очнется ночью женщина, опять бредить будет, Полинку испугает.
– Тетя Оля, может, ты домой пойдешь? – спросила девочка – я с мамкой и сама сижу... Не бойся, я и не напугаюсь вовсе...
– Вот я посижу с мамкой, а ты спать ложись – Ольга погладила девочку по тонким растрепанным косичкам – дети спать должны ночью...
Она видела, что личико у малышки совсем осунувшееся, значит, бредит по ночам тетка Прасковья, а малышка ей и повязку на лбу поменяет и успокоит, и попить даст. Ребенок совсем, а все понимает... Вот в чем подвиг, вот в чем поступок настоящий, а не то, что Ольга сделала...
Ночью тетка Прасковья несколько раз плакала, звала своих сыновей, махала руками и кричала. Ольга успокаивала ее, вытирала со лба крупные капли холодного пота, давала пить и меняла напрочь высохшую повязку на лбу. Потом, когда та успокаивалась, подходила к Полинке – девчонка спала, крепко, так, что даже не переворачивалась во сне. Ольга накрывала ее тонким покрывалом и снова шла к больной.
Утром, открыв глаза, Прасковья с удивлением осмотрела чистый, прибранный дом, увидела темноволосую головку, притулившуюся рядом на стуле, осторожно потрясла девушку за руку, и когда та проснулась, разлепив сонные глаза, испуганно спросила:
– Полинка?
– Спит она – улыбнулась Ольга – Прасковья Матвеевна, вы как себя чувствуете? Вам лучше?
Та повела носом, с удивлением почувствовав запах вареной курицы, увидела на столе небольшой кусок хлеба, – Ольга также прихватила его из дома – спросила:
– Давно ли со мной такое?
– Вчера фельдшер приезжал, укол вам поставил. Но вы не помните, наверное... Он дал порошок лекарственный – я сейчас разведу и попою вас. Сказал, что вы поправитесь.
Она дала женщине лекарство, потом налила ей куриного супа в плошку, с несколькими кусочками мяса и картошки с капустой.
– Вот. Давайте, я вас покормлю – она видела, как тряслись от слабости руки у женщины – покормлю, и бежать мне надо, в колхоз – работы много.
Пока кормила женщину, та спросила у нее:
– Ты как здесь оказалась, Ольга?
Она немного помедлила, потом ответила:
– Илья мне письмо написал, попросил вас проведать, сказал, что болеете вы, а рядом – только Полинка...
Когда Ольга уходила, та сказала:
– Подойди ко мне... Сказать чегой-то хочу...
И когда девушка подошла и наклонилась к ней, та произнесла:
– Я умею быть благодарной, Ольга. Несмотря на давнюю вражду с семьей твоей... Но знать ты должна, я честна с тобой сейчас, а потому сказать тебе хочу – не будет никогда мостика между нашими семьями. И тебя я искренне, как невестку, не полюблю никогда. Слишком много боли между нашими семьями в прошлом. Понятно, что дети за родителей не в ответе, да только не тот это случай. Велика пропасть и не преодолеть ее, не перепрыгнуть, мостка не положить... Не сердись на меня за это и прости, если можешь... Илья, конечно, взрослый человек, и я верю, что он вернется с фронта, и только ему решать, с кем свою жизнь строить. Но знай – тебя, как невестку, я никогда не приму. Спасибо тебе за все, что сделала для меня вчера и сегодня, но не обессудь. А теперь иди.
Ольга кивнула.
– Вы хотя бы честны передо мной. Не знаю, что у вас там приключилось с моими родителями – ни вы, ни они не говорят, но я вас поняла. И спасибо за эту вашу честность – она немного помедлила – я забегу вечером, проведать вас. А суп кушайте, там много еще осталось.
– Они сами, твои родители, рассказать тебе должны. Не я это начала – ни мне и болтать.
Она вышла из дома и скоро увидела Никитку, который сидел в телеге и лениво управлял лошадкой. Посмотрел на сестру, спросил:
– И как работать собираешься? Глаза вон – что щелки! Как там дела? – он кивнул на дом.
– Фельдшер был. Легче ей сейчас.
– Мамка тебе за курицу вставит. У нее каждый кусок учтен.
– У них вообще есть нечего. Девчонка от голода синяя, да и сама тетка Прасковья. Полинка говорит – все запасы подъели за зиму...
Ольга прыгнула в телегу.
– Довезешь до полей?
– Угу... Оль, слушай, я вот думаю... Едим мы мало. Вы с мамкой в колхозе, ну, с собой берете по куску лепешки, да перо от лука, да сахара немного. Я тоже... перебиваюсь... А куда у нас еда-то пропадает? Мамка все экономит, экономит эту солонину, а она уменьшается. Это как так?
– Я не знаю – Ольга пожала плечиком – может, мы сами не замечаем, как едим?
...Пролетело еще три месяца. С тех пор, как она подробно и обстоятельно написала Илье о состоянии тетки Прасковьи, ответного письма от него не было. Ольга уже переживать начала – куда же потерялся Илья, почему не пишет. Ждала терпеливо, и у Никитки все спрашивала, смотрела тревожно в глаза. Но тот только головой качал – нету, мол, весточки тебе. И жалко было ему Ольгу – видел, как она переживает за любимого.
... Конец августа ознаменовался небывалой жарой. Солнце высоко стояло в небе – зной накатывал волнами, все жарче и жарче – ни ветерка не дунет, ничего... Тяжело было по такой жаре работать. Ольга разогнула уставшую спину, посмотрела назад – далеко ушла от товарок. Спорые, привыкшие к работе руки не позволяли себе даже малейшей передышки. Внимательно всмотрелась в горизонт – там, вдали, кто-то направлялся по тропинке в сторону деревни. Шел навстречу, походка была медленная и какая-то... странная. Ольга подняла руку, заслоняясь от солнца и вдруг, вскрикнув, кинулась навстречу путнику.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
Все текстовые (и не только), материалы, являются собственностью владельца канала «Муза на Парнасе. Интересные истории». Копирование и распространение материалов, а также любое их использование без разрешения автора запрещено. Также запрещено и коммерческое использование данных материалов. Авторские права на все произведения подтверждены платформой проза.ру.